Эта романтическая идея очень воодушевила Сянцяня. Словно осуществляя тщательно продуманный план, он собрал немного одежды и нашел повод поехать в Пекин. Его родители ничего не знали о несчастье сына. Они решили, что глупо расставаться сразу после свадьбы, и стали убеждать его взять Жунье с собой – но Сянцянь сказал, что жене нездоровится и она не поедет…
В Пекине он сразу заселился в гостиницу. Дел особо не было, машина осталась дома, и его ждало впереди много бесцельно потраченного времени. Сянцянь словно приговорил себя к тюремному заключению. Загибая пальцы, он считал дни до своего освобождения. Они бежали ровно и покойно – ничего не происходило. Но сердце жгло горьким пламенем, и он мучился, как настоящий заключенный. Целыми днями, сжимая проездной, Сянцянь скакал из автобуса в автобус. Все достопримечательности столицы удостоились его двукратного посещения.
Ночью он лежал на гостиничной постели, вертелся и не мог уснуть. Мыслями Сянцянь возвращался домой…
Он представлял, что Жунье уже убрала из комнаты маленькую тахту и переложила свою постель к нему. Две их подушки нежно прижались друг к другу. Жунье, обвязав талию трогательным цветастым фартучком, подметала пол под широкой двуспальной кроватью. Огонь пел в печи, в комнате было тепло. Жестяной чайник тихонько фырчал, брызгая водяным паром. Жунье, примостившись на табуретке у огня, стирала его одежду. Две миниатюрные, тонкие руки, розовея, выныривали по временам из мыльной пены. Внезапно она перестала полоскать одежду и замерла. Должно быть, подумала о нем. Да, погляди-ка, она бросила стирку, встала, ополоснула мыльную пену с рук и медленно подошла к маленькому оконцу, смотрящему на север. Она глядит, и видно, как легонько шевелятся ее губы – должно быть, бормочет его имя, зовет его поторопиться в ее объятья…
Сянцянь погрузился в свои фантазии. Глаза его увлажнились. Нет, то была не фантазия – так было, было на самом деле.
На следующий день, едва сдерживая волнение, он бегал с утра до ночи за покупками по Сиданю, по Дунданю, по улицам Цяньмэнь и Ванфуцзин – в основном покупал одежду для Жунье. Все деньги, что были у него с собой, за вычетом дорожных трат, он спустил на гостинцы, забив ими два чемодана. Большой был до верху полон платьев и прочих вещей для жены, а маленький – для его родных и родителей Жунье.
Сянцянь нес чемоданы, как путешественник, который вернулся к близким после многолетнего отсутствия. Сперва грузился на поезд, потом укладывался в автобус. Досадовал, что не может просто взять и перелететь в родной уезд. Острое ощущение счастья пронзало тело, как электрический разряд, и он захлебывался плачем и смехом.
Сойдя с поезда в столице провинции, Сянцянь отправил Жунье телеграмму:
На самом деле от дома до автовокзала было недалеко – он вполне мог дойти пешком. Но Сянцянь решил все равно отправить телеграмму Жунье. Иначе она того и гляди станет жаловаться, что он не предупредил ее о приезде.
Когда автобус подъезжал к городу, лицо Сянцяня залила горячая волна. Он слышал, как с глухим стуком бьется сердце. Сельхозстанция, мехзавод, сберкасса, кооператив по производству продтоваров, лесопункт, ремонт велосипедов… Автобус вот-вот должен был въехать в ворота вокзала. Сянцянь загодя высунул голову из окна машины, ища среди толпы милое лицо.
Но он не увидел его и выйдя из машины. Сянцянь подумал, что Жунье, верно, не рассчитала время и подойдет попозже. Он поставил чемоданы на землю и стал ждать. Конечно, он мог бы уже быть дома – но Сянцянь свято верил, что Жунье встретит его, и не мог подвести ее.
Прошло много времени, пассажиры и встречающие разошлись, а Жунье так и не пришла. На площадке перед залом ожидания остался стоять он один в компании двух чемоданов.
Сянцянь подумал, что, может быть, Жунье не получила его телеграмму – как он надеялся, что на почте произошла ошибка! Он подхватил чемоданы и зашагал домой, в общежитие квартирного типа при транспортной конторе.
Получив болезненный удар, Сянцянь не пал духом, но стал есть себя поедом: стоило ли отправлять телеграмму ради нескольких шагов? Наверняка Жунье занята на работе или, может, готовит для него еду и греет воду, чтобы умыться…
Наконец он добрался до дома. Сердце его бешено билось. Сянцянь поставил чемоданы, поднял слегка дрожащую правую руку и постучал в дверь. Никто не отозвался. Он подумал, что Жунье его разыгрывает. Стоит ему войти, как она выпрыгнет из-за большого шкафа или из-за двери, обхватит руками его шею и оставит на щеке горячий поцелуй…
Он нащупал ключ и открыл дверь.
Сянцянь замер у входа. В голове шумело, как от удара.
Он увидел, что в доме никого нет. Все было как раньше. На кровати по-прежнему лежала одна подушка и одно одеяло. В углу стояла старая тахта. В комнате было пусто, в печи – холодно.
Сянцянь, еле переставляя тяжелые ноги, переступил порог и бросил чемоданы на пол. Он упал между ними и зарыдал, закрыв лицо руками. Жестокая, беспощадная судьба…
Внезапно в отчаявшемся сердце полыхнуло пламя гнева. Он подскочил, как сумасшедший, и стал топтать ногами большой чемодан, потом выволок из него пестрые платья и стал, напрягая мышцы, рвать их на куски и швырять на пол. Вся комната была усеяна клочьями яркой материи.
