Отперев дверь, Бергаст посветил в темноту фонарем. Изнутри послышался тихий звон цепей и щелкающие звуки, напоминающие шум крыльев насекомого. У дальней стены за руки было подвешено существо, опустившее голову на грудь. От него исходило ужасное зловоние.
– Мистер Ластер, – спокойно сказал Бергаст. – Могу я снова называть вас Уолтером?
Лич поднял лицо и моргнул своими водянистыми глазами, в которых, помимо проблесков интеллекта, проскальзывало что-то быстрое и жестокое, уже не человеческое. Он наблюдал за посетителем.
Бергаст повесил фонарь на вделанный в потолок крюк и, засунув большие пальцы за вырезы жилета, посмотрел на лича. Затем он подошел к маленькому столику в углу и взял блюдо с некой черной субстанцией, похожей на жвачку.
Уолтер, не отрывавший от него взгляда, тихонько заскулил.
Но Бергаст не собирался заставлять его мучиться. Нет, меньше всего – и в глазах, и даже в жестах доктора чувствовалась испытываемая им жалость – он хотел бы для бедного Уолтера страданий. Больше всего Генри Бергаст желал, чтобы Уолтер перестал страдать. Или позволил ему в этом помочь. Для этого нужно было всего лишь ответить на кое-какие вопросы. И мучения тотчас прекратились бы. Так просто и понятно…
Тут доктор перехватил быстрый, полный отвращения взгляд Уолтера. В глазах его мелькнул и исчез, словно юркнувшая под камень ящерица, огонек.
– Значит, Джейкоб хотел, чтобы миссис Харрогейт тебя поймала? – спросил Генри Бергаст, начиная очередной ночной допрос.
– Нет.
– Но так ты сказал мне в прошлый раз. Это была ложь?
Уолтер облизал губы и, содрогаясь всем телом, ответил:
– Джейкоб знал, что она… приведет нас… к тебе.
– Значит, твоей целью был не ребенок? Он не посылал тебя убивать мальчика?
Лич что-то прошептал себе под нос, но Бергаст не уловил его ответа.
– Уолтер?
– Уолтер, Уолтер, маленький Уолтер… – эхом прошептало существо.
Бергаст смотрел на него с нетерпением:
– Значит, он не посылал тебя убить Марлоу, Уолтер?
Тот покачал бледной безволосой головой. Под сковывающими запястья железными наручниками показались тонкие кровавые полосы.
– Джейкоб… знает. Он знает, где мы… Вот почему мы здесь, да. Он хочет этого.
– О, Уолтер, – печально пробормотал Бергаст. – И ты веришь, что он хочет для тебя такой участи?
Доктор с глубоким разочарованием окинул взглядом мрачную камеру, цепи, маленькое блюдце с недокуренным опиумом:
– Думаю, нет. Нет. Ты здесь потому, что Джейкоб бросил тебя. Никакой другой причины быть не может. Джейкоб бросил тебя на погибель, потому что ты ему больше не нужен. Но мне ты полезен. Я спас тебя, привел сюда. Мне, конечно, больно это говорить, но Джейкоб тебя не любит. Больше не любит. Ты подвел его, и он презирает тебя за это.
Уолтер кашлянул, в свете фонаря сверкнули его игольчатые зубы. Лич снова содрогнулся всем телом:
– Но он идет… он идет сюда…
– Это невозможно. Ты же знаешь, что ему это не по силам.
– Голоса, – прошептал Уолтер. – Они разговаривают с нами, они обращаются к нам…
Бергаст шагнул ближе, рассматривая когтистые пальцы лича, глубокие раны на его безволосом туловище, его ужасные влажные красные губы. И зубы. Это существо разорвало бы его на куски при первой же возможности.
– Что говорят тебе голоса, Уолтер?
– Он знает, что они придут за ним. Женщины. Джейкоб знает.
– О ком ты говоришь?
– Миссис Харрогейт. И другая.
Бергаст нахмурился. Это было неожиданно. Всякий раз, едва он приходил к мысли, что все вылетающее из уст лича – это лишь бред безумца, появлялась какая-то странная подробность, заставлявшая его изумляться.
Он решил сменить подход.
– Должно быть, тебе так обидно, – сказал он с сочувствием. – Джейкоб не знает, насколько сильно ты ему нужен. Если бы ты только мог дать ему что-то, чего он страстно желает, что-то, что покажет ему твою преданность. Тогда бы он пришел за тобой, не бросил бы тебя. Что бы ты дал ему, Уолтер, если бы мог? Чего Джейкоб хочет больше всего?
Уолтер поднял голову. Его глаза, отражавшие свет фонаря, теперь казались умными и спокойными.
– Карндейл, – прошептал он. – Да. Мы бы отдали ему Карндейл. А потом тебя.
За всю обратную дорогу через мрачный особняк Чарли не проронил ни слова. Уж слишком много всего на него навалилось: все эти странные рассказы об орсине и другре, ужасные сведения о матери Марлоу, путешествие на остров, Паук, тяжелая шипастая перчатка Бергаста. Мальчики пересекли прохладный двор и снова вернулись в здание, поднялись по большой лестнице под витражными окнами и прошли мимо двери мистера Смайта. По-прежнему не говоря ни слова. Из-за стены доносился храп учителя. Чарли беспокойно поглядывал на Марлоу, но мальчик был погружен в свои мысли. Он был словно озабочен, или опечален, или попросту разочарован. Чарли его не винил. Как приемный отец или наставник Бергаст явно разочаровал его. Он вспомнил, о чем его предупреждала Рибс, когда он выходил из лодки, но не стал говорить об этом Марлоу. Раздеваясь, они молчали; молчали, пока мыли шеи и лица, молчали, когда забрались в постель. Они одинаково сложили руки за головой и уставились в темный потолок. Занавески колыхались, как будто в их складках кто-то был.
– Мар? – наконец прошептал Чарли. – Как ты?
Вопрос был глупым, и, едва только слова вылетели из его рта, Чарли тут же пожалел. Откинув простыню, он посмотрел на висевшее на шее серебряное кольцо, которое его мать, умирая, вложила ему в руку. Он задумчиво повертел его.
– Твой отец, он…
– Он мне не отец, Чарли.
Тот кивнул в темноте.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, – добавил Марлоу. – Я тоже не доверяю ему.
– Понятно.
– Но это не значит, что все, что он говорит, – неправда.
– Не значит.
– И не значит, что мы не должны делать того, что он хочет.
– Ага, – согласился Чарли после недолгого молчания. – Как и не значит, что мы должны это делать.
Несмотря на темноту, было заметно, как побледнело лицо Марлоу, лежавшего с открытыми глазами. Чарли даже не представлял, что он сейчас испытывает. Все восемь лет его несчастной жизни Марлоу, словно неоплаченный долг, передавали от одного взрослого другому, и все началось именно с этого недоброго и холодного доктора. Чарли почувствовал, как возмущение от несправедливости в нем поднимается.
– Послушай, Мар, – прошептал он. – Если ты хочешь пойти в этот его орсин, я пойду с тобой. Я тебя не брошу. Понятно? Но нам необязательно делать это. Всегда есть другие варианты.
– Какие, например?
– Не знаю. Мы можем сбежать. Просто уйти. Ты и я.
Мальчик выглядел несчастным.
– Думаю, мистер Торп тоже хочет, чтобы я пошел за орсин. Мне кажется… я нужен ему. Он умирает, Чарли. Доктор Бергаст говорил правду. Я сам видел.
– Что, кстати, тебе сказал Паук?
Марлоу отвернулся, оперся на локоть и, казалось, глубоко задумался.
– Это не было похоже на слова, – пробормотал он. – Скорее было похоже на… движущиеся картинки. В тумане. Думаю… я видел то, что должно произойти, Чарли. Или то, что может произойти. Не знаю.
– Так что ты видел?
Мальчик понизил голос до едва слышного шепота:
– Ничего из того, зачем мы приходили. То есть ничего об исчезнувших детях. Я пытался спросить о них, но… – Он сделал паузу. – Я видел Элис, Чарли. Мертвую. Убитую Джейкобом Марбером. Я видел и тебя, но у тебя на руке был тот символ, как на твоем кольце, и он светился. Прямо на ладони. Как на перчатке, которую мы видели, только ее на твоей руке не было, и она как будто горела. Еще я видел мистера Коултона, но он был похож на того другого мужчину, Уолтера, из дома миссис Харрогейт. Который напал на тебя. Весь бледный, лысый, с острыми зубами.
Чарли нервно сглотнул. В его памяти всплыли острые когти вынырнувшей из тьмы страшной твари. Он потряс головой:
– Мистер Коултон мертв, Мар.
Тот мрачно смотрел на него затравленным взглядом:
– Я только рассказываю, что видел. Я не знаю, мертв ли он.
Иногда Чарли просто не знал, как относиться к этому ребенку. Например, тогда, на крыше поезда. Или в логове глифика. Сейчас был как раз один из таких моментов. Он кивнул, как будто все понял, но его сердце переполняла жалость. Чарли подумал о том, через какое безумие пришлось пройти этому малышу, и о том, что вряд ли можно утверждать наверняка, где правда, а где ложь, – неважно, что он увидел в логове Паука.
Чарли облизал губы:
– Так что ты будешь делать? Чего ты хочешь?
Мальчик тихо сопел в тишине.
– Мар?
– Я хочу, чтобы ко мне вернулась Бринт, – ответил тот дрогнувшим голосом. – И Элис. Хочу, чтобы все было так, как раньше.
Чарли, который ни за что бы не вернулся к прежней жизни, не знал, что ответить.
Он закрыл глаза.
Если бы в тот момент он встал и подошел к окну, то увидел бы в лунном свете три фигуры, уже такие знакомые: в длинных пальто и наспех надетых шляпах по траве бесшумно бежали его друзья в сопровождении четвертой фигуры – неуклюжей и странной, движущейся чуть позади. Они неслись по глинистой тропинке к защитной стене Карндейла, за которой лежала дорога на юг, в Эдинбург.
27. Охота на Марбера
Охнув, Элис приземлилась во что-то липкое. Грязь, просто густая грязь. Они находились в темном складском дворике у реки. Кейрасс сидел на мотке каната, прислушиваясь к ночным звукам.
Коултон исчез.
Элис осторожно подняла фонарь, освещая тонким лучом стены, ящики, канаты и исчезающие в дымке верхушки подъемных кранов. Издалека, со стороны причалов, слышались крики рабочих. Туман стоял густой и неподвижный, и она почти не боялась, что ее заметят, но все же подкралась к открытой двери здания осторожно, придерживая полы своего плаща. В одной руке она держала фонарь, в другой – тяжелый кольт «Миротворец». У ее ног мурлыкал кот-кейрасс.
– Быстрее, – прошептала миссис Харрогейт. – Мы упустим его.