Элис оглянулась на свою спутницу. Однако, когда она носком сапога толкнула дверь, то увидела внутри лишь темноту, густо пропахшую машинным маслом. Там и тут лежали штабеля досок и мотки отсыревших канатов.
В здании было холодно. Казалось даже, что там дует небольшой ветерок, как будто помещение было огромным и простиралось на многие мили. Фонарь освещал путь едва ли на десять шагов вперед. Коултон мог скрываться где угодно.
– Иди первым, – пробормотала Элис себе под нос, но кейрасс уже уверенно двинулся вперед.
Элис поспешила за ним, напряженная, как натянутая струна, ожидая, что вот-вот рядом мелькнет белое лицо чудовища, и с ужасом вспоминая другого лича, Уолтера. Погиб ли он тогда в поезде или ждал Коултона где-то здесь, она не знала.
Кейрасс быстро и беззвучно бежал вдоль рядов ящиков и бочек. Мокрый пол местами был скользким, доски скрипели под ногами Элис. У нее вновь закололо в боку. Если Коултон почуял их присутствие, то, вероятно, уже поджидает их. Но если нет, то велика вероятность, что он приведет их прямо к Джейкобу Марберу.
Наконец кейрасс, выгнув спину, остановился перед закрытой дверью, на которой белой краской было выведено число двадцать один. За ней оказалось очередное складское помещение с открытыми деревянными ящиками, полными гвоздей, шурупов и скоб. Кейрасс сразу же направился к расположенному в углу люку.
– Какого черта? – прошептала Элис. – Нам обязательно туда спускаться?
Усатый помощник помахал хвостом. Миссис Харрогейт в своих черных юбках проскользнула мимо, ухватилась за железное кольцо на крышке люка и потянула. Из открывшегося отверстия вырвался порыв зловония.
– Коултон не знает, что мы выслеживаем его. Бояться должны они с Марбером, мисс Куик. Дайте мне фонарь.
В ее голосе прозвучали стальные нотки, которых в нем раньше не было. Вытащив из сумочки два длинных черных ножа, она просунула пальцы в кольца на их рукоятках. Любая другая женщина ее возраста, одетая в строгое платье, держа в руках ножи для профессиональных убийц, выглядела бы смешно, но миссис Харрогейт показалась Элис по-настоящему свирепой и опасной. Она занесла над люком ногу и, немного помедлив, стала спускаться во тьму.
– Да, идеально, – пробормотала Элис себе под нос.
Окинув быстрым взглядом темную кладовую, она решительно соскочила на лестницу и тоже пошла вниз.
Спустившись, они очутились в каком-то ответвлении канализационного канала, усыпанного скользкими камнями. Миссис Харрогейт шикнула, призывая соблюдать тишину, а Элис, полуприсев, замерла и прислушалась.
Старшая из напарниц приоткрыла задвижку фонаря. Она опустила ножи пониже и прижала к бокам.
– Он впереди, – прошептала она. – Коултон, я имею в виду. Кейрасс уже взял след. Идем.
Потом крышка люка захлопнулась, послышался шелест юбок, и снова воцарилась темнота. Или почти темнота; постепенно глаза Элис привыкли, и она различила вдалеке изгиб туннеля и темную скользкую массу, скопившуюся на его середине. По обе стороны открывались другие, более темные проходы. На каждом повороте кейрасс дожидался их, а затем снова исчезал впереди. Элис вспомнила рассказы о гигантских крысах, пожирающих попавших в канализацию людей, и содрогнулась. Они с опаской пробирались дальше по зловонному лабиринту. За очередным поворотом впереди показалось слабое свечение.
Они вошли в древнее помещение – насколько можно было разобрать в полумраке, часть древнеримской бани, с колоннами и плиткой. Элис охватило глубокое чувство тревоги и неправильности. Возможно, некогда это место было пристанищем какой-нибудь шайки бродяг и оборванцев: пол загромождали обломки мебели, странные ящики, коробки и прочий хлам, притащенный из переулков и тупиков Лаймхауса. Однако в торчавших из стен скобах горели хорошие, свежие свечи, и их отблески плясали на гротескных фресках с изображением быков, полуобнаженных мальчиков и женщин в струящихся одеждах.
В центре помещения, в каменном углублении, где когда-то находились ванны, они увидели человека. Он лежал под одеялами на выцветшей зеленой кушетке, рядом с которой располагался маленький столик, уставленный кувшинами, колбами и прочей медицинской утварью. Он явно был болен. При их приближении он медленно и с заметным усилием повернул голову.
Это был Джейкоб Марбер.
Элис тут же охватил страх. Рана в ее боку вспыхнула болью.
– Маргарет Харрогейт, – тихо произнес он.
Его голос лился медленно и тягуче, словно темный мед; шепот его будто эхом отражался со всех сторон царящей в комнате тьмы. Обнажив зубы, он как-то по-особенному посмотрел на молодую сыщицу.
– Ах, это Элис? – спросил он так, будто они были знакомы.
Она непроизвольно вздрогнула, прижав руку к раненому боку. Элис не привыкла бояться, и страх злил ее; она решила внимательно наблюдать за Марбером.