Закончив этот сокрушительный труд, Сянцянь, не снимая ботинок, рухнул на кровать и накрыл голову одеялом. Он не спал, а беззвучно плакал в своем укрытии.
Непонятно, сколько времени прошло, когда он наконец услышал, как вернулась жена. Сянцянь все еще лежал на кровати, зарывшись в одеяло, и не двигался, как мертвый.
Спустя несколько минут звенящей тишины он услышал, как Жунье начала убирать вещи, разбросанные на полу. Его сердце вновь яростно забилось. Как он хотел, чтобы Жунье подошла к постели и сказала ему, что она виновата перед ним, что она просит прощения…
Но ничего не произошло до самой ночи. Он понял, что Жунье легла в свой уголок и уснула.
Не в силах больше выносить это, Сянцянь спрыгнул с кровати, подошел к Жунье, откинул одеяло и железными руками, привыкшими сжимать руль, содрал с нее майку и бюстгальтер. Жунье залепила ему пощечину, а потом схватила за руку так, что та полыхнула резкой болью. Не обращая на это никакого внимания, Сянцянь яростно сжал жену в объятьях и начал срывать с нее трусы. Они отчаянно боролись в темноте. Ночь была пронзительно тихой. Сянцянь уже решил, что сегодня возьмет Жунье силой.
Но потасовка так ничем и не кончилась. Покрытые синяками и царапинам, они оба едва дышали. Сянцянь ослабил хватку, бухнулся на колени перед тахтой и завыл:
– Прости меня, господи, как я виноват, как я ошибся… Больше никогда… – Потом он поднялся, распахнул дверь и, шатаясь, вышел в ночь…
Жунье встала с тахты через три дня. Сянцянь так и не вернулся. Она с большим трудом, превозмогая боль, сменила одежду и расчесала спутанные волосы. Все три дня Жунье ничего не ела: лицо было бледным, глаза запали. Она выглядела так, словно только что вернулась с того света.
Ночь опять опустилась на землю. За окном в голубеющем небе мерцали звезды, поглядывая на этот несчастный дом. Жунье безучастно сидела у кровати. В голове было путано и пусто.
Снаружи раздался удар. Что это? Жунье вскочила и испуганно приоткрыла крохотную щелку. Она увидела, что муж лежит у порога, как мертвец. От него сильно разило водкой.
Она закрыла глаза, тяжело вздохнула, а потом наклонилась и втащила пьяного в дом. Снаружи он бы замерз за ночь до смерти. Бессильными руками она втянула безжизненное тело в комнату. Сянцянь был без сознания и страшно вонял. Его тело, лицо и волосы были покрыты грязью и блевотиной.
Жунье принялась стягивать с него грязное пальто. На этом силы оставили ее – она уже не могла втащить Сянцяня на кровать. Тогда она просто расстелила белье с большой кровати прямо на полу и спихнула на него свою тяжелую ношу.
Жунье накрыла мужа одеялом и увидела, что лицо его измазано грязью и землей. Тогда она вытерла его начисто горячим полотенцем. Уложив мужа, Жунье выключила свет и вернулась на свою тахту…
На следующее утро Сянцянь проснулся посреди комнаты с наброшенным на ноги одеялом. Он не сразу вспомнил, что случилось, а вспомнив, понял, что уютное теплое гнездышко устроила для него на полу Жунье.
На сердце стало тепло. Он вскочил на ноги и бросился к жене. Но не успел Сянцянь обнять ее, как снова получил пощечину. Он замер, как истукан. Жена держала в руке уже уложенную дорожную сумку. Даже не взглянув на него, она распахнула дверь и зашагала прочь, не оборачиваясь…
Глава 23
Весной в деревенской школе впервые набрали седьмой класс, Жуньшэн с Шаопином стали учителями. За год своего учительства Шаопин вырос почти что на голову и, по всему, скоро должен был догнать брата.
Все это время он ел вместе с домашними, и, каким бы убогим ни был их стол, они не голодали. Шаопин стал заметно крепче и превратился в красивого парня. Образованный, начитанный, он производил на людей сильное впечатление. В деревне такие ребята быстро становились объектом тайного обожания.
Суни по-прежнему жили плохо. Еды не хватало, каждая монетка была наперечет. Долги, в которые влезли на свадьбу Шаоаня, никуда не делись. У брата наконец родился сын, но семья все так же ютилась в своем углу рядом со стойлами. Место Шаоаня в его закутке занял Шаопин. Ланьсян, как и раньше, ночевала у семьи Цзинь. Отец с каждым годом сдавал все сильнее, а бабушка дряхлела. Мать стала чаще болеть. Старшая сестра со своими домочадцами перебивалась с сухаря на воду…
Шаопина утешало только то, что он стал учителем. Для крестьянского парня лучше этого и нельзя было придумать. За год он заработал столько же, сколько старший брат. Вместе с ежемесячной надбавкой эти деньги позволили даже вернуть часть долгов. Почти двадцать лет своей жизни он брал у семьи – и вот наконец сумел внести свою лепту в общий котел. Шаопин чувствовал, что стал по-настоящему взрослым.
Он вел китайский язык и литературу в седьмом классе и музыку – во всех остальных. Отвечал за школу замсекретаря производственной бригады Цзинь Цзюньшань. Его сын Цзинь Чэн преподавал с Шаопином математику. Другие два учителя, Яо Шуфан и Жуньшэн вели все остальное, а Жуньшэн рабо