Она. Именно из-за нее он держал орсин закрытым, именно она заставляла его бояться. А вслед за ней он ощутил темную силу, изгнанную так давно, что, казалось, ее никогда и не было.
Глифик медленно повернул в земле свои корни, ощущая, как сдвигается прохладная почва. Там, почти незаметный, безмолвно стоял человек из дыма. Марбер. В полях за стенами открылся пролом, он протискивался внутрь. Стражи Карндейла не выдержали. В одно мгновение глифик увидел все, что потеряет, и все, что приобретет, ибо прошлое и настоящее уже слились в единое целое.
Он ощутил, как по коже орсина, нащупывая свежие шрамы от порезов ножом, скребут чьи-то ногти. Был ли это сон или явь, он не мог сказать. Но боль была реальной, она распространялась по его конечностям жаром, и глифик задрожал, посылая, как пыльцу по ветру, сны, чтобы другие тоже узнали об этом.
«Скоро».
– О, – прошептал он в темноте подземелья.
«Пусть они узнают, пусть увидят, пусть придут, пока не стало слишком поздно».
Генри Бергаст очнулся ото сна, наполненного незнакомым страхом, и растерянно огляделся вокруг, постепенно приходя в себя. Сон. Это был сон. Он находился в своем кабинете; воротник его рубашки был расстегнут, рукава закатаны. Час стоял поздний; судя по сгущающейся за занавесками синеве, был уже почти вечер. Огонь в камине потух. Костяные птицы щелкали клювами и беспокойно гремели о прутья клетки. Генри потер лицо, встал – спина его при этом заныла – и позвонил, вызывая своего слугу Бэйли.
Да, он ждал. С тех пор как из мира мертвых с перчаткой вернулся тот паренек, Овид. Теперь ему не хватало только приманки, которая привлекла бы другра.
Но она тоже скоро найдется. Он только что видел это во сне.
Войдя в узкую уборную, он налил в таз холодной воды, умыл лицо и, вытерев его рубашкой, уставился на свое отражение в большом зеркале. Глаза его были опухшими, тяжелыми, старыми. Поглаживая ладонями свою белую бороду, он изучал себя, словно незнакомца. Откинув волосы с лица, доктор смочил их на висках и снова пригладил. Затем открыл маленький шкафчик, достал оттуда ножницы и бритву и принялся неспешно сбривать свою бороду, часто останавливаясь, чтобы взглянуть на свое отражение в зеркале. Оттуда на него смотрело незнакомое лицо. Он поразился, когда подумал об истинном облике вещей, о том, что может скрываться под маской, о том, что мы видим лишь иллюзию. Ощупав пальцами свой голый подбородок, он стал сбривать волосы: сначала около глаз, затем у лба и, наконец, длинными движениями через весь череп, сбрызгивая голову холодной водой. И вот он уже стоит перед зеркалом, разглядывая мелкие кровоточащие порезы на своей непривычно лысой, костлявой голове.
Раздался стук в дверь. Бэйли не выказал ни малейшего удивления по поводу изменившегося внешнего вида своего хозяина. Высокий и худощавый мрачный мужчина просто кивнул ему и протянул полотенце, словно его вызвали именно для этого. Бергаст взял его и отвернулся.
«Ты сходишь с ума».
Он улыбнулся своему отражению. Отражение – безволосое, с кровоточащими порезами – улыбнулось в ответ.
Он поймал в зеркале взгляд слуги.
– Мы должны быть как вода, Бэйли, – пробормотал он. – Чистыми и пустыми.
Доктор вернулся в кабинет; слуга продолжал молчать. И тут Бергаст увидел, что ведущая к туннелю дверь открыта. В темноте притаилась маленькая фигурка – потрепанная, с кровью под ногтями, с всклокоченными черными волосами. От нее исходило едва заметное голубоватое сияние. Неизвестно, сколько она уже там стояла. Может, часы, а может, всего лишь мгновение. Но все было именно так, как и привиделось Генри Бергасту во сне.
Сияющий мальчик.
Марлоу.
Он вернулся.
Эбигейл Дэйвеншоу внезапно проснулась в своей постели. Она с замиранием сердца подошла к открытому окну и почувствовала, как на ее лицо падает вечерний свет.
Малыш вернулся. Марлоу.
Он вернулся.
Она знала, что это правда. Ее охватила дрожь. Снаружи было тихо, в воздухе ощущался еле заметный запах гари, будто где-то жгли листву. Она отдаленно почувствовала и запах воды, исходящий от озера. Однако не было слышно никаких звуков, по двору не бегали зовущие друг друга юные таланты – никаких признаков жизни. Ей настолько ясно приснился маленький Марлоу, что она знала, что это был не сон, не совсем сон. Приснилось ей и кое-что еще. Она редко видела во сне образы, но сегодня был как раз такой случай. Она была слепа и не могла сказать, видят ли то же самое зрячие, но ей приснился шагающий по полю мужчина в шляпе и плаще, и она ясно поняла, что это Джейкоб Марбер; а еще – пламя и плач, ее собственный.
Эбигейл понимала, что должна пойти к доктору Бергасту и рассказать ему о своем сне, но даже не представляла, как это сделать, не выглядя глупо. «Прошу прощения, доктор, но мне приснился кошмар…» И все же что-то подсказывало ей, что это не обычный сон. Следовало пойти. Накинув шаль, аккуратно расправив платье и пригладив выбившийся из прически локон, она завязала глаза повязкой, взяла березовую трость, чтобы идти быстрее, и открыла дверь.
Кто-то спешил мимо. По звуку шагов и запаху сухого хлопка и мочи она сразу определила, что это кто-то из старых талантов, которые для нее были все равно что призраки.
– Мисс Дэйвеншоу, – сказал дрожащий голос.
Это был мистер Блумингтон, живший в конце коридора.
– Вам лучше оставаться у себя, – произнес он, – сейчас не стоит выходить из комнаты. Мистеру Смайту мы сказали то же самое.
Умерив свою гордость, она повернула лицо в его сторону:
– Почему же? Похоже, сэр, вам не помешает помощь.
Дыхание старика участилось, выдавая страх.
– Он вернулся, мисс Дэйвеншоу. Вернулся. Прошел, преодолев защиту с востока, – одному богу известно как – и теперь направляется сюда. Дети… нужно обеспечить безопасность детей. Мы все собираемся выйти ему навстречу.
На миг ей показалось, что он говорит о Марлоу. Но мистер Блумингтон, должно быть, разглядел что-то в ее лице, потому что скрипучим голосом добавил:
– Молодой Джейкоб, мисс Дэйвеншоу. Джейкоб Марбер, он идет сюда через поля.
Эта весть потрясла ее.
– И что же вы намерены делать? – прошептала она.
– То, что должны были сделать уже давно, – ответил старик. – Сразимся с ним.
39. Тьма сгущается
Маргарет Харрогейт пугала неподвижность, которую они наблюдали на всем пути в Карндейл.
Его подозрительная тишина.
Дорога пролегала мимо деревьев и вспаханного поля, но в угасающем свете не было видно ни ворон, ни каких-либо других существ – ничего. Даже кусты и узловатые дубы, казалось, отодвигались в стороны от дороги, вглядываясь в приближающуюся темноту. Нанятый ими экипаж дребезжал.
Глаза мисс Куик были закрыты. Она держала на коленях мурлыкающего кейрасса, рассеянно поглаживая его, как обычное безобидное домашнее животное. При беглом взгляде на него можно было подумать, что это лишь зажмурившийся от удовольствия кот, а не четырехглазое чудовище из иного мира. И уж, конечно, никакое не смертельное оружие. Но именно им кейрасс и был. Увидев, как пальцы мисс Куик нежно перебирают шерсть колдовского кота, Маргарет нахмурилась и посмотрела в пыльное окно. Ее собственные руки обхватывали колени, словно для того, чтобы держать ноги прямо. Ее чрезвычайно раздражало нахлынувшее на нее чувство беспомощности, но она постоянно напоминала себе, что это неважно. «Гордыня, – говорила она себе. – Вот что ты испытываешь, Маргарет. Что бы сейчас сказал о тебе добрый мистер Харрогейт?»
В сыщице была заметна какая-то перемена. И дело было не только в том, что они с ней так сблизились, но и в кейрассе – в том, как Элис тянулась к нему, как он, мурлыкая, терся о ее ноги, как они – женщина и существо – подолгу смотрели друг на друга. Маргарет помнила, каким огромным и стремительным кейрасс был там, в подземелье Уоппинга, помнила, что он походил на льва с восемью ногами, а его темная шерсть шла рябью, как поверхность воды. Она подумала о другре – осязаемом, телесном; вспомнила, как он с ревом навис над ними, – и потерла глаза ладонями.
Бороться с этим существом бесполезно. Как противостоять такому ужасу? Тем более теперь, когда Джейкоб Марбер похитил один из клависов, и существо, которое в настоящий момент гладила Элис Куик, из-за этого будет становиться все менее покладистым и все более диким, пока в конце концов контролировать его станет невозможно. Наскочив на камень, экипаж внезапно вздрогнул и накренился влево, но тут же восстановил равновесие. Маргарет вытянула руку в сторону, чтобы не упасть. Мисс Куик открыла глаза и посмотрела на нее. Маргарет ничего не сказала. Она подумала о бедном Фрэнке Коултоне, о том, как он ужаснулся бы, узнав, что станет личем, рабом своего бывшего напарника Джейкоба Марбера, подумала о самом Джейкобе, который оказался намного более спокойным и печальным, чем она ожидала. Прикрыв глаза рукой, она наконец позволила своим мыслям обратиться к доктору Бергасту. Неизвестно, получил ли он ее послание с предупреждением о личе и мистере Торпе, отправленное с костяной птицей. Рассказ кормилицы о его экспериментах встревожил ее; но она повторяла себе, что Генри Бергаст – все тот же человек, который все эти годы стремился уничтожить другра. Он все еще остается их самой большой надеждой.
И его нужно предупредить.
– Мы должны увезти детей, – мягко произнесла Элис Куик, открыв глаза. – Им нельзя оставаться в Карндейле.
Маргарет спокойно посмотрела на нее:
– Да, так и есть. Вот об этом вы и позаботитесь. Я же найду глифика и постараюсь спасти его от Уолтера.
– А Бергаст?
– Я рассержена на него за то, что он сделал, – сказала Маргарет. – Но этот вопрос подождет. Без сомнения, Генри будет утверждать, что цель оправдывает средства. Да и кто из нас, если уж на то пошло, поступил бы иначе? Он гораздо лучше нас знает природу другра и понимает, что этот монстр может сделать со всеми нами.