Мы позавтракали вместе, съели гречневые лепешки и деревенские колбаски, тосты и клубничный джем нашей Марты, и писем в тот день было немного: одно приглашение мне, на танцы; одно уведомление о продлении подписки и один чек на дивиденды для Шарлотты. Я спросила ее, не хочет ли она провести полчаса в саду, ведь нельзя сидеть целыми днями в доме.
– Что-то не хочется, – покачала головой Шарлотта. – Пожалуй, пойду прилягу.
– Ты не видела сад камней. Из твоего окна его не разглядеть. И ты не больна, чтобы валяться в постели как избалованное дитя; тебе нужно больше гулять.
Шарлотта вздохнула.
– Я очень устала, – сказала она. – Ненавижу ходить и стоять.
– Давай погуляем хотя бы полчаса?
Она пожала плечами.
– Спорить мне теперь труднее, чем соглашаться. Десять минут.
Ей было трудно ходить, и я взяла ее за руку. Мы вместе вышли в сад, к розам. Я убедилась, что поступаю правильно, когда Шарлотта остановилась и коснулась розы.
– Цветы в этом году прекрасны, – заметила она.
– Каждое лето они прекраснее, чем раньше. Такая у роз особенность.
Шарлотта засмеялась.
– Значит, следующим летом они будут так же прекрасны и без меня?
– Я посажу тебе розовый куст на могилу, – любезно пообещала я. – Пойдем, посмотрим сад камней.
Мы медленно спустились по тропинке мимо коттеджа, между рядами розовых кустов, мимо кухонного окна, из которого выглянула Марта, чтобы воскликнуть:
– Наконец-то! Давно пора было прогуляться!
Прошли мимо дома к саду камней, который мы с Шарлоттой когда-то устроили вместе и за которым этим летом я ухаживала сама.
– Ты слишком много времени тратишь на меня, – критично заметила Шарлотта. – Сколько сорняков…
– Я беспокоюсь о тебе, – слегка приобняв Шарлотту, сказала я, – куда больше, чем о саде. В следующем году…
– Энн, – произнесла Шарлотта будто бы против воли, удивляясь звуку своего голоса: – Энн, ты знаешь, что я оставила все это тебе?
– Что оставила, Шарлотта?
– Дом, и деньги, и все остальное. Я думала, ты знаешь.
– Мне кажется, об этом просто глупо говорить.
– Да, наверное. Я тут подумала, может, они не ошиблись, Нэйтан и тот другой доктор. Если, может быть, я не…
– Осторожнее! – крикнула я. – Змея! Шарлотта, берегись! – Я отпрыгнула от нее, крича: – Марта, Марта, помоги, змея!
Прибежала Марта и, запыхавшись, убила змею лопатой, а доктор Уэст сообщил мне потом, что, конечно, это была не гремучка, а безвредный садовый уж.
– Мне так жаль, – сказала я ему, – я все думаю, как мы стояли и разговаривали, так тихо и спокойно, и если бы я не теряла головы…
– Откуда вам было знать? – вздохнул он.
– Наверное, я боюсь змей так же сильно, как Шарлотта пауков. Но все же… я должна была прежде всего заботиться о Шарлотте. Если бы я только успела обо всем подумать…
– Это было неизбежно, – возразил доктор Уэст.
Хуже всего нам с Мартой пришлось, когда мы разбирали одежду Шарлотты. В некоторых карманах оставались шоколадные конфеты, а в одном кармане, в свитере, который она надела в то утром, я нашла записку: «Тебя выбрасывают из жизни. Докажи, что кое-что значишь». Эту, единственную, я написала не левой рукой, и потому я ее сожгла.
Один обычный день с арахисом
«Фэнтези и научная фантастика», январь 1955 г.
Мистер Джон Филип Джонсон закрыл за собой входную дверь и спустился по парадной лестнице, радуясь утру и чувствуя, что в мире все хорошо, и солнце светило, даря тепло, а новые стельки в ботинках были очень мягкими, и он знал, что, несомненно, выбрал правильный галстук, подходящий к солнечному дню и удобным ботинкам, и весь мир казался ему великолепным и замечательным. Несмотря на невысокий рост и галстук, возможно, чуть более яркого оттенка, чем следовало бы, мистер Джонсон излучал ощущение благополучия. Спустившись по ступенькам, он вышел на грязный тротуар и улыбнулся прохожим, а некоторые из них даже улыбнулись в ответ. Он остановился у газетного киоска на углу и купил газету, сказав с подлинной убежденностью продавцу и двум другим мужчинам в очереди перед ним: «Доброе утро!»
Не забыв набить карманы конфетами и арахисом, мистер Джонсон отправился по делам. У цветочного магазина он купил гвоздику в петлицу, однако почти сразу подарил цветок малышу в коляске, который остановил на нем неподвижный взгляд, а потом улыбнулся, и мистер Джонсон улыбнулся в ответ, а мама ребенка минуту сосредоточенно рассматривала мистера Джонсона и тоже улыбнулась.
Пройдя несколько кварталов, мистер Джонсон перешел на другую сторону улицы. Каждое утро он выбирал новый маршрут, предпочитая отыскивать пути, насыщенные событиями. В этом он больше походил на щенка, чем на взрослого делового человека. Сегодня утром он заметил припаркованный у тротуара фургон – мебель, которую вынесли из квартиры, стояла наполовину на тротуаре, наполовину на ступеньках, а зеваки придирчиво рассматривали царапины на столах и пятна на стульях. Усталая женщина, пытаясь одновременно присматривать за маленьким мальчиком, руководить грузчиками и пересчитывать мебель, явно старалась укрыть свою личную жизнь от любопытных взглядов. Мистер Джонсон остановился и на минуту присоединился к толпе зевак, а потом подошел к женщине и, вежливо прикоснувшись к шляпе, сказал:
– Быть может, я смогу присмотреть за вашим мальчиком?
Женщина повернулась и недоверчиво взглянула на него, а мистер Джонсон поспешно добавил:
– Мы сядем вот здесь, на ступеньках.
Он махнул рукой мальчику, который, поколебавшись, ответил на искреннюю улыбку мистера Джонсона. Мистер Джонсон вытащил из кармана горсть арахиса и сел на ступеньки рядом с мальчиком, который сначала отказался от арахиса, утверждая, что мать не разрешает ему принимать еду от незнакомцев; мистер Джонсон на это ответил, что, вероятно, она не имела намерения включать арахис в список запрещенной еды, так как эти орехи дают даже слонам в цирке, и те их едят, и мальчик по некотором размышлении торжественно согласился. Они сидели на ступеньках и по-дружески жевали арахис.
– Переезжаете? – поинтересовался мистер Джонсон.
– Да, – кивнул мальчик.
– Куда?
– В Вермонт.
– Хорошее место. Там много снега. И кленового сахара. Ты любишь кленовый сахар?
– Конечно.
– В Вермонте много кленового сахара. Собираешься жить на ферме?
– У дедушки.
– Твой дедушка любит арахис?
– Конечно.
– Отвези и ему немного, – предложил мистер Джонсон, потянувшись к карману за орехами. – Вы едете вдвоем с мамой?
– Ага.
– Вот что я тебе скажу, – проговорил мистер Джонсон. – Возьми-ка арахиса, перекусишь в поезде.
Мать мальчика, то и дело бросавшая на них встревоженные взгляды, казалось, решила, что мистеру Джонсону можно доверять, и полностью посвятила себя присмотру за грузчиками. Она старалась предотвратить то, что грузчики на самом деле делают весьма редко, но каждая домохозяйка верит, что они только и ждут, как бы сломать ножку обеденного стола или уложить кухонный стул на лампу. Почти всю мебель уже погрузили, и женщина пребывала в том состоянии, когда в голове сидит навязчивая мысль, будто самые важные вещи забыты где-нибудь в глубине шкафа или у соседей, или на бельевой веревке.
– Все погрузили? – уточнил грузчик, повергая хозяйку в ужас.
Она неопределенно кивнула.
– Хочешь поехать в кузове с мебелью, сынок? – спросил грузчик мальчика и засмеялся.
Мальчик тоже засмеялся и заметил мистеру Джонсону:
– Думаю, мне понравится в Вермонте.
– Удачно доехать, – пожелал ему мистер Джонсон и встал. – Съешь еще арахиса на дорожку.
– Большое спасибо, вы мне очень помогли, – сказала мистеру Джонсону мать мальчика.
– Пустяки, – галантно отмахнулся мистер Джонсон. – В какой город вы едете в Вермонте?
Мать недовольно посмотрела на сына, точно он выдал какой-то важный секрет, и неохотно ответила:
– В Гринвич.
– Прекрасный город, – одобрил мистер Джонсон. Он достал визитную карточку и написал имя на обороте. – Там живет мой добрый друг. Если что-то понадобится, позвоните ему, он будет рад помочь. Его жена печет лучшие пончики во всем городе, – добавил он, обращаясь к маленькому мальчику.
– Здорово! – воскликнул мальчик.
– До свидания, – попрощался мистер Джонсон.
Он упруго зашагал дальше, радуясь теплым лучам солнца, которое грело ему спину и голову, и новым удобным ботинкам. Пройдя еще полквартала, он встретил бродячую собаку и тоже накормил ее арахисом.
На углу, где перед мистером Джонсоном открылась еще одна широкая улица, он решил направиться к окраине города, подальше от делового центра. Медленно шагая, он уступал дорогу хмурым людям, – они почти бежали в противоположном направлении и обменивались замечаниями о том, как бы добраться куда-то побыстрее. Мистер Джонсон останавливался на каждом перекрестке и терпеливо ждал, когда загорится зеленый свет, уходя с дороги отчаянно спешивших прохожих. Одна юная леди так торопилась, что все же врезалась в мистера Джонсона, когда тот наклонился, чтобы погладить котенка, – малыш выбежал из многоквартирного дома на тротуар, замерев от страха в «лесу» торопливых ног.
– Простите, – пробормотала юная леди, стараясь на ходу помочь мистеру Джонсону встать на ноги, – мне ужасно жаль.
Котенок, не обращая внимания на опасности, бросился домой.
– Все нормально, – уверил девушку мистер Джонсон, аккуратно поднимаясь. – Похоже, вы торопитесь.
– Конечно, я тороплюсь, – выпалила юная леди. – Я уже опоздала.
Она была чрезвычайно сердита, и морщинка, пролегшая между бровями, видимо, собиралась остаться там надолго. Очевидно, девушка проснулась слишком поздно, потому что явно не тратила времени на то, чтобы выглядеть привлекательно. Ее простое платье не украшали ни воротничок, ни брошь, а помада на губах лежала не слишком ровно. Девушка попыталась протиснуться мимо мистера Джонсона, однако он, рискуя вызвать ее неудовольствие, схватил ее за руку и сказал: