– Вы будто оправдываете его.
– Нет, не оправдываю, – резко ответила Маргарет. – Но для начала мы должны убедиться в том, что глифик и орсин в безопасности. Иначе нам придется столкнуться кое с чем похуже, чем Генри Бергаст.
– Так, значит, другр проникнет в Карндейл? – спросила мисс Куик.
– Джейкоб Марбер – наверняка. А он действует по указке другра.
– С ним будет Коултон.
– Да, – кивнула Маргарет, ощутив вину.
– На этот раз я не подведу Фрэнка. Я убью его, Маргарет. Положу конец его страданиям.
Пожилая женщина посмотрела на свою спутницу и, увидев в ее глазах смертельную жесткость, уже не в первый раз почувствовала, насколько опасной может быть Элис Куик.
Они уже подъезжали к разрушенной каменной стене, обозначающей территорию Карндейла. Приоткрыв окно, Маргарет высунула в него руку и постучала по крыше, приказывая кучеру остановиться.
– И еще кое-что, – сказала она. – Наш гость не сможет пройти через защитную стену. Если только стражи… не падут.
Она настороженно посмотрела на кейрасса.
– Прошу прощения, но мы должны оставить вас здесь до тех пор, пока не сможем вернуться или позвать вас на помощь.
Кейрасс очень медленно выпустил когти, выгнул спину и зевнул, закрыв все четыре глаза.
– А что будет, если мы попытаемся пронести его через ограду? – спросила Элис.
Маргарет сжала губы.
– Никто никогда не пробовал. Хотите быть первой?
Мисс Куик не ответила, а просто открыла дверь и вышла из кареты, выпуская кейрасса, тут же растворившегося в сумерках. Кучер что-то сказал ей, и, ответив, сыщица поднялась обратно; экипаж под ее весом покачнулся. Перед тем как дверь кареты захлопнулась, Маргарет показалось, что она видит, как вдалеке, у извивающейся змеей каменной стены, мелькает, уходя прочь, высокая фигура в шляпе.
Затем они продолжили путь: проехали через старые ворота, поднялись по длинной гравийной дороге, миновали сторожку и въехали во двор Карндейла. Атмосфера в поместье изменилась – там было пустынно и неприветливо. Никто не вышел поприветствовать их. На улице не играли дети. Когда карета остановилась, Маргарет подняла голову.
В кабинете доктора Бергаста горел свет.
Генри Бергаст провел рукой по гладкому затылку. Он был немного колючим.
– Марлоу, ты вернулся, – мягко обратился он к мальчику.
Малыш стоял в дверях, покачиваясь; лицо его было необычайно бледным. На запястьях виднелись ссадины. Он смотрел вокруг пустыми глазами, будто не находя себе места и пытаясь что-то вспомнить.
– Успокойся, дитя, – пробормотал Бергаст, подходя к нему с вытянутыми руками, как к норовистой лошади. – Присядь. Ты устал.
Мальчик с трудом проковылял вперед и уселся в большое кресло у камина. Наконец он заговорил дрожащим, неестественным голосом, как будто отвык пользоваться речью.
– Я… хочу повидаться с Чарли. Чарли… здесь?
Бергаст между тем подошел к столу, проверил, на месте ли перчатка, и вернулся, чтобы подкинуть в камин угля. Слуга Бэйли, насторожившись, молча стоял в тени у дальней стены.
– Чарли в безопасности, дитя, – сказал Бергаст. – Он будет рад повидаться с тобой.
Мальчик кивнул сам себе.
На мгновение Генри почувствовал острый укол вины – настолько этот малыш был измотан. Все это время он боялся лишь, что мальчик не успеет вернуться, но страх этот не имел никакого отношения к благополучию ребенка; в этот момент доктор понял, что навсегда потерял какую-то часть себя. Но он жил слишком долго, мимо него чередой проносились многие десятки лет; он знал слишком много потерь, чтобы теперь задумываться об этой. Смерть для него была обычной частью любой жизни; для нее не было различий между молодыми и старыми. В свое время она придет и к нему. Горевать по этому поводу он не станет.
Заметив, что мальчик разглядывает перчатку в его руках, Генри спокойно сказал:
– Это принес мне мистер Овид. Мы надеялись, что она поможет нам вернуться в мир мертвых и освободить тебя. Как раз готовились пойти за тобой.
– Джейкоб Марбер, – прошептал мальчик. – Он нашел нас.
Бергаст поймал взгляд Бэйли, стоявшего в дальнем углу кабинета, и они многозначительно переглянулись.
– Ты видел Джейкоба? Точно?
Мальчик кивнул, подняв внимательные голубые глаза.
– Что еще ты помнишь?
– Я помню все.
Бергаст ощутил, как внутри него медленно разливается глубокое удовлетворение.
– Конечно, помнишь. Потому что ты часть орсина. Я хочу знать все, дитя. Полагаю, Джейкоб пытался украсть артефакт?
Мальчик снова кивнул:
– Но потом вернул его.
Доктор нахмурился. Он знал природу другра, знал, как сильно существу нужна перчатка, и не понимал, с чего бы Джейкоб Марбер стал отдавать ее.
– Он скоро придет сюда, – тихо добавил мальчик.
Бергаст подошел к картине на стене и сложил руки за спиной. В тусклом свете казалось, что покрывающие холст линии шевелятся и перемещаются.
– Значит, у них ничего не вышло, – произнес он. – Твоя мисс Куик и миссис Харрогейт меня подвели.
