— Но ведь я племянница! Мне очень надо с ней поговорить!
— Хорошо, я доложу. Вы пока тут посидите, на диванчике.
Саша подумала, что надо было позвонить Алику. Она теперь старалась с ним не общаться, потому что Алик оказался прав. Он это предрекал, сегодняшнее Сашино отчаяние. И всегда ненавидел Тафаева, который, собственно, Сашу и сломал. Она не могла теперь жить на зарплату менеджера. Ничего не могла. Жалкая сломанная игрушка. Было обидно до слез.
— Проходите, — сказала запыхавшаяся горничная, спустившись со второго этажа. — Хозяйка наверху, у себя в кабинете.
Саша поднялась наверх. Тетка сидела не за рабочим столом, а в кресле, с бокалом в руке. Лика Бестужева пила коньяк.
— Садись, — она кивнула на соседнее кресло. Кабинет был огромный, с мягким уголком, с кофемашиной.
— Я приехала вас навестить, — смущенно сказала Саша.
— Алик уехал к матери. Она умирает, — отрывисто сказала Лидия Павловна.
— А ты почему с ним не поехала?
— Я тоже умираю, — усмехнулась тетка. — Вот, праздную поминки по своей женской жизни, — она качнула бокалом.
— Не поняла? — удивилась Саша.
— Все равно придется это озвучить. Ты ведь будешь задавать вопросы. В общем, у меня климакс.
— Да ты что?! — вырвалось у Саши. — Так рано?!
Тетка выглядела прекрасно. Молодо, свежо. Саша знала, что недавно тетка сделала блефаропластику и постоянно что-то подкалывает. Да ей и сорока не дашь. Какой климакс?
— Я же тебе говорила: за все надо платить. Я никогда не думала, что это случится со мной. Лечили ото всего. Сначала говорили, нервное, мол. Все эти сбои цикла. Потом поставили гиперплазмоз. Удалили полип, которого, судя по всему, и не было. Перестраховались. Оказалось, что это ранний климакс. Да я в зеркало на себя смотрю и не верю. Ведь я же еще молодая женщина! Я думала, когда выходила замуж, что у меня есть лет восемь как минимум или все десять. И все так говорили. А у меня яичники уже умерли. Понимаешь? Есть куча способов иметь детей, медицина шагнула далеко вперед. Все можно вылечить. Кроме климакса. Нет таких таблеток, которые его отменят или хотя бы отодвинут. Я уже все перепробовала. Вот уже год, как у меня нет месячных. Сегодня я поняла, что уже и не будет никогда. Врач это подтвердил. В общем, я за все заплатила, за все свои грехи — и она заплакала.
Саша никогда еще не видела тетку плачущей и растерялась.
— Пять лет мои яичники медленно умирали, — плача, сказала Лика. — А я пыталась с ними забеременеть, не понимая, что это невозможно. Надо было взять яйцеклетку, пока они еще были, и сделать ЭКО. Но никто даже не думал, в том числе и я, что это климакс. Очень уж рано. Мне всего сорок шесть.
— Возьми мою яйцеклетку, — вырвалось у Саши.
— Я рада, что ты все еще хорошая, чистая девочка, — тетка перестала плакать. — Не ликуешь сейчас от радости, ведь ты опять моя наследница. А предлагаешь мне помощь. Но я не могу ее принять. Чей это будет ребенок? Мой? Нет. Твой и Алика. Я представляю, что это будет за ребенок. И как я на него буду смотреть. Какими глазами. Да и зачем терпеть такую боль, ложиться под наркоз с неизвестным результатом, ведь возраст есть возраст, когда ты такого же ребенка спокойно можешь родить сама.
— От Алика? — опять вырвалось у Саши. Она так расстроилась за тетку, что сама была готова стать и донором, и суррогатной матерью.
— Нет уж, — усмехнулась Лика. — Я тебе своего мужа не предлагаю. Я им ни с кем делиться не хочу. И я не хочу видеть его детей, если это будут не наши с ним общие дети. Вот такая я эгоистка и собственница.
— А Алик? Он знает?
— Да. Ему сейчас еще хуже, чем мне. У него мать умирает. В прекрасной клинике, в Германии, но там тоже уже ничего нельзя сделать. Рак. Я должна лететь к нему, — Лидия Павловна встала. — Вот такие у нас дела, Саша. А ты что-то хотела?
— Нет, просто проведать пришла, — она отвела глаза. Действительно, не до нее.
— Ты обращайся, если что, — равнодушно сказала тетка и направилась к выходу. Крикнула: — Маша, чемодан мне собери!
Саша до того растерялась, что даже забыла попросить машину с водителем, чтобы доехать до дома. Стояла и смотрела, как тетка собирается на самолет. Про Сашу все словно забыли. Она опять была «уйди-не-мешайся» в этом доме, где тоже разорвалась сегодня аорта. И все оказалось забрызгано кровью. В переносном смысле, конечно, но вкус горя, смерти, какого-то замогильного отчаяния Саша чувствовала и на своих губах. От этого удара Лика не скоро оправится, если вообще оправится. Они с Аликом так любят друг друга, они должны быть счастливы, а тут надежды умирают одна за другой. И никакие деньги их не воскресят.
Интуитивно Саша понимала и то, что сейчас для Лики Бестужевой все молодые женщины репродуктивного возраста — смертельные враги. Все без исключения, даже племянница. Это самый настоящий взрыв отчаяния. В сорок шесть — и старуха! Яичники умерли, и как ты ни молодись, это очень быстро скажется на всем. Денег у Лики много, врачи подберут ей хорошие гормональные таблетки, будут внимательно следить за ее здоровьем. Но детей ей не иметь никогда. Своих детей.
