Обыкновенный фашизм — страница 40 из 88

Любовь Пономаренко: «Это сильно пострадал вот этот дом. И наш вот тут, это вот. Пойдемте туда, посмотрим. Осколок вытянули сами. Убираю только. Вот дырка. Здесь дырка».

Александр: «Живем как все. Все может быть. А мы в подвале сидим. Как стемнеет, и начинают бахать. Не каждый день, но стреляют. Мы никого не трогаем. Мы мирные люди, здесь все такие же сепаратисты, как все жители. Мы мира хотим. Сколько это уже будет продолжаться. Во время обстрела дома был. Где-то часов в одиннадцать это было, 21-го числа. Ничего не понял. Когда вышел, уже все в дыму, в пыли. Ничего не видно».

Мужчина: «И еще покажу, где всю ночь горел трубопровод, потому что под обстрелами никто не будет. Вот видишь? Смотри. Обрати внимание на направление. А вот там, мальчики, у нас Дзержинск. Вот там Фенольная. То есть там шахта «Южная». Это надо быть жестким спецназовцем, чтобы утащить туда на их территорию свою пушку. Жахнуть. И приехать сюда и рассказывать, как мы сами себя тут обстреливаем. Вот, видите, тут прямо вынесло кусок трубы. И она загорелась. Все это починили. Вы видите следы. Пробивает насквозь. Было три трубы. То есть хороший боеприпас. Фугасного действия. То есть деревья, все сечет. Контактная мина».

Валентина Павлеченко: «Мы украинцы. У меня в Славянске живут дети, внуки. Не хотелось бы быть где-то совершенно отдельно от Украины. Хочется, чтобы просто был мир. Я даже не знаю, как сказать. Я не могу сказать, что мы хотим в Россию. Мы преданы. Мы любим Украину. Мы прожили здесь. Ну, так как отношение нашего правительства к нам местным, Донбассу, когда нас не считают за людей, то мне просто не хочется жить на Донбассе» [359].

Британский журналист Г. Филлипс в больнице Горловки побеседовал с двумя сестрами — пенсионерками Галиной и Надеждой, получившими ранения 30 мая 2015 г. во время очередного обстрела Горловки, и их родственниками. Их было три сестры, младшая сестра в результате обстрела погибла, 68-летняя Надежда получила ранение ног и брюшной полости. В больничной палате находятся и другие пострадавшие женщины. У одной раненой женщины 14 февраля 2015 г. в результате обстрела Вооруженными силами Украины погиб сын 46 лет. Приводим текст интервью полностью.

Галина: «Вышли вчера на огород посмотреть с сестричкой. А тут летит, они не опомнились и не узнали, что это такое. Она уже вся в земле, в осколках, а сестра убитая рядом лежит. Сестра убитая. Трое сестер. Хоронить сейчас надо. Эта вся раненая, а сестра… Младшую самую убили. Паразиты, когда вы уже насытитесь этой смертью. Ну, вот еще двое кто-то. Еще двое на Бахмутке кто-то. С Калиновки там везли. Какие эмоции? Плачем все время. Ей вот сестру хоронить, она раненая. Какие эмоции. Голова вот такая».

Николай (родственник): «Они вдвоем только, одна погибла, и вот одна раненая. Именно с Бахмутки они. Стреляли с Майорска, наверное, с трассы Майорской. Просто, за что нас расстреливают? Истребляют за что? Что мы сделали этому Порошенко? Мы всю жизнь прожили тут. Детей родили. Воспитали, а теперь, что? Что они делают? Карманы себе набивают. Президент мира. Президент мира это делает все».

Галина: «Какой это Порошенко. Это Потрошенко. Потрошит людей. Какой это президент мира. Президент войны это. Президент истребления украинского народа. И вот какие последствия будут. Весь бок распотрошен. Если бы это было все выложено на Западе Украины и в Киеве. Выложена была бы правда, то такое прекратилось бы. Этой правды, там нигде нет же ее».

Надежда (получившая ранение): «Это же мне на день рождения, 2 июня, подарок сделали, мне 68 лет исполнилось. Сейчас у меня вот такая голова, я ничего не помню. Не то что не помню, тяжело. Помню только, как я уже на земле. Земля на мне, а сестра лежит в отдаленности. А в стороне такая воронка. Плохо себя чувствую. Тошнит, рвет постоянно. Я не знаю, что у меня. У меня все шумит. Разговаривать не могу. Как будто бы недалеко где-то. А потом я не знаю, откуда он взялся. Капельницу целый день ставят. Пить ничего не было у меня. Говорят, пить нельзя. Я 32 года на стероиде отработала. Вот это на пенсию заработала».

Женщина (другая раненая): «У меня сына убило 14 февраля, сорок шесть лет было. Сына убило, сама уцелела. Осталась внучка, одиннадцатый класс заканчивает. 14 февраля был обстрел, большой. А он уже домой доходил. Там одну хату дойти было. Один дом остался. А тут соседям падает два снаряда. Он как раз у колодца уже был. Чуть домой дойти. И его бросает волной. Метров пятнадцать. И он четыре часа, с восьми вечера до двенадцати ночи пролежал, истекал кровью. А мы-то не знали, что он рядом, а мы его не видим. И внучка, семнадцать лет, осталась. И вот это то ли от переживания, то ли от чего, операцию пришлось делать. Что приключилась такая болезнь»[360].


Дети Горловки — Даниил, Игорь и Виталик, женщина Маргарита, у которой шесть детей, — рассказывают британскому журналисту Г. Филлипсу о своей жизни в Горловке, которую регулярно обстреливают Вооруженные силы Украины.

Данил: «Страшно, само собой. Вчера вечером началось все это и сразу все начали спускаться в подвал».

Виталик: «Я в подвал не спускался. Мы дома сидели. Не спускались в подвал».

Данил: «Лишь бы сегодня такого не было, а то выезжать надо из города, оставаться тут страшно. Все. Что еще можно сказать?»

Игорь: «Вчера было очень страшно. Ни одного стекла не осталось в доме. Вся машина побита. Будем восстанавливать. Спасибо большое украинскому президенту. Больше ничего добавить не могу. Украинские военные, они и на Дзержинске, и на Майорске, оттуда стреляют».

Маргарита: «Благодарность президенту Украины за все его прегрешения. Тоже вот залепили. Приехал сын, и как могли, залепили. Дома никого не было. Переехали еще до войны отсюда. Так что чудом остались живы. В общем, будем жить дальше назло фашистам. Врагам мы все равно не сдадимся. Нас ребята защищают. Надежда на Порошенко, что он образумится, если он, конечно, умный, то он закончит эту войну. Если дурак, то значит дурак. Это соседи, кому они разбили квартиру. Многодетная семья. Вообще, у меня шестеро детей. Сейчас маленькие, и мы всю зиму и осень прятались по подвалам. Мы на Кондратьевке сейчас живем. А обложку я залепила, я не хочу жить тут, хочу поменять, потому что я не признаю Украину. Хотя сын мой служил в Украине. Но я не хочу на камеру. Одиннадцатого года служил. До войны. Сейчас он спасателем работает. Спасает людей здесь. Никуда он не уехал, его объявили предателем. Но тут все пострадали. Тут у всех…»

Мужчина: «Только сделали отбой. В двенадцать, в час ночи у нас тут уже тишина была. А это произошло в одиннадцать. После одиннадцати. Машина там сгорела. Начало ночи, было страшно. Схватили вещи, побежали на первый этаж. Палили из тяжелого оружия, казалось, что падает где-то рядом. Было страшно. Боимся каждый день. Как только ближе к вечеру, так и боимся. Прислушиваемся. Ждем, какой дом следующий на очереди. Как русская рулетка — сегодня этот дом, завтра этот. Послезавтра еще какой-то. Порошенко сказал, меня ничего не интересует, кроме земли».

Девочка: «Вчера я сидела в коридоре, услышала залпы. Потом дедушка ко мне подошел, и начало падать на Строитель. Он сказал, берите кошку, вещи, собирайтесь и убегайте. И мы побежали, мы живем на девятом этаже, а побежали на седьмой. А потом побежали в подвал» [361].

