— Адуева, тупица, ты зачем опять «винду» снесла?!
Даже Руслан, который относился к Сашеньке с симпатией, качал головой:
— Редкий талант. Я еще ни разу не встречал человека, который настолько не в ладах с компьютером. Сашенька, радость моя, перед тем как согласиться на что-то и нажать «yes», три раза подумай и трижды прочитай то, что тебе предлагают. И только потом жми. Я и так из-за тебя на работе задерживаюсь чуть ли не каждый день. Чтобы «винду» переустановить и починить все, что ты сломала.
Она бы прочитала, и не три раза, а все пять, да там ведь все на английском! Причем технические термины, в которых Сашенька, окончившая Институт Культуры, не понимает ровным счетом ничего. Так же как и в прайсе. Сплошная абракадабра.
— Просто редкая дура эта Адуева, — жаловалась всем Стелла вместо благодарности за то, что Сашенька в очередной раз ее прикрыла в ущерб себе. Потому что, дежуря в торговом зале, приходилось и свою работу выполнять: переводить звонки наверх.
В общем, Сашенька всем помогала и ни от кого не слышала ни слова благодарности. Она все больше чувствовала себя никчемной, дремучей и хотела к маме.
Каждый день что-то случалось.
— Адуева, срочно иди на склад и принеси клиенту «винт», гигабайтник. Кладовщица не положила, а в накладной он есть.
Сашенька со всех ног неслась на склад и лихорадочно искала эти винты. В ее понимании указанный предмет относился к теме «стройка» и лежал там же, где молотки и отвертки. А еще болты и гайки.
— Ты чего? — спрашивал, не выдержав ее лихорадочных метаний по складу, кто-нибудь из сборщиков.
— «Винт» ищу. Гигабайтник, — с запинкой говорила она.
— Да вон же они, — и парень кивал на коробку с какими-то тяжеленными железяками. Оказывалось, что «винты» — это вовсе не те винты, которые закручивают отверткой, а жесткие диски, «винчестеры». Носители информации.
Когда Сашенька в очередной раз видела эти «винты» и, гордясь своей осведомленностью, спрашивала:
— А чего это у вас «винты» лежат на столе со вставленными шлейфами? — Потому что в прошлый раз ей влетело за то, что «гигабайтник» принесла без шлейфа.
— А, это мы «дрова» заливаем.
И она в очередной раз багровела, потому что не представляла, как дрова можно куда-то заливать. Слово «драйвера», сокращенно «дрова», ей тоже ни о чем не говорило. Драйвер — это водитель, причем тут жесткий диск? Над ней постоянно смеялись, над ее дремучестью.
— А вот несут культуру в массы, — говорили тестировщики, когда Сашенька появлялась на сборке. — А ну, Адуева, порадуй нас. Что такое чипсет материнской платы?
— Не, это для нее слишком сложно. Адуева, сколько ножек у процессора? Таких штыречков, которыми он втыкается в дырку на материнской плате?
И осмеянная Сашенька со всех ног бежала прочь, схватив из коробки, как всегда, не то.
В конце второй недели Сашенька, как обычно, сидела в приемной и, дрожа от страха, ждала очередного звонка. Как бы опять чего-нибудь не ляпнуть. Телефоны, слава богу, молчали, рабочий день уже заканчивался. Это в рознице они звонили и днем и ночью, а оптовики были люди дисциплинированные и цену себе знали. Своему рабочему времени.
Сашенька уже собралась было к Кате на кухню, попросить обещанного кофейку с бутербродом, как вдруг из-за занавески появился Миша Полянкин. Это был компьютерный гений, который чинил все, что «спалилось» или «сдохло». И даже то, что «не работало по определению». Сбоку, за занавеской, находилась ремонтная мастерская, королевство Его Величества Полянкина. Его все уважали, потому что никто на фирме не знал больше, чем он. Голова у него была такая большая, что Сашенька невольно думала: а как Полянкин решает проблему с головными уборами? Потому что таких больших не шьют. Впоследствии она узнала, что проблема решалась очень просто: Полянкин шапок принципиально не носил. Считал, что его гений сильнее любого мороза.
— «Мама» сдохла, — сказал Полянкин, конкретно ни к кому не обращаясь. Просто в ответ на свои гениальные мысли.
Сашенька оторопела. Какой цинизм! Разве можно так говорить о родном человеке, самом близком, о матери?!
— Сочувствую, — подобающим случаю тоном сказала она. Со светлой грустью.
— Ерунда, у меня еще есть.
— У вас две матери?! — Сашенька открыла рот от удивления.
— Почему две? Целая коробка. И все «Асусы». Вчера привезли. Одна сразу сдохла.
Тут Сашенька поняла, что речь идет не о родном человеке, а об очередной железяке.
— Ты новенькая? — внимательно посмотрел на нее Полянкин. Сашенька уныло кивнула.
— Постой… Так это ты Адуева? — Сашенька кивнула еще раз, теперь уже со страхом.
— Наслышан, — серьезно сказал Полянкин. — Издеваются, да? — Она кивнула в третий раз. — Не бери в голову. Я любого из них при желании размажу по стенке, потому что ни один не технарь. Манагеры, — сказал он презрительно. — И ничему учиться не хотят. А ты хочешь?
Она кивнула в четвертый раз. Когда Сашенька разговаривала с Полянкиным, у нее не находилось слов. Она таких умных слов, как он, просто не знала.
— Идем, — поманил ее пальцем Полянкин. И она пошла, забыв про кофе и бутерброды.
