Он открыл ящик стола, достал бумажный свиток и разгладил его. Круги и линии, накладывающиеся друг на друга, стрелки, пометки, сделанные его собственным паучьим почерком. Это была копия огромного полотна, написанного тушью на стене. Работа всей его жизни: карта, которую он составлял тридцать пять лет. Карта мира по ту сторону орсина.
Время поджимало. Он забросил свои эксперименты, уже начал было опасаться, что поиски другра закончатся полным провалом. Но тут после стольких лет глифик обнаружил мальчика, и Генри Бергаст понял, что этот ребенок будет полезен – более чем полезен: он поможет ему, слабому и жалкому Генри Бергасту, осуществить задуманную цель.
Рассмотрев копию карты, он свернул ее, положил в ящик и запер его.
– Бэйли, – позвал он властным тоном.
Появился слуга с бесстрастным вытянутым лицом и блестящими умными глазами.
– Да, сэр?
– Наши недавние гости, новые мальчики. Вы знаете их в лицо?
– Да, сэр.
Не вставая с кресла, Бергаст повернулся и посмотрел на собственное отражение в окне. Глаза его скрывала темнота.
– Приведите их ко мне, – сказало отражение.
25. Ночные создания и другие печали
Создание было бледным, безволосым, с длинными зубами, острыми, как кинжал. Оно стояло в открытой двери совершенно неподвижно, словно глиняная фигурка. Двигались только его глаза, разглядывавшие что-то в окутавшем Уоппинг ночном тумане.
Ноги его были босы, но в трущобах, где на улицах часто валялись полураздетые тела, а живых людей часто принимали за мертвых, это не казалось чем-то примечательным. Поношенные брюки из грубой ткани, рубашка без воротника и серое, забрызганное грязью джентльменское пальто делали его похожим на любого бедолагу, переживающего трудные времена. Рот странного существа терялся во тьме, терялся полностью; однако от него исходила аура абсолютного спокойствия, никак не соответствующая образу падшего или обездоленного. Он ни в чем не нуждался. Позади повисла на петлях сломанная дверь; из-за стула наполовину виднелись треснувшие очки в проволочной оправе и вытянутая рука Рэтклиффа Фэнга, кровь которого черным воском застыла на полу.
Лич уже собирался уйти, но остановился, чтобы поднять упавшую с головы трупа старую потрепанную шляпу-котелок. Повертев ее с жуткой деликатностью, будто в задумчивости, он уверенно надел ее на голову, вышел в туманную ночь и повернул на север. Несмотря на туман, он шагал по грязи и канавам нечистот быстро и решительно, время от времени останавливаясь и плавно пригибаясь, чтобы понюхать воздух, а затем снова выпрямлялся и шел дальше. Все это время он пытался что-то вспомнить, что-то важное, но не мог.
«Джейкоб, – думал он. – Джейкоб, Джейкоб, Джейкоб, Джейкоб…»
Воздух изменился; лич достиг шумной темноты Хай-стрит в Уайтчепеле. Здесь сливались и смешивались различные запахи: вонь немытых тел, гниющей пищи, шкур животных и экскрементов. Существу пришлось поднять лицо и медленно повертеться, принюхиваясь; но в конце концов лич почуял его – поднимающийся, как взметнувшаяся над оркестром высокая нота, – запах того, кого послали его найти. Повернув на восток, лич проскользнул между запряженных лошадьми экипажей и прохожих, в тумане напоминающих призраков.
Над дверями пабов висели древние засаленные фонари, едва освещавшие улицу, и лич скользил в темноте подобно струйке дыма. На дальней стороне Коммершиал-стрит он свернул на север и двинулся по глубокому переулку с арками и обшарпанными кирпичными стенами, прокладывая путь мимо спящих в дверных проемах нищих.
Потом лич свернул на восток, затем на север, прошел по проходам, переулкам, аллеям и через дворы и наконец остановился в клубах медленно дрейфующего тумана. В дверной арке спал какой-то человек, который, увидев его, раздраженно поднял локти; лич, не задумываясь, уперся одной рукой в его лоб, а ногтем другой плавно провел по его горлу. Рубашка парня расцвела красным; он вздрогнул, откинул голову и замер.
На другой стороне переулка, едва различимая в тумане, открылась дверь. На ступени перед ней вышли две женщины; они разговаривали с третьей, оставшейся внутри. Леди пониже ростом была одета в черное, а ее лицо закрывала вуаль; более высокая, в плаще из непромокаемой ткани, с грозным видом устремила взгляд в туман.
Лич снова скрылся в тени.
Пятнадцать минут спустя сквозь приглушающий звуки туман Элис Куик услышала, как по булыжникам стучат ее собственные сапоги: печальный, мрачный звук, словно на крышке гроба только что умершего человека ставят отметку мелом. Она напряглась, силясь разобрать хоть что-нибудь еще. Что-то тревожило ее, вызывало беспокойство. Миссис Харрогейт шагала рядом, склонив голову и погрузившись в раздумья. В ее саквояже лежали два тяжелых ключа, но беспокоили ее вовсе не они. Через каждые несколько шагов Элис оглядывалась через плечо, волосы на затылке у нее встали дыбом.
Что-то преследовало их.