Глаза его постоянно оставались в тени – это было первое, на что она обратила внимание. Еще он был уверен в себе, даже слишком уверен, упивался своей сообразительностью. На нем был запятнанный черный костюм, а под ним – растрепанный шейный платок и рубашка с небрежно расстегнутым воротником, как у джентльмена, вернувшегося домой после чересчур бурной пирушки. На подушке рядом с ним лежали шелковая шляпа, перчатки и черный шарф, обычно скрывавший его лицо. Элис вспомнила, что видела их на пристани в нью-йоркской гавани. Подбородок Марбера покрывала черная, ухоженная и густая, как у кулачного бойца, борода, а глаза его обрамляли длинные и красивые ресницы. Однако кожа повелителя пыли была серой и выглядела старой – намного старше, чем у человека его возраста. Его тощая шея и общая худоба наводили на мысли о том, что он давно ничего не ел. Элис оглядела колонны и расставленные в торчащих из стен скобах свечи, но не заметила ни Коултона, ни Уолтера, ни кого бы то ни было еще. Если кейрасс находился здесь, то он, должно быть, решил скрыться где-то в тени. Очень осторожно она достала из кармана револьвер, взвела курок и направила оружие на лицо больного.
– Ах, – снова произнес Марбер.
И больше ничего. Если он и испугался, то не подал виду.
– Мы видели Коултона, – сказала Элис. – Видели, что ты с ним сделал.
– И что же? – Глаза Марбера блеснули. – Он умирал. Я спас его.
– Ты убил его.
– И все же он еще здесь, так же ходит по этой земле. Разве он мертв, Элис?
Запястья и руки Марбера покрывали татуировки, которые в свете свечи, казалось, двигаются.
– Боюсь, вы многого не понимаете. Я вам не враг. Я не желаю насилия.
Миссис Харрогейт протянула руку и осторожно, но твердо опустила револьвер Элис. Свои ножи она уже убрала.
– Как и мы, – сказала она.
– А я желаю, – возразила Элис.
Но миссис Харрогейт только оправила юбки и села в одно из кресел, положив сумочку на колени. Помедлив и угрюмо помолчав, Элис тоже села. Свой кольт она опустила на бедро, направив ствол в сердце Джейкоба Марбера.
Тот прищурил глаза, из уголков которых сочилась тьма:
– Вы удивлены, что я так плохо себя чувствую, Маргарет. Думаете, это из-за ребенка. Из-за того, что случилось в поезде. Но вы ошибаетесь.
– Возможно, – сказала миссис Харрогейт. – Возможно.
– Мое тело слабеет, потому что моя сила увеличивается.
Миссис Харрогейт долго молчала и наконец ответила:
– Твое тело слабеет из-за другра. Как и твой дух. В конце концов он пожрет тебя, как пожирает все. Такова его природа. Просто ты этого не осознаешь.
На лице Джейкоба мелькнула какая-то эмоция, но тут же пропала.
– Я делаю это не ради себя, – спокойно сказал он.
– Конечно нет. Ты делаешь это ради другра, – ответила миссис Харрогейт. – Ради него, и только ради него. Ты просто не понимаешь. Какое-то время ты был полезен ему, но скоро ты уже не сможешь ничего ему дать. Интересно, что с тобой станет, когда твой хозяин получит-таки ребенка?
– Она мне не хозяин.
– Ах, Джейкоб.
В голосе миссис Харрогейт прозвучала такая жалость, что Элис повернулась к ней, устремив на нее свой взгляд. Вдруг она увидела, как из тени медленно появляется бледная, как дым, фигура Фрэнка Коултона. Он стоял у отверстия туннеля, уперев длинные когтистые пальцы в бока.
– И где же клависы, Маргарет? – мягко прозвучал голос Джейкоба Марбера.
Элис с удивлением посмотрела на него.
– Клависы, – медленно произнесла миссис Харрогейт, словно размышляя, что сказать дальше.
Элис подумала, что лучше бы было солгать, что они ничего не знают, но решила пока промолчать.
– От клависов тебе не было бы никакого толку, Джейкоб. Даже если бы они и были у меня. А у меня их нет. Ребенка защищает глифик.
– Да, но это не может продолжаться вечно.
Марбер медленно провел рукой по усталому лицу. Из-под его пальцев тонкой дымкой поднималась сажа.
– Глифик слаб. Бергаст слишком долго пользовался им, истощая его. Ты знаешь, чего он хочет? Почему он делает все… это?
Марбер махнул рукой, как будто во всех несчастьях был виноват доктор.
– Наш добрый Коултон уже наведался к господину Фэнгу, – продолжил он, понизив голос. – Поэтому я знаю, что клависы находились у той кормилицы. Я знаю, что вы привезли ее сюда, в Лондон, и спрятали – даже от Бергаста. Я знаю многое, Маргарет, но лучше всего знаю вас. Какое еще оружие могло придать вам такую уверенность в том, что вы сможете победить меня?
Он одарил ее легкой недовольной улыбкой:
– И все же, даже несмотря на это… зачем вам рисковать им? Вот чего я не понимаю.
Миссис Харрогейт сложила руки; из-под локтей у нее поблескивали до нелепости длинные черные ножи.
– Ты себе льстишь, – сказала она. – Мы приехали в Лондон не ради тебя.
Марбер продолжил говорить своим мягким, ровным голосом; казалось, его мысли струятся как вода.
– Я не понимаю, почему Бергаст позволил вам отправиться на верную погибель. Если только время не на исходе…
– Я пришла отомстить, Джейкоб, – сказала миссис Харрогейт, будто желая раз и навсегда уладить вопрос.