Потом кто-то – по всей вероятности, мужчина – прочистил горло. По спине у Элис пробежал холодок страха и тревоги.
Она быстро моргнула, чтобы получше видеть, и разглядела, как через щель под дверью, постепенно рассеиваясь, просачивается черный дым. Потом он заструился через щели со всех четырех сторон двери, становясь плотнее и темнее. Дверь тихонько заскрипела, и кто-то попытался открыть ее с другой стороны. Элис сковал ледяной ужас.
«Просто. Бежим. Черт возьми», – пронеслось в ее голове.
Схватив Марлоу за руку, она потащила его к открытому окну.
– Быстрее, ради всего святого, – прошипела Элис. – Быстрее!
Она взобралась на подоконник первой, подняв и выставив на крышу два небольших дорожных чемодана, затем подхватила Марлоу под мышки и вытащила его наружу.
Кто бы ни стоял за дверью, он, очевидно, услышал, что происходит внутри. По двери заколотили руками и ногами. Комнату наполнил черный дым, запахло сажей и пылью, так что Элис пришлось вытащить носовой платок и на мгновение отвернуться. Затем она соскочила с подоконника, подбежала к ночному столику и выхватила из ящика документы и два билета на лайнер. Она уже не старалась двигаться как можно тише. Дверь содрогалась от обрушивавшихся на нее ударов.
Крыша была покатой, и Марлоу присел на пятки, прижав колени к груди. Одной рукой Элис схватила ладонь мальчика, а другой – их чемоданы. Пошатываясь и спотыкаясь, они поднялись на самый гребень, обогнули дымоход и спустились ближе к карнизу на другой стороне. Там Элис перебросила чемоданы на крышу соседнего здания и прижала голову Марлоу к своему плечу.
– Закрой глаза, – прошептала она.
И прыгнула.
Неудачно приземлившись на левое колено, она перевернулась на бок и затем быстро встала, оглядываясь. Никаких признаков погони. Это было чистое безумие. Крыша здания была плоской, и с нее вела чугунная лестница, по которой Элис и Марлоу быстро спустились. С улицы можно было разглядеть мансардное окно их номера, и Элис пристально вгляделась в темноту. Никого. И все же из окна просачивался слабый дымок, а затем в темном окне вырос еще более темный силуэт, который будто хотел увидеть, как они уходят.
Но к этому моменту Элис, прихрамывавшая из-за ушибленного колена, и Марлоу, которого она крепко держала за руку, уже полубегом пустились прочь.
К счастью, ногу она не сломала, но колено у нее распухло, словно чудовищный и необычно мягкий баклажан, и ходить ей было больно.
Прихрамывая и не выпуская руки Марлоу, она выбралась на Вашингтон-авеню, прошла, постоянно оглядываясь, мимо гладких черных карет, привезших в театр зрителей, и, остановившись в маленьком парке за статуей какого-то мертвого американского революционера, сползла на мокрую траву и вытянула перед собой пульсирующую ногу.
Вглядываясь в темноту, она попыталась перевести дыхание и собраться с мыслями:
– Ты видел что-то подобное раньше? Когда-нибудь?
Мальчик покачал головой, его голубые глаза тревожно расширились. Она знала, что дети, с которыми они работали, были непохожи на других людей. «Таланты», как их называл Коултон. И она знала, что тот человек, которого они оставили позади, тоже был не совсем обычным.
– Не лги мне, Марлоу, – сурово произнесла Элис.
– Я не лгу, – ответил тот едва слышным шепотом.
В тот же миг ее нога вспыхнула от боли. Она вскрикнула, обхватив колено руками. Голос ее отразился от стен и эхом замолк вдали.
– Он идет за нами? – спросил Марлоу.
Она ничего не ответила, а лишь торопливо огляделась по сторонам.
Парк был небольшим – всего лишь квадрат покрытой травой земли со статуей посередине да одинокий фонарь на углу. С трех сторон парк окружали здания. По улице позади них изредка проезжали кебы. Если бы тот странный незнакомец настиг их, бежать было бы некуда.
Должно быть, она на время отключилась, а когда снова открыла глаза, Марлоу сменил положение и сидел рядом с ней, скрестив ноги. Под головой у нее в качестве подушки лежало пальто. В темноте отчетливо проступало бледное лицо мальчика.
Элис постаралась присесть, но повалилась навзничь.
– Нога болит? – прошептал Марлоу.
– Колено. Как долго я была без сознания?
– Совсем недолго.
Она хотела пошутить насчет странного существа в отеле, но не смогла придумать ничего хотя бы немного смешного и снова закрыла глаза.
– Элис?
– Да?
– Меня ведь на самом деле зовут не Стивен Халлидэй?
Она, преодолевая боль, открыла один глаз.
– А почему… почему ты спрашиваешь?
– Я знаю, что это неправда.
– Да, на самом деле тебя зовут не так, – неохотно призналась она.
– Тогда кто я?
– Нам обязательно говорить об этом сейчас?
Она взглянула ему в лицо, стиснув зубы:
– Послушай, я не знаю, кто ты. А кем ты сам хочешь быть?
– Марлоу.
– Хорошо. – Она снова откинула назад голову.
– Элис? А почему ты назвала меня Стивеном Халлидэем, если я не он?
Колено снова заныло. Сырость травы проникала сквозь одежду, и Элис стало холодно. И как только утром они доберутся до лайнера сквозь толпы пассажиров? Она поморщилась.
– Ну… так мне приказали люди, которые меня наняли. И наверное, так было легче убедить тебя поехать со мной. И по крайней мере… так было проще для всех.
– Ты имеешь в виду Бринт?
– Да, Бринт. И тебя тоже.
Некоторое время Марлоу молчал, пожевывая край рукава, а потом спросил:
– Так куда ты везешь меня?
– В Лондон. А потом в одно место в Шотландии. Под названием «Институт Карндейл». Там ты будешь в безопасности. Там есть и другие дети вроде тебя. Дети, которые… могут всякое.
– Ты поедешь туда со мной?
Элис снова поморщилась:
– Не совсем. Обычно я просто… нахожу детей.
Он кивнул:
– Не надо было мне врать.
Мальчик встал и шагнул в темноту. Элис хотела было спросить, что он задумал, но Марлоу вернулся, скрипя ботинками по мокрой траве, осторожно обошел ее, встал рядом на колени и тихо сказал:
– Я знаю, почему я им нужен. Знаю, зачем я людям, на которых ты работаешь.
Очень странное признание для восьмилетнего ребенка. Такое жуткое и спокойное. Она почувствовала, как зашевелились волосы у нее на затылке:
– Знаешь? И зачем же?
Но он не ответил. Вместо этого он сделал нечто неожиданное – протянул руку и коснулся пальцами ее запястья.
– Что это?
– Это? – Она удивленно покачала головой. – Ничего страшного. Небольшой вывих.
Она вспомнила, как ударила по руке мужчину, решившего обнять ее за талию в баре в Уайт-Рэпидс, и как смеялись его дружки. Это был погонщик скота с неплохим жалованьем, как он сам с ухмылкой похвастался, и до этого он целых четыре месяца находился в обществе одних только мужчин. Коултон, сидевший за столом, лишь хмурился, как будто она сама виновата в том, что привлекает к себе внимание, и это злило ее больше всего. Когда незадачливый ухажер снова потянулся к ее бедрам, она расставила ноги, как учил ее Аллан Пинкертон, расправила свои мускулистые плечи и со всей силы врезала ублюдку кулаком по лицу, почти не встретив сопротивления. Ноги погонщика подкосились, и он упал. Бар затих, мужчины отвернулись, а потом снова заговорили. Коултон так ничего и не предпринял.
Мальчик присел, сложив руки на коленях и переплетя пальцы. Затем протянул к ней обе ладони, как будто желая что-то показать.
– Ты что делаешь? – спросила она.
Очень медленно он принялся развязывать шнурки на ее ботинках, а потом стащил их и закатал штанины ее брюк. Элис не останавливала его. Обнажив ее поврежденное колено, он вопросительно посмотрел на нее, а потом осторожно прижал к нему обе ладони. Она почувствовала исходящее от его рук тепло – это было приятно. Оно распространилось по всему бедру, причиняя небольшую боль. Затем усилилось. Колено жгло все сильнее. Элис посмотрела на мальчика. Глаза его были закрыты. Он сиял.
Марлоу сиял ярко-голубым светом, на коже его проступили светлые прожилки, вены, силуэты костей черепа и рук. Свет отражался от мокрой травы и мраморной статуи. Вдруг жар в колене стал совсем нестерпимым, а боль невероятно острой. Не сдержавшись, Элис вскрикнула и подалась назад. Жжение тут же прекратилось. Сияние погасло.
– Марлоу, – задыхаясь, прошептала она. – Марлоу?
Внутри нее что-то изменилось. Она почувствовала это сразу. В глазах после яркого света все еще плясали пятна. Она выпрямила ногу и подвигала ею из стороны в сторону. Боль в колене пропала. Оно исцелилось.
Сердце у Элис бешено заколотилось. Она в изумлении уставилась на мальчика.
– Только не волнуйся, – прошептал он.
Лицо его было бледным. Теперь он осторожно прижимал ладони с заметно распухшими пальцами к своей маленькой груди.
– Все будет хорошо, – пообещал он, и его лицо дернулось. – Я забрал твою боль. Теперь она у меня. Это быстро пройдет.
Элис постаралась осознать сказанное мальчиком, но не смогла. Она вспомнила Коултона, вспомнила Чарли Овида и спрятанный в его теле нож.
– Быть того не может, – произнесла она, осторожно поднимаясь и делая пробные шаги.
– Мне так и говорили, что ты не поверишь.
– Кто говорил?
Мальчик не ответил. Отвечать было не обязательно. Конечно, Элис ему верила. Доказательством его словам служило ее собственное колено. Невольно она подумала о зеленом огне, который загорался в глазах матери, когда вера брала над ней верх, подумала о ее безумии и о том, во что бы она поверила, хотя бы мельком увидев это. Внезапно Элис охватила печаль. Мама.
Не прошло и часа, как Марлоу вытянул руки и показал ей свои запястья. Отек спал. Уже светало. Город казался пустым и оцепеневшим.
– Видишь, совсем недолго, – сказал он. – И боль была не такая уж сильная.
Тут Элис, к своему изумлению и стыду, испытала нечто вроде отвращения. Ей не хотелось прикасаться к нему. Он доверил ей нечто важное, помог ей, и это отвращение показалось ей сродни предательству. Понизив голос, она спросила: