ухи уже пришли за ним.
– Духи? – Чарли содрогнулся.
Выбора у него не было, теперь он понимал это абсолютно ясно.
– Оставьте меня, мистер Овид, – закончил доктор Бергаст. – Ведь именно это у вас получается лучше всего, не так ли?
В голосе мужчины чувствовалось сокрушительное отвращение. Он стоял в свете камина, сжимая в руках древнюю перчатку, эту вещь родом из незапамятных времен, которая однажды показала ему его истинную сущность и могла показать снова.
Опустошенный, Чарли вышел.
Стоял долгий холодный день, повозка везла их обратно из «Свечной Олбани» по зеленым кривым дорогам к воротам Карндейла.
Когда они подъехали к воротам, было уже поздно; на западе садилось солнце. Повозка беспрепятственно проехала через стражей и покатилась по гравийной дороге к главному зданию поместья. На холоде их поджидал Лименион, его громадные влажные плечи блестели в лунном свете. Оскар спрыгнул с повозки, подбежал к нему и некоторое время стоял рядом с выражением глубокого облегчения на лице, а потом друзья взволнованно вошли в особняк.
Они не стали пробираться в свои комнаты, а направились прямо в учебный класс, осторожно закрыв дверь и задернув шторы, чтобы их не было видно. Скоро должен был прозвенеть звонок на ужин, но они были слишком взволнованы тем, что увидели в Эдинбурге, тем, что поведала им миссис Фик. Они не могли отдыхать. Комако повозилась со свечой – и та вспыхнула, а потом они вчетвером уселись на полу у стола мисс Дэйвеншоу.
Безнадежность.
Вот что они испытывали. У Комако внутри постепенно разгорался гнев. Но она уже приняла решение.
– Нужно запечатать орсин, – сказала она остальным. – Как и говорила мисс Фик. В этом она не сомневается, и я ее поддерживаю. Паук боится, что дело не будет доведено до конца – вот что он пытался нам показать в своем логове. Он охранял орсин веками, но все его старания окажутся напрасными, если после его смерти завеса откроется.
Рибс нахмурилась:
– Или… можно поговорить с остальными и просто уйти вместе с теми, кто прислушается к нам.
– Куда уйти? – спросил Оскар, потирая покрасневший нос. – Бегство не поможет, Рибс. Если мертвецы вырвутся на свободу, безопасно не будет нигде.
– Ррррух, – согласился Лименион.
Рибс сжала костяшки пальцев, ее зеленые глаза мрачно сверкали в свете свечи.
– Как хорошо ты владеешь ножом, Ко? Потому что я не собираюсь вырезать глифику сердце. Ни за что.
Комако нахмурилась:
– Вытянем жребий. Так будет честно.
– Придумай другой план. В этом я не участвую.
– Я… я сделаю это, – тихо произнес Оскар.
Девочки молча уставились на него. Рибс открыла рот и снова закрыла. Под их пристальным взглядом мальчик покраснел.
– Плоть меня не пугает. Это же мой… талант. Так я создал Лимениона. Просто… мне может понадобиться помощь.
Из темноты донесся какой-то звук. Ребята одновременно повернулись; щелкнула дверная задвижка, и во мраке бесшумно открылась дверь. На пороге стоял Чарли, грязный и усталый, как будто несколько часов ходил по коридорам и рыдал. Одежда его превратилась в лохмотья, пальцы на выставленных вперед руках были скрючены и дрожали. Увидев друзей, он замер.
– О боже, это Чарли, – пробормотала Рибс. – Что случилось?
Комако подбежала к нему, ощутив внутри прилив чувства – не облегчения, не беспокойства, а другого – вроде радости, смешанной с гневом, – и это ее смутило. Дотронувшись до его грязного рукава, она спросила:
– Где ты был? Что случилось, Чарли?
– Я оставил его, – прошептал он. – Я бросил Мара. Сбежал, Ко.
Она обхватила его лицо руками и повернула к себе.
– Всё в порядке, Чарли, – пробормотала она. – Где он? Где Марлоу, Чарли?
– Я… я не могу вспомнить, – ответил он, потирая пальцами лоб. – Мы прошли через орсин, Ко. Мы с Маром. Попали внутрь.
Затем при мерцающем свете свечи он рассказал им все, что помнил, – запутанно, как это и было на самом деле. Про то, как Бергаст уговорил их отправиться в мир мертвых, про убийство матери Марлоу, про холодный свет орсина, про город мертвых и про перчатку, а также про то, что Бергаст сказал о кольце его матери. Они слушали молча. Когда он заговорил о Марлоу, у Комако защемило сердце. Лицо Чарли скорбно вытянулось. Он не мог вспомнить, как оставил его. Казалось, это было хуже всего. Он вообще не мог вспомнить этот момент, только знал, что это случилось, что его маленький друг до сих пор находится там, одинокий и напуганный.
Когда он закончил, Рибс рассказала о том, что произошло с ними в Эдинбурге, не утаив ни мнения миссис Фик о Бергасте, ни положения обезображенных детей, ни состояния девочки по имени Дейрдре.
– Такими их сделал доктор Бергаст, – сказала она. – Печальное зрелище, Чарли.
Напоследок она сообщила о грядущем разрыве орсина и об ужасном способе запечатать его навсегда. И о том, что сделать это вызвался Оскар.
Чарли прочистил горло.
– А как же Марлоу? – тихо спросил он, глядя им в глаза. – Если вы запечатаете орсин, он… он не сможет выбраться.
– Мы все хотим, чтобы Марлоу вернулся, Чарли, – очень серьезно произнесла Рибс. – Но куда он попадет, если орсин разорвется? Здесь никого не останется.
– Поверить не могу, что говорю это, но Рибс права, – согласилась Комако.
– Я его там не оставлю.
– Чарли? – заметно нервничая, обратился к нему Оскар. – Марлоу же может выживать в орсине, да? Значит, у нас есть время что-нибудь придумать.
Он посмотрел на своего великана из плоти, как бы прислушиваясь.
– Лименион говорит, что мы можем спросить кого-нибудь из старых талантов. У них могут быть идеи. Возможно, найдется способ одновременно вытащить Марлоу и запечатать орсин.
Чарли поднял лицо, глаза его были полны отчаяния.
– Но что еще хуже, я думаю… думаю, что Джейкоб Марбер уже на пути сюда, – глухо сказал он.
– Джейкоб?.. На пути сюда? – резко вскинула голову Комако.
– Просто… у меня такое чувство. Не могу объяснить.
– Вот черт! – проворчала Рибс. – Нужно отправиться на остров и запечатать орсин прямо сейчас. Пока еще есть возможность. И тогда никакого другра, никаких мертвецов.
– Но чары защиты тоже развеются, если глифик умрет, – сказала Комако. – Тогда Марбер сможет просто войти сюда. Единственно верного пути нет. Либо мы закрываем орсин и рискуем запереть внутри него Марлоу, а Джейкоб приходит в Карндейл, когда ему заблагорассудится…
– Либо мы этого не делаем, и тогда сюда вместе с другром прорвутся мертвые, и весь этот чертов мир рухнет, – полным отвращения голосом закончила Рибс.
Оскар печально вздохнул.
– Доктор Бергаст думает только о том, как бы поймать другра в ловушку, – прошептал он. – Он нам не поможет.
Комако встала, запустив руки в свои спутанные волосы. Девочка была измучена. С тех пор как они отправились к Пауку, она почти не спала, не ела, не мылась. Ко потерла шею. Все остальные смотрели на нее, ожидая ответа. Все, кроме Чарли. Он выглядел не так, как раньше, – будто повзрослел. Стал целеустремленнее.
Тени в комнате сгущались.
– Что ж, – произнесла она наконец. – Нам нужно попытаться спасти Марлоу. Естественно. Но что бы ни случилось, орсин должен быть запечатан.
После того как остальные ушли наверх умыться и переодеться, а может, и отдохнуть, Чарли забрался на подоконник и уставился на темнеющую лужайку за окном – различить можно было лишь плывущий в темноте туман. «Как духи мертвецов», – подумал он, хотя здешний туман не походил на тот, что он видел в мире мертвых. Свеча догорела. В сердце мальчика царила пустота. Он сидел, уставившись на свои руки, и совсем ничего не чувствовал.
В таком состоянии и нашла его вернувшаяся через двадцать минут Комако. Она не объяснила, почему пришла. Просто в одно мгновение он сидел один, а в другое кто-то оказался рядом. Чарли поднял голову и посмотрел на девушку.
– Я не знаю, что делать, – прошептал он, будто она вовсе не уходила. – Не знаю, как исправить ситуацию. Это моя вина. Я виноват в том, что Мар до сих пор там.
Комако тихо опустила руку на его плечо. А потом молча наклонилась и поцеловала Чарли в щеку. Ее губы были мягкими, как нежный цветок. Чарли удивленно посмотрел на нее.
Ее глаза были серьезны.
– Мы найдем способ, Чарли, – сказала она. – Что-нибудь придумаем.
Юноша беспокойно сглотнул. К его лицу прилила кровь, дыхание участилось.
– Да, – лишь смог сказать он.
– Только не отчаивайся.
Но Чарли и не собирался терять надежду – отказаться от нее он никак не мог.
– Марлоу еще жив, Ко, – с внезапной яростью сказал он. – Я чувствую его. Он пытается…
Мальчик вдруг замолчал, вглядываясь в туман.
– В чем дело, Чарли? – прошептала Комако.
– Он пытается вернуться, – тихо ответил он.
38. Повсюду земли мертвых
В сознании глифика цветком прорастала мысль: «Джейкоб Марбер приближается».
Время было для него туманом без будущего и прошлого, и перед его внутренним взором постоянно представали видения о начале и конце всего. Он умирал. Это глифик ощущал так же ясно, как и мягкую землю под своими пальцами, как солнечный свет на раскаленных камнях монастыря над ним. Он прожил дольше, чем существовали многие народы, и наблюдал за делами живых с отстраненностью. Он видел, как превращались в прах целые поколения, как продолжали жить их потомки, и самой большой болью в его долгой жизни были воспоминания. Пошевелившись, он почувствовал, как корневые побеги вызвали во всем туннеле дрожь; она добежала по камням до самого орсина.
«Скоро, очень скоро через него пройдет Джейкоб Марбер».
Глифик ощутил древнего хаэлана, Бергаста, утратившего свой талант и опасавшегося его смерти, приносившего эликсиры, чтобы сохранить ему жизнь; внутри этого человека тлел, словно никак не гаснущий костер, ужасный голод. Ощутил другие таланты в большом доме за озером, которые иногда приходили к нему и спрашивали разрешения пройти через орсин. Ощутил темных существ в другом мире, которые пребывали в постоянном движении, как вода в реке, и которым некуда было идти. Ощутил таившееся по ту сторону орсина зло – отчаянное, яростное, совершенно нечеловеческое, непознаваемое и темное.