— Долларов, дура, — начала терять терпение Лидия Павловна. — Поэтому тебе надо как можно скорее устроиться на работу. Я планировала пристроить тебя секретарем-референтом к одному моему клиенту, он мужик неплохой, денежный и щедрый, но там нужно знание иностранных языков, английского и хоть немного итальянского. Но главное — модельная внешность. Я не ожидала, что ты такая маленькая, — обидно сказала она. — Моя средняя сестра нормального роста.
Сашенька никогда не считала себя коротышкой. Сто шестьдесят пять вполне нормальный женский рост. У них в Грачах она даже считалась высокой. В провинции народ мельче. Но тетка возвышалась над ней почти на голову. Должно быть, в классе Лиду Горбатову дразнили Дылдой.
— Мне надо выпить, чтобы все это пережить, — сказала Лидия Павловна и, оттеснив племянницу плечом, зашагала на кухню.
Сашенька уныло двинулась следом. Собственно, это было одно огромное помещение: кухня, соединенная с гостиной. На низком столе перед огромным угловым диваном стояла открытая бутылка вина и бокал со следами чего-то красного на дне. Сашенька, которая пила только шампанское по большим праздникам, опять впала в ступор. Вино? В будни? И не за ужином?
Тетка меж тем даже не обратила на бутылку внимания. С кухни она вернулась с пузатым бокалом, в котором в чем-то янтарном, пахучем плавали кубики льда. Наверное, это и называлось «мне надо выпить».
— Тетя Лида, может, мне покушать что-нибудь приготовить? Я умею, — лихорадочно пыталась растопить лед несчастная Сашенька.
— Я ужинаю в ресторане. И не зови меня тетей. Еще чего! «Тетя Лида», — Бестужева поморщилась. — Это старит лет на десять. Не вздумай обращаться ко мне так на людях. Вообще забудь это «тетя Лида».
— А как же мне вас называть?
— Ликой. Лидия — имя старомодное. От него так и воняет Грачами. Для своих я Лика. Для тебя, так и быть, тоже. — Тетка сделала из бокала внушительный глоток и, усевшись на диван, закинула ногу на ногу и сказала. — Минут пятнадцать у меня еще есть. Итак, на чем мы остановились? Ах, да! На институте. Ну и в какой же институт ты, милая, собралась поступать? Второе высшее образование тебе не помешает, это верно.
— В Литературный.
— Ты что-то пишешь? — на лице у тетки было глубочайшее изумление. Кажется, Сашеньке впервые удалось ее чем-то заинтересовать.
— Да, стихи.
— Почитай.
— Как, сейчас?
— Ну да. А что тут такого? Ты же поэт, — насмешливо сказала тетка. — Неужели наизусть ничего не помнишь?
— Помню. Но… Я не готова, — промямлила Сашенька.
— Тогда какой же ты поэт? В литературе огромная конкуренция. Как говорится, кто смел, тот и съел. Читай, — велела тетка.
Сашенька с трудом проглотила комок в горле и без энтузиазма, заикаясь от робости, начала:
Поток дневного света
Обрезан об окно.
Хорошая примета
Как крепкое вино.
Без всякого навета
И прочего вранья
Хорошая примета
Как радуга моя…
— Стоп, — прервала ее тетка. И, качнув бокалом, выразительно продекламировала:
Зима недаром злится,
Прошла ее пора.
Весна в окно стучится
И гонит со двора.
— Ничего не напоминает?
— Размер тот же, — пролепетала Сашенька. Кто бы мог подумать, что тетка знает наизусть хоть какие-то стихи? И разбирается в поэзии.
— Ну и зачем?
— Но…
— Зачем кому-то подражать? Глупостью заниматься зачем? Время драгоценное терять? Выброси это немедленно. И не вздумай никуда с этим ходить, не смеши людей. Еще что-нибудь есть?
— Я роман начала писать.
— Роман? Это уже интереснее, потому что поэзия сейчас не пользуется спросом. О чем роман?
— О любви.
— Что ты знаешь о любви, девочка? — рассмеялась тетка. — Ты ведь девственница?
Сашенька опять побагровела:
— Порядочные девушки не обсуждают это вслух.
— Значит, девственница, — удовлетворенно кивнула тетка. — Роман о любви от девственницы. Это забавно. А секс там есть? — ехидно спросила она. — Роман о любви не может быть без постельных сцен. Ну и как ты их собираешься писать? Не имея постельного опыта?
— А если не собираюсь?
— Без секса это не продается, — отрезала тетка.
— Так что же мне делать? Сначала замуж выйти, а потом писать?
— Ты сначала выйди. Думаешь, это так просто? Замуж, — хмыкнула тетка. — То есть интимных отношений вне брака ты не признаешь. Забавно, — повторила она. — Узнаю родные Грачи.
— По-вашему, девственницей быть плохо? — Сашенька еле выговорила это. На откровенные темы она всегда говорила неохотно и краснея.
— Нет, отчего же? Это замечательно. Девственность в цене, так что ты береги ее. Может, даже за богатого замуж выйдешь. Хоть что-то ценное у тебя есть. Кроме тысячи долларов и дерьмовых стишков, — насмешливо улыбнулась тетка. — А вообще, милая, ты бы лучше детективы писала. Вот кто деньги лопатой гребет! Эти пишущие бабы неплохо зарабатывают, когда попадают в струю.
— Но при чем тут литература и деньги? Разве пишут не для души?
— О… Как все запущено-то, — удивленно сказала тетка. — Некрасивая, дурно одетая идеалистка, да еще и девственница. Что же мне с тобой делать? А впрочем, мы решим это завтра. — Она встала. — Меня ждут. Я еду в ресторан.
— Я, наверное, переоденусь, — Сашенька тоже встала.
— А при чем здесь ты?
— Но… Мы ведь будем ужинать?
— Это я буду ужинать. А ты, милая, свой ужин еще не заработала. Впрочем, можешь покопаться в моем холодильнике, авось что-нибудь и найдется. Сразу предупреждаю: готовить я не умею, да и времени на это у меня нет, поэтому продуктов в доме мало. Много только выпивки. Предпочитаю ужинать вне дома.
— Но ведь уже девятый час!
— И что? Ах да! В Грачах уже спать легли. Помню. В шесть вечера улицы пустеют, а в девять город вообще вымирает, друг за другом гоняются по кругу три собаки. Провинциальные привычки надо бросать, милая, если хочешь жить в Москве. Здесь в девять вечера народ только с работы возвращается. Москва вообще не спит. Напротив, ночью здесь начинается все самое интересное. Но об этом мы еще поговорим. Кстати… В чем ты собиралась пойти в ресторан? — с любопытством спросила тетка.
— У меня есть платье, — оживилась Сашенька.
— Покажи.
Она метнулась в прихожую. Платье было миленькое, синее, с длинным рукавом и юбкой в круговую складку. Оно очень Сашеньке шло. Тетя такая модница, должна его оценить. Сашенька дрожащими руками достала из чемодана платье и торжественно понесла его в гостиную.
— Что это?
Тетка замерла у стола, с удивлением глядя на платье.
— Мое парадное платье.
— Это Шанель, да? Куплено в ЦУМе, в бутике, или в Милане?
— Что вы, те… Лика, — еле выговорила она. — Нет, конечно. На нашем рынке.
— Платье с рынка в Грачах… — тетка вдруг изменилась в лице, потом схватила со стола бутылку вина и выплеснула остатки на Сашенькино платье.
— Тетя! — отчаянно закричала она. — Что вы делаете?!
— Убиваю эту мерзость. Надеюсь, вино не отстирается. Кстати, гордись: на твоем дерьмовом платье настоящее французское вино, которое стоит сто евро за бутылку. Я на тебя уже потратилась.
Сашенька зарыдала, глядя на испорченное платье. Единственное парадное. Или «на выход», как говорила мама.
— Я куплю тебе что-нибудь, — поморщилась тетка. — На свои, потому что твоих хватит только на джинсы с курткой. В чем-то тебе действительно надо ходить на работу.
— Спасибо, — пролепетала Сашенька.
— Это не акт благотворительности. Я должна твоей матери какие-то деньги. Все чеки я сохраню, и потом ты отвезешь их Анне. Пусть подсчитает, сколько я на тебя потратила. Таким образом мы частично закроем наши долги. Что касается долгов моральных… Мы об этом потом поговорим. И не с тобой, — и тетка отправилась в гардеробную переодеваться для ресторана.
Сашенька осталась сидеть в гостиной. По ее щекам рекой текли слезы. Ледяной прием, откровенные насмешки, оскорбления и под конец — испорченное платье. И это родная кровь! Сестра ее матери! Чего же здесь, в этом городе, ждать от чужих людей, если свои так безжалостны? Сашеньке захотелось встать и немедленно уехать обратно в Грачи. Но она вспомнила о банках с соленьями и вареньями. Еле-еле дотащилась сюда с тяжеленными чемоданами. Может, тетя Лида, увидев гостинцы с родины, смягчится?
И Сашенька метнулась в прихожую. Когда тетка опять появилась в гостиной, одетая во что-то струящееся, шелково-гипюровое, с разрезами на длинной, до пола, юбке, Сашенька аккуратно расставляла на кухне банки.
— Что ты делаешь?!
— Это мама прислала. Варенье из черники и маслята. А еще сушеная малина. От простуды хорошо помогает.
— Какие еще маслята?!
Разгневанная тетка уставилась на обернутые газетами и перетянутые поверх них скотчем банки. Газеты Сашенька еще не все успела оборвать, она как раз и занималась этим, когда на кухне появилась тетка в вечернем туалете. Черно-белые обрывки страниц «Грачевского вестника» превратили сияющие панели стильной кухни в засиженную мухами стойку на раздаче заводской столовки. Холеной рукой в золотых кольцах тетка брезгливо взяла одну из банок:
— У вас это едят?
Сашенька растерялась. Варенье получилось вкусное, мама Аня была отличной хозяйкой.
— Грачевские маслята, — презрительно сказала тетка. — Я помню, как нас, трех сестер, мать выгоняла на «продразверстку». В лес по ягоды и в сосны, за этими самыми маслятами. Пока ведро не наберешь, домой лучше не возвращайся. А там кусачие комары и даже змеи, в этих соснах. А потом, зимой, мы их ели, эти грибы… — она поморщилась. — С картошкой в шинелях или с пюре. Даже с макаронами. Потому что полки в магазинах были пустые, а в Москву за колбасой не наездишься. Ее, эту колбасу, мы резали толстыми ломтями, потом обжаривали их в растительном масле и складывали в морозилку, про запас. Жареная вареная колбаса — деликатес моего детства. Когда приходило время ужина, мать лезла в погреб и накладывала из бочонка в глубокую миску соленые маслята или помидоры… Да меня тошнит от этих воспоминаний! Убери это!