Она в этом не сомневалась. Может, головорез, а может, и кто похуже. Она вспомнила слова Сьюзен Кроули о Генри Бергасте, плавно передернула затвор револьвера и крепко сжала его, не доставая из кармана. Однако из тумана никто не появился, и она ничего не сказала миссис Харрогейт; они шли дальше, пока та взмахом руки не подозвала кеб. Экипаж со скрипом остановился посреди темной и холодной улицы, и обе женщины забрались внутрь. Затем извозчик взмахнул кнутом, тощая лошадь вздрогнула и двинулась с места.
По возвращении в пансион, плотно закрыв окно и заперев его на щеколду, Элис сняла свое длинное пальто, бросила шляпу на незаправленную кровать и нахмурилась.
– Мы были не одни, – сказала она. – Кто-то преследовал нас от самого дома Сьюзен Кроули.
Отстегнув вуаль и сбросив с плеч шаль, миссис Харрогейт замерла. Она смотрела на Элис, будто оценивала товар на рынке, прикидывая его стоимость. Сыщице это не понравилось.
– Вы ощутили что-нибудь в боку? – поинтересовалась ее спутница.
Элис прижала руку к ребрам.
– Нет. Ничего с тех пор, как мы приехали сюда. Что, если план не сработает? Что, если я не смогу найти Марбера?
– Вам и не потребуется искать его. Кейрасс сделает все сам.
Элис села на край кровати и принялась стягивать с ног покрытые грязью сапоги. Она не до конца поняла слова женщины, но решила пока не уточнять. Ее волновали более насущные вопросы.
– Почему Марбера так интересует Марлоу? Зачем ему вообще было убивать его родителей?
– Потому что этот ребенок обладает огромной силой. И потому что он нужен другру.
Миссис Харрогейт подошла к шкафу, собираясь положить в него шаль, но вдруг замерла, глаза ее скрыла тень. Застыло и ее отражение в зеркале.
– Простите меня. Рассказ мисс Кроули оказался весьма… тревожным. Многое было мне неизвестно. А я не люблю удивляться.
– То есть вы ей верите?
– А вы нет?
Элис задумалась:
– Кроули рассказала не все, но это не значит, что ее слова – ложь. Видимо, больше всего ее пугает Бергаст. Не Марбер и не другр.
– Поверить в это может лишь тот, кто не знает природу другра.
Элис постаралась принять это к сведению.
– И помните, – продолжила миссис Харрогейт, – это не Генри Бергаст охотится за детьми, не он совращает таланты, не он предает и убивает таких, как Фрэнк Коултон. У нас лишь одна задача. И мы доведем дело до конца.
– Кроули сказала, что истинная цель Бергаста находится в другом мире. Почему?
Миссис Харрогейт чинно уселась в бархатное кресло, поправив юбки. Лицо ее приняло озабоченное выражение.
– Сукин сын. Вы тоже ему не доверяете, – тихо пробормотала себе под нос Элис, начиная кое-что понимать.
Затем сыщица подумала о чем-то другом – и лицо ее стало еще мрачнее.
– Зачем мы привезли мальчиков в Карндейл, миссис Харрогейт? Для чего они ему?
– Потише, мисс Куик. Иначе наша почтенная хозяйка захочет подслушать у двери.
– Я оставила Марлоу и Чарли на попечение Бергаста.
– И в стенах Карндейла они в полной безопасности, – сказала миссис Харрогейт. – Генри может заблуждаться, но он не сумасшедший. Чего нельзя сказать о Джейкобе Марбере. Вот если бы дети оказались рядом с ним, то это привело бы к совсем другому исходу.
– Вы все время повторяете, что в Карндейле безопасно.
– Потому что Джейкоб не может войти туда. Ему не проникнуть за периметр защиты.
– Но ведь он уже пробирался туда однажды. Разве не об этом рассказала нам Кроули?
– Защиту изменили, – спокойно произнесла миссис Харрогейт. – Никто, совершенно никто не желает повторения того, что случилось, когда Марлоу был младенцем. Но единственный способ по-настоящему обезопасить детей – это убить Джейкоба Марбера.
Пока миссис Харрогейт говорила, она достала из сумочки сложенный носовой платок. Элис вновь охватило внезапное головокружение, но она заставила себя посмотреть на два ключа на развернутом ее спутницей платке, который та положила на столик между окнами.
Элис прочистила горло:
– Они выглядят какими-то… неправильными.
– Отлично. Это значит, что вы обладаете нужной нам чувствительностью, мисс Куик. На вас влияет рана, нанесенная Марбером. На это я и надеялась. Они называются клависами.
Элис, немного разбиравшаяся в ключах, внимательно осмотрела клависы:
– Похожи на старинные. Незнакомой мне формы. Не от сейфа и не от хранилища. Что они открывают, дверь в какое-то помещение? В котором находится та штуковина?
– Какая штуковина?
– Оружие. Чтобы убить Джейкоба Марбера.
Глаза миссис Харрогейт сверкнули.
– Ах, – слегка снисходительно улыбнулась она. – Вы ошибаетесь. Они и есть оружие.
Пожилая женщина осторожно приподняла клависы за кожаный шнур, так что они покачивались в воздухе.
– Когда-то их было три, – продолжила она. – Теперь их два. Однажды останется только один. Но когда будет потерян последний, способа бороться с другром не останется.
– Но что они собой представляют?
– Нечто злое, мисс Куик. Нечто неестественное. Это не ключи, мисс Куик, а сосуды. Они, как янтарь с застрявшей в нем мухой, запечатывают внутри себя то, чему не место в нашем мире. Как вы уже поняли, орсин в Карндейле – это дверь, проход в другой мир. И в этих сосудах заключено то, что проникло к нам