Он не знал, получила ли девочка мешочек с пылью, который он для нее оставил, не знал, рассердилась ли она, или заподозрила его в хитрости, или что-то еще. Он подумал, что в разгар холеры театр будет полупустым или почти пустым и проникнуть туда и разыскать ее будет легко. Но все оказалось не так, совсем не так.
Во-первых, он был не один.
Казалось, что женщину, кроме него, больше никто не видит. На ней было все то же старомодное платье с оборчатым льняным воротником, в котором она представала перед ним во сне, длинный темный плащ с маленькой серебряной застежкой и шелковый чепец с изогнутым проволочным каркасом. И хотя Джейкоб должен был ощутить угрозу или по меньшей мере тревогу, вместо этого его охватило странное, похожее на сон спокойствие, как будто она принесла ему добро и надежду. Так что он просто влился в поток посетителей, пришедших посмотреть кабуки.
Он постоял в задымленном факелами проходе с низким потолком, поражаясь тому, что на него больше никто не смотрит с удивлением, а затем, когда прозвучал первый гонг, проскользнул за угол и увидел, что призрак женщины наблюдает за ним из бокового коридора. Встретившись с Джейкобом взглядом, она проследовала дальше. Он пошел за ней – медленно, словно во сне. Загадочная женщина вела его по лабиринту тусклых, душных коридоров и раздвижных ширм. Наконец он вошел в маленькую тихую комнатку в верхней части театра, где на полу стояла жаровня, возле которой на коленях сидела та самая девочка, Комако.
Рядом с ней лежала ее маленькая сестра, Тэси. Увидев посетителя, Комако встала. От внимания Джейкоба не укрылась привязанная к лодыжке сестры веревка.
– Кто вас впустил? – спросила Комако.
Не дожидаясь ответа, она повернулась, отодвинула ширму и повела его прочь по скрипучему коридору, а затем вверх по скрытой в темноте узкой лестнице к люку в потолке. Просунувшись через него, Джейкоб оказался на крыше высокого здания театра. Внизу раскидывался город – завораживающее море маленьких огоньков и разноцветных фонарей. В душном воздухе пахло дождем. В десяти футах от него девочка, не останавливаясь, проворно перебирала по глиняной черепице босыми ногами. Она не оборачивалась, чтобы убедиться, что он следует за ней.
Догнал он ее только на балкончике с двускатной крышей и низкой темной дверью, которую, по всем признакам, не открывали много лет. Джейкоб не осмелился опереться о старые, но красивые плетеные перила балкона.
Девочка села, свесив ноги, как маленький ребенок. Джейкоб вдруг осознал, какая же она еще молодая. Сняв шляпу, он сел рядом с ней. Волосы его липли к вискам.
– Что это за место? – тихо спросил он.
– Лучше бы вы сюда не приходили, – ответила девочка. – Я не хочу вас видеть.
Он не стал напоминать, что она сама привела его сюда и что она могла бы отказаться от встречи с самого начала, могла бы даже закричать, и тогда его выгнали бы из театра.
– Прости, я рассердил тебя, – сказал он.
– Я не рассердилась.
Ему захотелось улыбнуться, но вместо этого он посмотрел на нее серьезным взглядом. Он вспомнил, что был примерно такого же возраста, когда в Вене его нашел Бергаст, вспомнил, каким старым показался ему этот мужчина с мягким лицом, как подумал, что этот пожилой человек совсем ничего не знает о мире. Тогда он тоже очень боялся. Тот страх жил в нем до сих пор. Заглянув девочке в лицо, он прикинул, с чего лучше начать разговор:
– А ты неплохо говоришь по-английски.
– Это язык моего отца. – Она пожала плечами. – Меня ему научила мама.
– Значит, мне повезло. А что с твоими руками?
Девочка помедлила, потом неспешно размотала бинты и подняла руки с кривыми красными пальцами:
– Они всегда такими были. А у вас не так?
– Нет.
– А когда вы… узнали? – спросила она, тщательно подбирая слова. – Ну, то есть, что вы умеете…
Она поводила руками, словно перебирая пыль. Внезапно до него дошло, как сильно она нуждается в этом разговоре, как много у нее скопилось вопросов. Он решил быть с ней настолько честным и прямым, насколько это возможно.
– Я всегда знал, – ответил он.
– А вы умеете делать что-нибудь еще?
Он помедлил, разглядывая ее в полутьме:
– Что именно?
– Что угодно.
– Нет, – покачал он головой. – Только управлять пылью.
– Вам бывает больно?
– Бывает холодно, особенно в запястьях. И от этого больно.
Девочка немного подумала:
– И как вы научились контролировать эту силу?
Обняв себя руками, он откинулся назад, разглядывая беззвездное ночное небо, затянутое тучами.
– Сначала пытался сам, – тихо сказал он. – Как и ты. Но потом попал в Карндейл, и там меня научили еще кое-чему. Как делать это безопасно.
– Карндейл. Вы оттуда приехали?
– Да. Это в Шотландии.
– В Европе?
– Да.
– Значит, на другом конце света, – прошептала она.
Он кивнул.
Но ее это, похоже, не удовлетворило. Быстрыми ловкими движениями она начала наматывать льняные бинты обратно на руки.
– Вы проехали полсвета… ради меня? Потому что я умею делать то же, что и вы. Почему? Что вы хотите от меня, Джейкоб Марбер?