Компьютерный гений привел ее за занавеску, где показал свое царство. Там пахло нагретым паяльником, который остывал тут же, уткнувшись в консервную банку с гайками и окурками, грудой лежали шлейфы, валялись «винты» и куча других железяк, которых Сашенька еще не знала. Полянкин взял одну, большую, квадратную и, судя по всему, тяжелую.
— Вот, смотри. Это «мама», или материнская плата. На ней разъемы, или слоты. Сюда ставится процессор, сюда память, сюда видеокарта…
И Сашенька сразу все запомнила. Это был урок наглядности. Полянкин брал очередную «железяку» и вставлял ее туда, куда говорил. В слот именно для этой «железяки».
В этот день Сашенька приехала домой почти что в полночь, но впервые счастливая. Она начала выбираться из своей дремучести и, кажется, обрела на фирме первого друга.
А в полночь зазвонил телефон.
— Слава богу, — сердито сказала тетка. — Я тебе вот уже два часа дозвониться не могу! Что случилось?
— Ничего. Я на работе была.
— До полуночи? — ехидно сказала тетка. — Уже?
— Я действительно была на работе, — рассердилась Сашенька. От усталости она забыла стесняться и мямлить. — У меня был урок технической грамотности.
— Ах, тебя еще не уволили, — теперь уже насмешливо сказала тетка. — Странно.
— Такое ощущение, что вы этого очень хотите, Лика.
— Вон ты как заговорила… — Насмешка сменилась удивлением. — Да, Москва-а… За две недели человека меняет. Значит, моя помощь тебе не нужна?
— Спасибо, я справляюсь.
— Я обещала за тобой присматривать. Давай как-нибудь поужинаем вместе? — Лидии Павловне стало любопытно. Каким таким чудом племянница еще не сбежала в Грачи? Да еще и огрызается!
Сашенька подумала, что урок ресторанной грамотности тоже не помешает. Надо осваивать и эту науку.
— Хорошо, — сказала она. — Мне удобно в выходные, лучше в воскресенье, потому что в субботу я работаю. А вам?
— Мне тоже удобно в воскресенье, — сухо сказала тетка. — Приезжай ко мне часов в пять.
И Лидия Павловна дала отбой.
«Странно, держится еще, — подумала она про племянницу. — Может, просто зарплату ждет? Как получит, так и уедет. Надо и в самом деле взглянуть на девчонку. Попугать. Ресторан надо бы выбрать пошикарнее…»
И Лидия Павловна зевнула. Удачный день закончился. Это и легко, и грустно, заканчивать удачные дни. Потому что жизнь, как известно, в полоску. И кто его знает, с какого именно дня начнется черная полоса? Может быть, прямо с завтрашнего?
Когда раздался звонок в дверь, Бестужева с досадой подумала: «Кого еще там несет?» Ей никого сегодня не хотелось видеть, потому что неизбежная третья часть Марлезонского балета дней пять как началась. Лидии Павловне позвонил разгневанный Василий и заорал в телефонную трубку:
— Я не догнал: че происходит?!
— А что случилось? — попробовала удивиться Лидия Павловна.
— Этот ваш дед из квартиры не выезжает! Замок, сука, сменил!
— У вас же свидетельство собственника на руках. Идите в милицию, в ЖЭК.
— А то я не ходил! Вызвал и слесаря, и ментов! Ты почему не сказала, что твой дед — ветеран войны?!
— А вы об этом спрашивали? И потом: я не думала, что это важно.
— Вот и я не думал! Он нас с женой даже в хату не впустил! Вышел с бумагами, а по ним выходит, что владелец по-прежнему он! И в ЖЭКе подтвердили: да, проживает такой. Он ментам одну справку, вторую, третью, а потом бац: удостоверение участника боевых действий! Менты тут же отступили: идите, говорят, в суд. Мы с ветераном воевать не будем, он за нас кровь проливал.
Лидия Павловна мысленно улыбнулась: Юра свой номер отработал. Молодец! И ЖЭК не подкачал. Даже слесарь. Хотя ему-то меньше всех перепало.
— Я надеюсь, вы приняли какие-то меры? — вкрадчиво спросила она у Василия.
— А ты думаешь, я сидел сложа руки? Дверь попытался сломать. Так он, гад, ментов вызвал!
— Ах, теперь уже он вызвал! И что?
— В «обезьянник» меня загребли, вот что! За нарушение общественного порядка!
Ай да Юра! Два раза молодец!
— Я вообще не понимаю: че происходит? — надрывался Василий.
— У вас один выход: идти в суд. Ведь правда на вашей стороне.
— Ах ты сука! Я тебе за че три штуки отвалил?!
— За что, чтобы я не лезла и не мешала вам сбивать цену. Я разве этого не сделала? Так что деньги свои я отработала честно.
— Да ты с ним в сговоре!
— Я?! — оскорбилась она. — Я честный риэлтор, у меня репутация.
— Да как этот старый пень может быть ветераном? Ему же только семьдесят пять!
О! Бестужева прекрасно знала историю Федора Самсоновича! И шутливо называла его «наш кадровый разведчик». Нет, старик ни дня не служил в разведке, он пошел в ополчение в шестнадцать лет зимой сорок второго, прибавив себе два года до призывного возраста. Пошел добровольно, потому что из-за сильнейшей близорукости в армию его бы не призвали. Потом попал в окружение, сумел как-то выбраться и до конца войны партизанил. Сидел в гнилых болотах, голодал, ходил связным по окрестным деревням, добывая медикаменты и продовольствие. Внешность пришибленного жизнью тощего паренька, а в особенности близорукость Феде в этом помогали. Еще тогда он научился мимикрировать под окружающую среду и вводить в заблуждение врага. Косить под беспомощного дурачка, каковым никогда не являлся.