«А я ведь теперь ее наследница, — мелькнула мысль у Саши. — И та квартира на Соколе — она тоже когда-нибудь станет моей. Я ведь так этого хотела».
И она застыдилась своих мыслей. К тому же тетка относительно здорова. Климакс — это не болезнь. И Алик еще так молод. А что, если он переживет свою богатую супругу и женится снова? Он-то может иметь детей. Все может случиться. В общем, до теткиного наследства Саше и сейчас как до Луны. И в свете последних событий соваться к тетке со своими проблемами бессмысленно.
— Молодая, здоровая, красивая, — скажет Лика. — Я в твоем возрасте вкалывала, как проклятая, тоже из пригорода в Москву на работу моталась, и никаких богатых теток у меня не было. Сама всего добилась.
И будет права. Надо самой выпутываться.
Саше ничего не оставалось делать, как уползти обратно в свою нору. И по-прежнему ходить на работу, которая не приносила ей ни больших денег, ни особой радости. Еле-еле концы с концами свести. Хотя последнее время произошли некие события, после которых Саша опять обнаружила у себя в груди сердце. Нет, уже не липкую карамельку и не кусок льда. Какую-то ноющую рану, которая все никак не могла затянуться. И едва ее вновь потревожили, кровь начала сочиться, такая свежая, что во рту стало солоно.
… Они жили этажом ниже, женщина неопределенного возраста с усталым, увядшим лицом, и ее сын-студент. Темноволосый парень чем-то напомнил Саше Никиту, хотя, конечно, был далеко не так красив. Но все равно милый, а главное, не испорченный. Случайно столкнувшись с Сашей в подъезде или в лифте, он вспыхивал, смущался и тут же отводил глаза. Она же нарочно разглядывала мальчишку в упор, сознавая свое превосходство. Двадцатидевятилетняя женщина в костюмах из дорогих бутиков и с золотыми часами от «Картье» на запястье, несмотря на то, что живет в убитой съемной однушке. Женщина-загадка. Саша нарочно напускала на себя таинственный вид и, насупившись, молчала.
Познакомились они, когда Сашин сосед по лестничной клетке попытался неудачно поменять кран. Который в итоге сорвало и нижних начало затоплять. Барабанили и в Сашину дверь, непонятно было, откуда льется вода? Саша вышла на лестничную клетку и увидела того самого парня с матерью.
— Это вы нас заливаете? — гневно спросила женщина.
Саша молча посторонилась, пропуская ее в квартиру. А виновник происшествия меж тем свою дверь открывать не спешил.
— Леша, что же делать? — причитала несчастная. — У нас ламинат запузырился! И с потолка льется дождь!
— Не беспокойтесь, все высохнет, — пожала плечами Саша.
Парень от смущения не мог сказать ни слова. Она была в шортах и майке, почти что голая, бюстгальтер не надела, дома-то зачем? Да и грудь у нее была небольшая, зато упругая и высокая. Парень упорно на нее не смотрел, но и ноги достойны были внимания. Саша откровенно забавлялась его смущением. Наверняка еще девственник. А тут красивая таинственная соседка сверху, еще каких-нибудь полгода назад женщина-мечта, из тех, что проносятся мимо в своих сверкающих «Мерседесах» и «Бентли» то на вечеринку в закрытом клубе, то в аэропорт, опаздывая на рейс в Ниццу или Милан. Было ведь.
О! Саша многое могла порассказать этому мальчику! О жгучих ночах под сияющей мальдивской луной, похожей на слиток золота. И такие же золотые звезды, целая россыпь, ведь там, на Мальдивах, все из золота, учитывая тамошний ценник. И такая же любовь, высшей пробы, бесстыдная и обнаженная до самых сокровенных своих глубин. Вода в бассейне даже ночью теплая, как парное молоко, сплетенные голые тела, руки, ноги, языки — как змеи… Саша до сих пор просыпалась вся мокрая, горячая, липкая от этих воспоминаний. И тихонько выла от женской тоски. Юра, ты сволочь, ты не должен был этого делать! Чтобы ты горел в своем татарском аду, как я горю сейчас!
А парнишка ничего, симпатичный. С Никитой и с Тафаевым, конечно, не сравнить, но выбирать не приходится. Давно уже Сашу не приглашали на свидание, мужчины упорно ее игнорировали, кому нужна сломанная игрушка? Саша себя таковой и ощущала. Глаза потускнели, волосы и кожа стали сухими от кондиционеров и тепловых пушек, которые включались в офисе в зависимости от сезона. Да еще прыщи появились. Один, огромный, на левой щеке, к которой Саша постоянно прижимала телефонную трубку, все никак не проходил. Саше казалось, что все смотрят именно на этот прыщ и все про нее знают. Про ее незавидное положение. Но парень упорно смотрел вниз, явно смущаясь.
— Значит, ты Леша? — спросила она, видя, что он не уходит. — А я Александра.
— Леша! Ты где там? — крикнула из коридора мать.
Он очнулся и отступил за порог, не отрывая от Саши взгляда. Теперь они смотрели друг другу в глаза, и Саша осознавала, что теперь она тоже может заиметь свою игрушку. Это было приятно. С этого дня и началось.
Леша стал к ней заходить. Она намеренно была с ним груба, давая понять, что намного старше и опытнее. Ему был двадцать один год, парень заканчивал институт. О профессии программиста Саша имела смутное представление. Знала только, что все они тихушники и могут помочь, когда засбоил компьютер. Она бесцеремонно использовала Лешу, когда надо было что-то починить, донести тяжелые сумки из магазина, проводить на вокзал. Ей нравилось им помыкать, ничего не давая взамен. Она прекрасно видела, что парень влюблен, но что могло их связывать, кроме этих «соседских» отношений?