В ее устах его имя прозвучало странно. Говорила она совсем не как ребенок. Джейкоб посмотрел на нее.
– Я хочу отвезти тебя к нам. В Карндейл.
Она рассмеялась резким, сердитым смехом.
– Почему бы и нет? – спросил он. – Что тебе здесь делать? Кто тут умеет то же, что и ты? Да и кто поймет, даже если и увидит?
Она прикусила губу и отвела взгляд:
– Я ничего о вас не знаю. Вы можете быть кем угодно.
Он понимал, что на самом деле она думает о своей младшей сестренке, о том, что станет с ней. Он повертел свою шляпу:
– Кое-что ты обо мне знаешь. Разве этого недостаточно?
Девочка взглянула на его руки, но тут же отвернулась.
– Ты не сможешь жить здесь без защиты, Комако-тян. Долго у тебя это не получится. Такие, как мы, не очень хорошо справляются в одиночку. Люди нас боятся.
– А в Шотландии их разве нет?
– Кое-какие есть… – медленно улыбнулся он. – Но шотландцы, они очень… практичны.
Подмигнув ей, он мягко заговорил о своем детстве. Рассказал ей немного о том, как мальчиком выживал в переулках Вены, вечно испуганный и голодный, пока его не разыскал один человек. Доктор. Именно он написал им в Киото о ней. Они с товарищем находились в Японии уже больше месяца, и с ней их свел лишь случай.
Случай или все-таки судьба? Решать ей. Он сказал, что талант пыли не единственный талант в мире и что его компаньон, мистер Коултон, может делать себя очень сильным: «То еще зрелище, это надо видеть!» Девочка слушала молча, не отрывая глаз от его лица, и Джейкоб не знал, верит ли она ему. Он рассказал ей, что у него был близнец, который умер, когда им было столько же лет, сколько и Комако сейчас. Что смерть брата сломила его, что он так и не смог с этим смириться и никогда не сможет. Наконец, он рассказал ей о глифике – человеке, старом, как древнее священное дерево, который живет в развалинах монастыря в Карндейле. За особый талант этого человека прозвали Пауком. Он умеет добывать информацию как никто другой.
– Именно он привел нас к тебе, – объяснил Джейкоб. – В своих снах он пребывает в центре своего рода паутины, и, каждый раз, когда кто-то где-то использует свой талант, он ощущает вибрации и таким образом находит этого человека.
Девочка следила за его губами, словно завороженная, и тут он замолчал, внезапно смутившись.
– Я совсем не такой, как ты, Комако-тян, это правда. Я не знаю, что тебе довелось испытать в жизни, через что ты прошла. Но мы обладаем одинаковым талантом – ты и я. Это что-то да значит.
Он погладил бороду. Ей было столько же лет, сколько и ему, когда Генри нашел его в Вене. Темные глаза полны печали. Руки обернуты льняными бинтами, как будто она скрывает ожоги.
– А ваш брат… Он болел? – спросила девочка.
– Это был несчастный случай. – Джейкоб покачал головой.
– А доктор, который нашел вас… Он его не спас?
– Это случилось раньше. Он появился… слишком поздно.
– Нужно было попытаться что-то сделать, что угодно.
В тихом ночном воздухе слышалось тяжелое дыхание Джейкоба.
– Я и сейчас сделал бы все что угодно, – тихо произнес он и, услышав собственные слова, вдруг понял, что это правда. Он подумал о женщине-тени, об орсине и о том, что она говорила.
Комако глубоко вздохнула:
– Моя сестра больна. Никто не знает, что с ней.
Он кивнул:
– Я не знаю, что делать.
Он старался не смотреть на нее, не представляя, как все объяснить.
– Твоя сестра, – начал он неуверенно, затем сглотнул и попытался снова. – Твоя сестра, Тэси. Она раньше… сильно болела? Так, что ты опасалась за ее жизнь? И теперь ей все время очень холодно? Она стала бледной? Она когда-нибудь спит?
– Нет. Никогда, – прошептала девочка.
– А ее зубы… Они острые? У нее есть три красные линии на горле, вот здесь?
Он нервно теребил шляпу.
– Тэси не больна, Комако-тян. Это не болезнь.
Девочка медленно повернула к нему лицо. В глазах ее застыл ужасный вопрос.
– Твой талант. Это не просто умение повелевать пылью. Ты обладаешь еще кое-какими способностями.
Он изучал ее лицо, и ему вдруг стало дурно из-за того, что он собирался сказать.
– Это все ты. Только ты держишь ее здесь, твоя любовь к ней. Да, вреда ты ей не причиняешь, – тут же добавил он. – Но ты… должна отпустить ее. Должна дать ей покой.
Девочка покачала головой, будто не веря, или не понимая, или все это вместе. Но он чувствовал, что в глубине души она знает, что он говорит правду.
– Она уже ушла, – сказал он. – Мне жаль.
Ему было действительно жаль, он ощущал это сожаление в своем сердце, ощущал глубокую и острую боль. Он был не в силах даже взглянуть на нее. Он ожидал, что она закричит, ударит его в грудь своими маленькими кулачками, или, может, просто усмехнется, или сердито встанет и уйдет, но она ничего не делала. Просто сидела, глядя в темноту, как будто даже не слышала его. В этот момент он снова почувствовал присутствие кого-то еще и посмотрел на крышу напротив.