Обыкновенные монстры — страница 109 из 110

Он вытащил тело миссис Харрогейт из лодки на берегу озера, где оставил его раньше, и, скрестив руки мертвой на груди, положил ее в тачку ногами вперед и покатил к хребту холма. Отчасти он не знал, чем еще себя занять, а отчасти ему казалось неправильным оставлять ее там. Мисс Дэйвеншоу все еще не шевелилась. Он понимал, что дым привлечет местных жителей и что до прибытия констеблей и газетчиков остается недолго – самое позднее до середины утра. Ему хотелось уйти до этого. Он знал, что Шотландия – это не штат Миссисипи, но все же не хотел оказаться единственным выжившим – молодой чернокожий парень в окружении трупов белых.

Но едва розовые лучи утреннего солнца осветили озерную гладь, мисс Дэйвеншоу очнулась, со стоном приподнялась на локте и повертела головой из стороны в сторону.

– Кто тут? – прохрипела она.

Какое-то мгновение Чарли не мог вымолвить ни слова.

– Это я, Чарли, – наконец торопливо произнес он, овладев собой.

Он глотал воздух и всхлипывал, плечи его поднимались и опускались. Мисс Дэйвеншоу молчала, на ее лице промелькнуло множество самых разных выражений.

– Чарли… Мы?.. Кто-нибудь еще?..

– Остались только мы, мисс Ди, – сказал Чарли. – Живых я больше не нашел. Только мы.

На рукаве женщины в том месте, где он к ней прикоснулся, остался кровавый след. Чарли удивленно взглянул на свою ладонь. Порез на ней не заживал.



Размышляя об этом позже, Чарли пришел к выводу, что это, по всей видимости, было дело рук Бергаста, схватившего его за руку на краю орсина. Каким-то образом он высосал талант Чарли, опустошил его, сделав совершенно обычным, как все ничем не примечательные люди.

Осторожными, неловкими движениями он обмотал кусками разорванной рубахи горящее от боли запястье, а затем и кровоточащую руку. Почти сразу же сквозь повязку просочилась кровь. Боль отдавалась во всей руке пульсацией. Чарли был слишком удивлен и измучен, слишком переполнен печалью и гневом из-за всего случившегося, чтобы осмыслить эту новую потерю.

– Может, потом талант вернется? – испуганно прошептал он, обращаясь к мисс Дэйвеншоу.

Она протянула к нему окровавленную руку, словно желая поддержать его, и вздохнула:

– Ох, Чарли.

Тело миссис Харрогейт они оставили во дворе Карндейла, накрыв его простыней, зная, что местные жители похоронят мертвых. Так предложила поступить мисс Дэйвеншоу. Среди обломков они нашли кое-что, что можно было взять с собой: дорожный саквояж, кое-какие продукты из кладовой, одежду – самую чистую, какую только можно было раздобыть. Мисс Дэйвеншоу велела ему проверить сарай. И в перевернутом горшке он нашел кошелек с монетами и пачку банкнот и принес их ей. От трупов в поле он держался подальше, а под конец, увидев торчащую из-под обломков маленькую мальчишескую руку, он посмотрел на нее, вернулся назад и больше не возвращался к пепелищу.

К тому времени, когда длинные тени достигли края озера, они уже двинулись в путь. Вдалеке показались приближавшиеся всадники. Чарли и мисс Дэйвеншоу перелезли через низкую каменную стену. За их спиной дымились сгоревшие хозяйственные постройки Карндейла.

Позже их подобрал направлявшийся на рынок фермер, и остаток пути до Эдинбурга они проехали в телеге. Добравшись до Принсес-стрит, они сразу же пошли на вокзал и купили там билет до лондонского Кингс-Кросса.

– Там мы сможем скрыться, – объяснила мисс Дэйвеншоу.

Чарли не спросил зачем, от кого и надолго ли. Он лишь продолжал трогать свои бинты, ощущая не отпускающую его колючую боль. Преподавательница сказала, что они поедут на юг в принадлежащий институту дом, где останутся на некоторое время, пока не решат, что делать дальше.

Конечно же, она имела в виду дом на Никель-стрит-Уэст.



Постепенно Чарли свыкся с мыслью о том, что он теперь «изгнанник», то есть бывший талант. Как и его отец в свое время. Если дар не вернется, то Чарли ничем не будет отличаться от Элис или от своей матери, а он любил этих женщин и восхищался ими. Тем не менее его удивляло, что он не сильно расстроен произошедшими с ним переменами. Каждое утро он просыпался, ощущая на коже темный лондонский воздух, зашнуровывал ботинки, чувствуя пульсирующую в пальцах кровь, и думал о Марлоу, который остался один в стране мертвых. В такие моменты его собственные несчастья казались менее значительными. Вместо того чтобы сосредоточиваться на них, он вспоминал нищего мальчика из Натчеза – приговоренного к смерти, пугавшегося своего таланта, запутавшегося и считавшего себя самым одиноким на всем белом свете. Тот мальчик теперь казался ему совсем другим человеком – человеком, которому он хотел бы сказать: «Да, дела у тебя неважные, но все наладится».

Потому что так и было. Теперь он это прекрасно понимал. Даже несмотря на все произошедшее. После встречи с Маром, Ко, Рибс и Оскаром, после того как он узнал о своем отце, после того как прошел через орсин и побывал в мире мертвых, те далекие дни детства казались сном. Он своими глазами видел, как из орсина выходят духи, как они набрасываются на сердце глифика. Видел, как другр лишается своей силы и как его лучший друг исчезает в другом мире, запечатывая проход. В душе Чарли поселилась новая тихая скорбь. Скорбь не только о его потере. Его единственное в мире убежище сгорело, друзья пропали или даже погибли. Кем бы он ни был сейчас и кем бы ни стал в будущем, он больше совсем не походил на того мальчика, которым был когда-то.

Несколько недель они жили в старом доме миссис Харрогейт, хотя Чарли было в нем жутковато: его преследовали тени прошлого, образ крадущегося вдоль стен лича, когти которого однажды вцепились ему в горло. Он вспоминал и призрачный Лондон другого мира, прихожую того, словно погруженного в воду дома, и всякий раз при выходе на улицу он был вынужден подавлять дрожь. Но выбирались они, в основном только чтобы купить еду и предметы первой необходимости. Чтобы попасть в дом, им пришлось взломать замок, и, хотя Чарли сделал все возможное, чтобы починить ворота, они все равно не закрывались как следует, так что они с мисс Дэйвеншоу не теряли бдительности. Она держалась тихо и постоянно размышляла о наполовину сожженной записной книжке, вынесенной ею из Карндейла. Чарли подолгу читал ей записи из нее при свете высоких газовых ламп или свечей в светильнике рядом с диваном.

Что касается его самого, то он не мог избавиться от ощущения, что Марлоу не ушел, не умер, что он все еще живой где-то на той стороне орсина. У него не было никаких причин так думать, кроме прощальных слов друга и собственных ощущений. Однажды вечером он рассказал о своих чувствах мисс Дэйвеншоу, выразил надежду, что Мар, возможно, не умер. Мисс Дэйвеншоу лишь притянула его к себе и крепко обняла.



Блокнот, записи из которого Чарли каждый вечер читал мисс Дэйвеншоу, принадлежал доктору Бергасту. Он обуглился, в нем не хватало страниц, задняя обложка была полностью оторвана, а бумага пахла дымом, маслом и мертвечиной, и, когда Чарли после чтения растирал пальцы, от них исходил тот же запах. Иногда он чувствовал, что должен ненадолго отложить записную книжку в сторону. Она казалась ему реликвией той ужасной ночи. Мало что на этих страницах имело для него смысл. Там были колонки цифр и дат, полуразборчивые каракули с указанием цветов и времени суток – записи каких-то экспериментов. Все это он послушно читал вслух для мисс Дэйвеншоу. Они обнаружили заметку с тремя именами и местоположением напротив каждого из них. Слепая преподавательница попросила Чарли перечитать ее несколько раз. Она слушала, отвернувшись и нахмурив брови.

– Это сведения, полученные от глифика, – наконец сказала она, вздохнув. – Последние находки мистера Торпа. Дети. Таланты. Они все еще где-то там.

Чарли вспомнил, как мисс Куик и мистер Коултон спасли его из запертой камеры в Натчезе. Казалось, это случилось целую жизнь назад.

– Как же их теперь найти?

Но мисс Дэйвеншоу лишь сказала ему отметить это место и продолжить чтение. Дальше страницы все чаще оказывались вырванными или испорченными, но иногда мальчику все же удавалось что-то прочесть. Одна заметка заставила мисс Дэйвеншоу нахмуриться и выпрямить спину, как будто она давно ждала именно этого отрывка. Он походил на своего рода запись в дневнике. В нем упоминалась женщина по имени Эдди, обитающая в каком-то поселении из костей. «Эдди считает, что можно охранять проход и держать чудовищ на расстоянии, – писал Бергаст. – Но это невозможно. Если дверь есть, она будет открыта. Рано или поздно. Ибо таково ее предназначение, а все живое и неживое на этой земле в свой час должно исполнить свое предназначение. Нельзя закрыть глаза и верить, что ужас исчезнет. Единственный способ сразить чудовище – встретиться с ним лицом к лицу в его логове».

Постепенно до Чарли дошло. Он поднял глаза. Бергаст писал об орсине.

О другом орсине.



Однажды кто-то распахнул большую парадную дверь, в вестибюле раздался звук шагов, и перед Чарли предстала Элис Куик, изумленная и потерявшая дар речи, в грязной одежде, с запавшими глазами и поникшими широкими плечами. Она выглядела лет на десять старше. Прежде чем он успел что-то сказать, в дом вбежали Комако, Оскар и Рибс; левая рука Рибс была перевязана, а угловатое лицо девочки выглядело бледнее обычного. Через мгновение ребята уже вновь смеялись и переговаривались между собой, и даже строгая мисс Дэйвеншоу позволила себе улыбнуться.

– А где Лименион? – спросила она, когда они немного затихли.

Оскар сдвинул светлые брови:

– Он помог нам остановить Джейкоба, мисс Дэйвеншоу. Но я могу сделать его снова. Мне просто нужен… подходящий материал.

– Он хочет сказать, что ему нужны мертвецы, – услужливо уточнила Рибс. – Бросьте, Лименион не исчез насовсем. От великана из плоти не так просто избавиться, правда?

– Правда, – подтвердил Оскар.

– Спасибо за пояснение, Элеонора, – поблагодарила мисс Дэйвеншоу, слабо улыбнувшись.

К ней будто снова вернулась какая-то часть былой уверенности, и она с достоинством приосанилась: