— А тут уже ты не беспокойся. Я свое дело знаю. Учительница хорошая была. Все, пока, — она поцеловала его в щеку. — Хорошо, что ты у меня есть.
Тафаев напряженно смотрел ей вслед. «Ну и бабы пошли! — покачал головой он. — Куда мир-то катится? И сколько еще мы, мужики, сможем их сдерживать и не давать им взять над нами верх? Вот и меня Саня обошла. И почему я ее слушаю?» — с досадой подумал он.
Эпилог
Похороны были пышные, таких давно уже не видела Москва.
— Кого хоронят-то? — удивленно спрашивали люди. — Артиста, что ли, какого?
А узнав, чей это гроб утопает в цветах, осуждающе качали головами:
— Совсем эти олигархи стыд потеряли. Хапают и хапают. Да чтоб им лопнуть!
Александра удовлетворенно смотрела на толпу, в ней всегда легко затеряться. Но на кладбище пустили далеко не всех. Лика хотела похоронить Алика на Новодевичьем, но тот, узнав о роковом диагнозе, категорически заявил, что его место рядом с матерью. Вот так и получилось, что пышная процессия в итоге очутилась в месте далеко не элитарном. Церемония прощания вышла долгой, каждый хотел сказать об усопшем добрые слова. Александра уже начала замерзать и беспокоиться о том, как бы ее гениальный план не сорвался из-за банального переохлаждения и по той причине, что у Алика оказалось слишком уж много друзей.
«Александр Андреевич Бестужев», — машинально перечитывала она надпись на огромном чугунном кресте, обложенном венками. Это не могло иметь никакого отношения к Алику. Он не был Александром Андреевичем и не был Бестужевым. Он был просто Аликом, его так все и называли с легкой Сашиной руки. Это чья-то чужая могила. Она слишком уж огромная и пафосная, включая надпись, для такого маленького человека, каким был Алик Переплюев. Никчемный мужчина, тряпка, альфонс.
«И поди ж ты! Сколько людей по нему плачут! Причем плачут искренне, — с досадой думала Александра. — Вон тетка, так просто не в себе. Слезы кончились, застыла, как статуя с каменным лицом, и такое чувство, что сейчас ляжет в разрытую могилу».
Александра прекрасно понимала, что убивать на кладбище, во время похорон — это верх цинизма. Потому теткина охрана так и расслабилась. Но что делать, если нет другого выхода? Сразу за воротами кладбища эти дюжие плечистые мужики возьмут хозяйку в живое кольцо, и к ней опять не подобраться. На порог ее дома Александру больше не пустят, тетка ясно дала понять, что объявляет войну. Завтра Лидия Павловна появится в своем кабинете, в головном офисе, и потребует у племянницы сдать дела. Александра уверена, что цель Бестужевой — бегство за границу со всеми капиталами. Здесь Лике делать больше нечего. Компания обанкротится, офисы будут проданы, заводы встанут. Хозяин — барин. Даже если у него крыша поехала от горя.
Наконец, последняя лопата земли легла на рыжий холмик. Замерзшие могильщики поспешно водрузили на него крест и многочисленные венки. Александра просчитала, что тетка у могилы задержится, а все остальные отойдут, чтобы дать ей возможность попрощаться с мужем. Народ цепочкой потянулся к воротам кладбища. Александра на правах ближайшей родственницы задержалась дольше всех. Она подняла воротник черного кашемирового пальто и поправила платок на голове. Холодно. Всем своим видом Александра дала понять, что тоже уходит.
— Саша… — глухо простонала тетка. Александра невольно вздрогнула и обернулась, но потом поняла, что это не ей. Саша теперь тот, кто лежит под этим крестом. — Как бы я хотела сейчас лежать рядом с тобой, в этой могиле…
— Что ж, это легко устроить. — И Александра шагнула в сторону, полностью открывая тетку для спрятавшегося среди надгробий стрелка.
Стоящая рядом охрана даже не дернулась. Не успела. Раздался выстрел. Лидия Бестужева рухнула на землю. Какое-то время все были в шоке, первым опомнился молодой плечистый паренек:
— Вон он! Вон! — И кинулся за убегающим киллером. А двое других к Лике. Хотя пуля попала в сердце, она еще немного жила. Кровавая пена пузырилась на губах, которыми тетка пыталась шевелить. Александра нагнулась над ней.
— Догадалась… Молодец…
— Вызывайте «скорую», — бросила Александра, убедившись, что тетка мертва, и побежала туда, где ее охранник сцепился с убийцей.
— Миша! — окликнула она.
— Гляньте! Баба! — тот развернул убийцу лицом к подбегающей Александре.
— Миша, твоя хозяйка умерла. Теперь я наследница. Ты хочешь по-прежнему кормить свою семью или хочешь проблем?
— Александра Федоровна, я… — парень явно растерялся.
— Отпусти ее.
Она заранее собрала всю информацию о теткиной охране и знала каждого поименно. Кто женат, у кого дети, а у кого кредиты. Евгения воспользовалась моментом и ударила парня ногой в живот. Тот охнул и выпустил убийцу. Женщина кинулась бежать. Миша, скорчившись, лежал на земле, а Александра проворно нагнулась над ним и прошептала:
— Молодец. Завтра получишь повышение.
К ним уже бежал другой охранник, видя, что у них проблемы.
— Где он? — задыхаясь от быстрого бега, спросил мужик.
Но Евгения, перемахнув через забор, уже заводила машину.
— Чем он тебя?! Ножом?! — охранник нагнулся над Мишей. Тот застонал.
Александра удовлетворенно подумала, что Миша сделал правильный выбор. Работу нынче найти не так-то просто, тем более рекомендации он не получит. А доказать что-либо у него не выйдет, их разговора никто не слышал. Кто платит, тот и хозяин. Служат живым, мертвым охрана уже не нужна.
— Какой цинизм! — ахали люди, ставшие свидетелями расправы. — На кладбище застрелили!
«Цинизм — это когда хорошего человека превращают в подонка, — зло подумала Александра. — Когда убивают в нем все человеческое и делают это годами. Когда нет другого способа выбиться в люди, кроме как убить в себе все живое и превратиться в машину. Нет, мне ее не жалко. Меня никто не жалел»…
…Прошел год. Александра Адуева благополучно вступила в права наследства, ее муж, Олег Сенаторов, стал депутатом. Он быстро выдвинулся, завоевал симпатии электората и привлек внимание сильных мира сего. Александра дождалась, пока авторитет мужа вырастет достаточно, и только тогда подошла со своим делом.
— Олег, ты прекрасно знаешь, что у девелоперов сейчас проблемы.
— В курсе, — кивнул Сенаторов. Вообще-то он рассчитывал, что жена сообщит о своей беременности. Им нужен наследник. Пора бы.
В спальне у них в плане интимных отношений было как в холодильнике. Оба еле-еле разогревались до нужной температуры, чтобы выполнить супружеский долг. После этого Сенаторов сразу засыпал, а Александра уходила в душ и долго стояла под струями горячей воды, не в силах согреться. Ее почему-то трясло. Олег был ей противен, все его движения были заученными, механическими, к тому же у него полностью отсутствовало чувство ритма. В ушах у Александры звучала какая-то какофония, когда она лежала под мужем, думая только о том, как бы все это поскорее закончилось. Сплошная фальшь, ни одной верной ноты. И хотя врач сказал, что с госпожой Сенаторовой все в полном порядке, она после этих ночей чувствовала себя отвратительно. И с омерзением думала о беременности и родах. Надо так надо.
— Пока я не беременна. Я о другом хотела поговорить, Олег. У нас слишком уж много незаселенных новостроек. Многие уже в аварийном состоянии.
— И что?
— Господи, Олег! Какой же ты несообразительный! — она чуть не сказала «тупой». — В столице полно хрущоб, которые тоже в аварийном состоянии!
— Да они нас с тобой переживут, — рассмеялся Сенаторов. — Твой-то новодел точно. Воровать надо меньше.
— Кто бы говорил! — разозлилась она. — Ты своим избирателям втирай о коррупции, а здесь ты не на трибуне. Притянешь наши дома к программе реновации. А не то — мы новые построим. За бюджетные деньги.
— Ну и аппетиты у тебя!
— А зачем ты там сидишь, в Думе? В интересах семьи. Вот и поработай для нас.
— Это очень трудно, Саша, — вздохнул Сенаторов. — Ты бы меня сначала порадовала новостью о своей беременности, а то семьи как-то не получается.
— Есть масса способов, не переживай. Еще не критично.
— Ты хочешь, чтобы все усомнились в моей мужественности?! — взвился муж. — А может, это ты не баба?
— Я делала аборт! Следовательно, могу забеременеть!
От Тафаева тогда, в отеле, после памятной поездки на лимузине, она забеременела сразу же, но поскольку ничего еще не было ясно, пошла на аборт. Потом ей объяснили, как предохраняться.
— Могла бы мне этого не говорить!
— Щадить твои чувства? Ха! У тебя их нет, кроме единственного. Оно называется самолюбование.
— А ты стерва!
— Хватит ругаться. Вопрос серьезный, Олег. Мы говорим о деньгах. Дело чистое: я получила эти акции по наследству. Чтобы все было по закону, я свою долю в бизнесе фиктивно продам. И ты будешь чист. Никто не узнает, что именно я — бенефициар. Это же миллиарды, Олег! Неужели мы их не поднимем? Давай, поработай!
— Неужели тебе все еще мало? — с любопытством спросил он. — Да когда же ты насытишься? А? Саша?
Она молчала. Сама не понимала, что происходит. Когда-то ей нравились эти волшебные бумажки с портретами американских президентов, на которые можно было купить столько необходимых ей и маме вещей. Мамы давно нет, и волшебства больше нет. Есть страх. А вдруг все закончится? Или придумают другие бумажки, а старые отменят. Их, этих страхов, много. Они называются Девальвация, Инфляция, Банкротство, Санкции. Все не перечислишь. А еще есть страх: развод, если она так и не родит Олегу ребенка. Она ведь осталась совсем одна. Друзей больше нет. Алик с теткой умерли, Ленка Поспелова сидит и долго еще будет сидеть. А когда выйдет, она уж точно не останется Александре Адуевой другом. Да такого врага и врагу не пожелаешь, уж простите за каламбур!
Чувства ушли, но счастливой она себя тоже не чувствовала. Скорее мертвой. Еда отчего-то утратила вкус, алкоголь вгонял в тоску вместо того, чтобы развеселить, в магазинах накатывало раздражение, мода стала какой-то неженственной, все ходят в кедах и с рюкзаками, последние коллекции не интересны. В Европу Александре тоже больше не хотелось, в Москве есть все и даже сверх того, это сюда теперь все стремятся. Только на море хотелось по-прежнему, но Александра теперь была замужем и вынуждена с Олегом считаться. Он — человек на виду, народ лучше не раздражать, «депутат» и так уже слово ругательное.