В мае 2015 г. британский журналист Г. Филлипс взял интервью у Оксаны Войнаровской, получившей ранение (бедро и предплечье) в результате обстрела Вооруженными силами Украины Макеевки (ул. Агрономическая, 1) 11 января 2014 г. После ранения ребенок четыре месяца находится в больнице в Москве. Для лечения травмированной ноги ей поставили аппарат Елизарова. В результате обстрела у Оксаны Войнаровской погиб отец, Евгений Войнаровский, 44 лет, ее дом разрушен. Мама Оксаны и их сосед Александр рассказывают журналисту, как все происходило. Ниже приведен полный текст интервью.

Александр: «Вчера обстрел был. Я у дочки в Донецке вчера был. Я еду, гуманитарную помощь получил, а соседи мне говорят, что хлопца, который работал на машине на этой, Женя, зовут. Снаряд попал в машину, а там газ был. Газовые баллоны, мужику оторвало голову. Девочку поранило. В 7:30 вечера прилетело два снаряда на соседнюю улицу. И вот эта семья, которая в этом доме живет, решили спрятаться в подвал от обстрелов. И по дороге в подвал снаряд прилетел с Песок или с Авдеевки, попал в кабину автомобиля, на котором он работал, загнанном во двор. Вот этот автомобиль ездил вчера еще, сейчас от него ничего не осталось. Мужчина 1970 года, 44 года, бежал с дочкой в подвал. Дочку ранило в левое бедро и левое предплечье, сосед на автомобиле забрал ее и отвез в больницу. Через пять минут приехала пожарная, начали тушить автомобиль. А его уже забросило в подвал. Оторвало полголовы и забросило в подвал, мертвого уже. Дочку забрал сосед и отвез в больницу, в реанимацию. Через пять минут приехала «скорая помощь», они разминулись. А мужчина 44 лет, хозяин этого дома, погиб. Семьи нет. Мужчины нет, дочка в реанимации. Жена где-то собирается его хоронить как-то. Соседи собирают деньги, чтобы помочь. Страшно здесь жить, конечно. Вчера здесь весь поселок шевелился, бегал. Сюда собралась толпа человек сорок, наверно. Но уже ничего сделать нельзя было. Пожарная потушила автомобиль, стекла соседи забили. В общем, нет семьи. Женя Войнаровский (погибший), моей племянницы одноклассник. Хороший семьянин. Вот на этом автомобиле… Это его личный автомобиль. Он работал на нем еще, когда был живой. Кормил семью. И все, нет. Можно прекратить это? Донбасс расстреливать, мирных людей. Кому это нужно? Он бежал из дома, туда, в подвал. Вот он здесь и лежал. Оставалось два метра, и он бы спасся».

Мама О. Войнаровской: «Это случилось в восемь часов, начало девятого. Если бы мы в доме остались, то живы и невредимы были. И Женя бы жив остался. А так мы выскочили. И мы успели заскочить, и он успел сходить до подвала. И говорит, я поднимусь, свет включу. Поднялся на верхнюю ступеньку, и все. Снаряд попал в машину, и ему голову разорвало. Ксюшу ранило. Это как раз в тот день Порошенко говорил, что он в Париже был. Ксюша раньше вообще молчала. Сейчас начали психологи работать, и все. И она стала чуть разговаривать, общаться. Замкнутая стала. Хотя раньше такая щебетушка была. Сейчас молчит. Хочется, конечно, прежнюю Ксюшу видеть. Сейчас понимаю, что время надо. Она без умолку говорит, когда разговор заходит о папе. Воспоминания эти. Или когда о ее любимой породе собак — хаски. Вот это у нее разговор без остановки. Мы будем ходить, мы будем учиться. У нас будет все хорошо. Мы верим в это. Мы в хороших руках. Нас окружают хорошие люди, мы с плохими не сталкивались. Когда я предложила, что если мы подлечимся, то, может, поедем к бабушке в Центральную Украину. Она сказала, что, мама, я не поеду жить в страну, которая убила моего папу. Это аппарат Елизарова. Это вкручено у нее там внутри. В кости. Мечта, что на неделе его снимут. Она хочет на бок повернуться, на живот лечь. Мамочка, я хочу сесть, — это то, о чем ребенок мечтает. А так все будет хорошо. Одиннадцатого января у нас это все случилось. Пятнадцатого нас сюда привезли. Пятнадцатого января нас привезли сюда. Четыре месяца уже здесь живем»