коснулась его ладоней. Он вздрогнул. Это было жуткое, бесплотное ощущение, похожее на глубокий вздох, но тем не менее все же осязаемое. Его отвращение переросло в страх. В тот же миг другр, этот призрак, это видение схватило его за запястья – и его руки пронзила жгучая боль. Она была удивительно сильна. Джейкоб пошатнулся, охваченный смертельной тоской, но другр не ослабила хватку, удерживая его на некотором расстоянии, словно они скрепляли договор, – вот только он ни на что не соглашался. Руки его горели огнем, проникавшим в костяшки пальцев и в запястья. Он не сдержался и закричал.
Она отпустила его. Джейкоб попятился назад, вцепившись в обожженные запястья пальцами. Его руки и предплечья покрылись темными чернильными пятнами, как будто испачканные хинином. Пятна эти походили на татуировки в виде вихрей и узоров. Они двигались, постепенно перемещаясь под кожей. Пальцы англичанина вытянулись, пожелтели и потрескались.
– Что ты сделала? – в ужасе прошептал он.
– Жребий брошен, Джейкоб Марбер.
Она показала рукой в угол узкой каюты. Фонарь медленно покачивался на балке. Сердце Джейкоба сжалось и потяжелело. Искаженные пальцы дернулись почти сами по себе, и с пола внезапно поднялся маленький завиток пыли. Повернув ладони, он почувствовал какую-то новую силу, холодную мощь, которой в нем раньше не было. В изумлении он принялся испытывать свой талант пыли, которая, к его удивлению, сама собой складывалась и росла, становилась плотнее, темнее, словно размножаясь на глазах, превращаясь из пыли в нечто иное, отбрасывающее тени на железный крюк, скрывая из виду гамаки и наполняя маленькую каюту клубящейся, непроглядной тьмой.
– Пыль теперь часть тебя, Джейкоб, – сказала другр.
Из-за сгустившейся тени он больше не мог видеть призрака.
– Я ощущаю прекрасный голод. Прочувствуй его, узнай, на что ты способен.
И Джейкоб прочувствовал. И испытал восторг. Ему казалось, что теперь ему было подвластно абсолютно все, как будто он мог принести в мир тьму одной лишь силой воли.
Он сжал кулак. Чернильные пятна на его коже помутнели, распались на части и снова слились, как дым, а затем пыль стремительным вихрем втянулась в его чудовищные скрюченные пальцы и исчезла. Пыль попала внутрь него, потекла по телу, словно электрический ток. Джейкоб посмотрел на свои искаженные руки. Он ощущал себя не так, как раньше. Ему показалось, что он внезапно постарел.
– Это может вернуть моего брата?
– Это лишь слабый пример, – сказал призрак женщины. – Это только начало.
Он облизал губы. Внезапно он вспомнил о Коултоне и, почувствовав укол вины, оглянулся на дверь, словно та могла распахнуться в любой момент. Его товарищ никогда не поймет этого. Понизив голос, он произнес:
– Скажи, что я должен делать?
Над головой скрипел фонарь. Снаружи доносились слабые всплески волн. Воздух позади призрака словно трещал, разрываясь подобно ткани.
– Путь долог, а ночи коротки, – прошептала другр. – Ты должен пожелать идти за мной. Должен все оставить и следовать за мной. Ибо ты еще недостаточно силен.
– Я стану сильным, – сказал он.
В воздухе образовалось странное отверстие. Через мгновение оно расширилось до такой степени, что он мог бы пройти через него.
Другр шепотом ответила:
– Тогда ступай, иди и измени мир.
Институт. 1882
17. Пробуждение в поместье Карндейл
Элис Куик проснулась в незнакомой ей кровати. На костяшках пальцев алели синяки. Было невозможно определить, утро сейчас или вечер. На ночном столике рядом с кроватью лежала ее одежда и шляпа. Снаружи доносились звуки дождя и детские голоса.
Каждый вдох отдавался болью в левом боку – в месте, куда ее ранил Джейкоб Марбер, – однако, ощупав его пальцами, она не обнаружила никакой раны. Элис постаралась задержать дыхание и зажмурила глаза, попытавшись вспомнить, что произошло.
И она вспомнила. Гул поезда, удалявшееся лицо Джейкоба Марбера. Дым, вырывающийся из поднятых вверх ладоней этого чудовища. И Марлоу, заключенного в ее объятия. Потом мучительное ожидание на какой-то платформе, по которой суетливо сновали кондукторы. Огромные сверкающие локомотивы на железнодорожных путях. Второй вагон в ночном поезде, за которым последовала поездка в старой, пропитанной дымом сигар шотландской коляске с просевшими рессорами. Скрип колес на плохой дороге. А потом… эта скудно обставленная комната с высоким потолком. Пол из каменных плит, выцветшие обои с японским орнаментом. Элис не знала, где находится.
– Вы в Карндейле, – произнесла сиделка, расположившаяся у ее кровати. – И теперь вам гораздо лучше. Как вы себя чувствуете?
– В Карндейле, – медленно повторила Элис. – А где Марлоу? Он…
– Сияющий мальчик? Уверена, он где-то поблизости. Как и его друг.
– Я долго спала?
– О, не так уж и долго. А теперь приподнимитесь. Вот так, полегче…
Но Элис казалось, что с момента нападения время удлинилось, растянулось и странным образом сдвинулось. Все произошедшее было таким далеким. Она смотрела, как сиделка сворачивает простыни и складывает их в корзину металлической тележки, как за ней закрывается дверь, как удаляются звуки колес и шагов. Потом она встала с кровати. Ребра пронзила боль. Она сняла ночную рубашку и медленно оделась. Кольта «Миротворец» нигде не было. Она открыла шторы. Из-за дождя дневной свет был тусклым, но все же от него глазам стало больно, а кожу неприятно закололо. Бок пульсировал. За всю ее жизнь Элис пинали и избивали десятки раз, но то, что сделал с ней Марбер, то место, куда вонзилась его пыль, почему-то ощущалось иначе. Да она сама казалась себе другой.
За шторами было не окно, а высокая стеклянная дверь со старой латунной задвижкой, покрытая некогда белой, но уже пожелтевшей от старости краской. Она была приоткрыта для доступа воздуха, и, несмотря на режущий глаза свет, Элис вышла на крытый балкон. Она находилась на втором этаже старинного каменного особняка с темными, выходящими во двор окнами. Шел дождь. К одной стене были прислонены обруч и палка – напоминание о детстве. Трое детей в серых плащах играли под карнизом в какую-то игру: то ли в карты, то ли в шарики, с высоты было не разобрать.
Один из мальчиков вытащил из-за спины трубку и тайком затянулся, а затем передал ее по кругу. На каменной скамье у сторожки привратника горел фонарь. За воротами виднелась извилистая дорожка из красной глины, затем участок с пожухлой бурой травой и расплывающиеся силуэты хозяйственных построек. Вдали простиралось озеро с островом в центре. Из находящихся на нем развалин росло огромное дерево с золотистой кроной. От него вдаль уходила древняя стена. Все здесь говорило о холоде и запустении.
«Шотландия, – мрачно подумала она. – Ты все-таки в чертовой Шотландии, Элис Куик».
Нигде не было ни Коултона, ни Чарли, ни Марлоу. Никаких признаков жизни, разве что из высокого окна на верхнем этаже восточного крыла выглянула старуха с иссохшими руками и седыми волосами. Через минуту она задернула шторы.
– Я уже начала опасаться, что вы проспите до середины лета, – произнес голос позади Элис.
Она обернулась. В дверях стояла миссис Харрогейт. Без вуали. Ее мягкое лицо было сильно изранено. Вокруг левого глаза расплылся фиолетовый синяк, еще более темный, чем ее родимое пятно. Облачена она была в изысканное платье: черная вышивка в виде завитков на каждой груди, тугие манжеты, скрывающий горло вышитый воротник. Но больше всего внимание Элис привлекли толстая повязка на голове, скрывающая ее левое ухо, и тонкая паутина засохших царапин на лице и руках. Пожилая женщина скользнула вперед. В ее глазах отражались усталость и печаль.
– Да, то еще зрелище, мисс Куик, но не стоит вам так таращиться. Лучше еще немного полежите.
– У меня забрали револьвер.
– Для вашей же защиты, я уверена. Как вы себя чувствуете? Рана весьма необычна, но, как мне сказали, все обойдется.
Элис медленно приложила к ребрам руку, переваривая ее слова.
– Марлоу в безопасности, – продолжила миссис Харрогейт, угадав ее мысли. – Я послала кое-кого сообщить ему, что вы проснулись. Вы, наверное, не ожидали, но здесь он своего рода знаменитость. Мальчик, который сбежал от Джейкоба Марбера… Другие дети, даже взрослые, испытывают огромное любопытство. Никто и представить не мог, что он вернется.
Элис поморщилась, вспомнив ту ночь в нью-йоркском парке, когда Марлоу вылечил ее колено. Как он буквально впитал боль в свое тело.
– Это он?..
– Исцелил вас? Хм-м. Да. В карете, по дороге сюда. Не думаю, что без его вмешательства вы вообще оказались бы здесь.
Лицо миссис Харрогейт потемнело.
– Доктор Бергаст был вполне доволен.
Элис удивилась, но прежде чем она успела задать свой следующий вопрос, миссис Харрогейт села рядом с ней на кровать и взяла ее за руку.
– Я должна сообщить вам, мисс Куик. Сейчас, пока мы одни. Мистер Коултон… скончался.
– Коултон?
Маленькие ноздри миссис Харрогейт раздулись.
– Его убил Джейкоб. В поезде.
– Ох, – только и промолвила ошеломленная Элис.
– Он был невероятно сильным. Думал, ничто не может причинить ему вреда. Я… я тоже так считала.
Элис вспомнила, как Коултон толкнул ее и детей себе за спину, как закричал, когда вагон потемнел.
– Когда я видела его в последний раз, он… изменился. Воспользовался своим талантом, я полагаю. Бросился на Марбера. Прямо на него. Дал нам время выбраться.
Миссис Харрогейт кивнула.
– Да, это похоже на него, – сказала она, отвернув лицо, и поправила повязку на ухе, после чего сделала вид, что рассматривает свои руки. – Что ж, мы должны собраться с духом, – продолжила она дрогнувшим голосом. – Мистер Коултон вряд ли одобрил бы слишком бурное проявление чувств, верно? Итак. Вы, я вижу, одеты в дорожное платье?
Элис посмотрела на свою одежду.