– С Элис все в порядке? – спросил мальчик дрогнувшим голосом.
– Ну… Она весьма находчива.
Мальчик, явно измученный, растирал лицо ладонями.
– Эта карта довольно необычна. – Доктор Бергаст указал на картину. – Если присмотреться, то увидишь, что она выполнена вовсе не чернилами. Это пыль, Марлоу. Она написана пылью; а холст сделан из человеческой кожи. О, ты встревожен? Не беспокойся; это кожа таланта, повелителя пыли, одного из старейших и величайших в своем роде; это было его собственное желание. Посмотри: пыль движется, даже сейчас. Это происходит потому, что тот мир, из которого ты только вернулся, находится в постоянном движении.
Бергаст наклонился вперед, и на мгновение на его лице отразилась глубокая скорбь. Он вздохнул:
– Это дар женщины, которую я не видел уже много лет. О, мы все теряли тех, кого любили; таков уж этот мир. У нее на стене висела точно такая же карта, и по мере того, как менялась одна, менялась и другая. Они были связаны, понимаешь?
Долгое время стояла тишина, лишь костяные птицы щелкали в своей клетке.
– Джейкоб не убивал мою мать, ведь так? – спросил мальчик так тихо, что Бергаст сначала не расслышал, а когда все же понял вопрос, то изумленно поднял глаза, осознав, что выражение лица выдает его.
– Нет, – нехотя ответил он. – Не убивал. Он сам тебе рассказал? А он рассказал, кем была твоя мать?
Мальчик уставился на свои колени и кивнул.
– Тогда ты понимаешь, почему я солгал тебе, – продолжил Бергаст. – Джейкоб Марбер – испорченная, мятущаяся душа. Твоя мать, к сожалению, гораздо хуже. Но тебе не обязательно становиться таким, как она. Я не хотел, чтобы правда… сбила тебя с толку.
– Чарли тоже так считает. Он сказал, что я не обязан быть таким, как она, что у меня есть выбор.
– Мудрые слова, – серьезно произнес Бергаст изменившимся голосом.
Вернувшись к камину, он сел рядом с мальчиком и повертел в руках старинную перчатку, разглядывая ее темные деревянные пластины. Он был весь буквально пронизан, наэлектризован осторожностью. Он был так близок к завершению того, над чем трудился столькие годы. Теперь нельзя допустить никаких ошибок.
– Ты знаешь, что это такое? – мягко сказал он. – Да, это перчатка. Но не только. Это хранилище знаний… своего рода книга. Книга, написанная до того, как у людей появился язык. Ты ведь умеешь читать? Тогда ты поймешь. Ты знаешь, каково это – проникать в чужой разум. Много-много лет назад я задался одним вопросом, и никто не мог на него ответить. Но вот это – он обеими руками сжал перчатку, поверхность которой, совершенно темная и неподвижная, абсолютно ничего не отражала, – вот это поведает мне то, что я хочу знать.
– Как? – с сомнением спросил мальчик.
– Я покажу, – улыбнулся Бергаст.
Он осторожно положил перчатку на диван, а потом разжег огонь посильнее и бросил ее в пламя. Та не сгорела, но раскалилась до такой степени, что ее бронированная поверхность стала прозрачной как стекло, а внутри заклубился серый дым. Доктор взял щипцы, вытащил перчатку из камина и подошел к мальчику.
– Надень ее. Не бойся – она довольно холодная, уверяю тебя.
Малыш хоть и не без страха, но все же сделал то, о чем его попросили. Надев перчатку, Марлоу с удивлением поднял глаза. Он не обжегся. На его маленькой руке перчатка, до сих пор остававшаяся полупрозрачной, казалась огромной; внутри нее рука мальчика напоминала упавший в реку камень. Бергаст опустился перед ним на колени и повернул его запястье, вглядываясь в стеклянную ладонь.
– Если ты хочешь, чтобы другр был уничтожен, если ты хочешь, чтобы твои друзья оказались в безопасности, то должен держать руку крепко и ровно.
– Как это работает?
Но мальчик уже будто знал ответ – знал и страшился его.
– Эта вещь сделана не в нашем мире, – сказал Бергаст, не сводя глаз с перчатки. – Чтобы она заработала, нужна искра из орсина. Это сделали не мы, и это не для путешествий туда. Это сделали они, чтобы попадать сюда.
– Они? – прошептал мальчик.
Но Бергаст не ответил. На мутной стеклянной ладони искаженно отразилось его собственное безумное лицо. За ним красиво клубился дым.
– Покажи мне, – прошептал он перчатке. – Покажи мне то, что я хочу увидеть.
Стены кабинета вдруг стали будто медленно растворяться, пока в комнате не остался лишь он один, с яростной целеустремленностью всматривающийся вглубь перчатки. И тогда он одновременно увидел все, что хотел: как привести другра к орсину, как удержать ее там и как перевести ее силу в собственное тело. Эти видения наполняли цвета, которые он не смог бы описать; на его лице сиял ослепительный свет; он не ощущал своего тела, своих мышц – ничего, лишь исходящую из его разума, подобно музыкальной ноте, неимоверную волю. Он понимал не все, что видел; ему как будто показывали образы на каком-то не совсем понятном ему языке, если образы вообще имели язык; а потом пластины перчатки потемнели, и он, часто заморгав, подался назад, вновь ощутив свою кожу, как будто ее только что натянули на его кости и плоть.