Да, Шаопин изменился. Изменился так, что она с трудом его узнавала. Дело было не во внешности – хотя и внешне он сильно отличался от прежнего Шаопина. Сяося уже свыклась с другими студентами. Ей казалось, что сама она тоже простилась с прошлой жизнью и начала совсем иную. Она сохраняла свой живой характер, но уже стала частью нового окружения. Все прошлое, включая школьных друзей, постепенно начало бледнеть, забываться. Ее жизнь очень быстро стала частью чужого мира. Когда страна освободилась от многолетних оков, многое из того, что представлялось непреложным, оказалось отброшено. Новые веяния и идеи хлынули, как воды потопа. Глаза разбегались от их многообразия. Сяося погрузилась в общее радостное возбуждение, в каждодневные студенческие споры и обмен свежими известиями. Возвращаясь домой, она принималась спорить с родителями. Все молодые люди в ее окружении были опытными ораторами, неравнодушными к судьбам родины. Они обильно цитировали китайские и иностранные книги, обращались к истории и к современности и демонстрировали завидную раскрепощенность сознания, ничем не скованный полет фантазии, суровую критику социальных зол – один на зависть другому. Они учились с усердием, но следили за модой и умели развлекаться на полную катушку…
И вот она неожиданно столкнулась с совершенно другим типом сверстников.
Чем нынешний Шаопин отличался от прежнего? Он посуровел лицом, окреп и выглядел здоровым взрослым мужчиной. Правда, Шаопин был такой же ипохондрик, как в школе, и одежда у него была ничем не лучше, чем раньше. Но теперь он начал жить и думать самостоятельно, выбрав трудный путь нескончаемой борьбы. Она и раньше относилась к Шаопину не так, как к остальным, считая его во многих отношениях исключительным. Однако, сказать по совести, поступив в университет, Сяося почти уверилась, что Шаопин в конце концов не избежит участи большинства сельских учеников – создаст семью, родит детей, станет работать и удовлетворится своим скромным местом в этом огромном мире. Теперь, когда политика в селе изменилась, такие люди, как Шаопин, стали сильно выделяться на общем фоне. Он вполне мог разбогатеть и превратиться в предмет зависти всех деревенских. Тогда, выпускаясь из школы, Сяося выразила надежду, что он никогда не станет обывателем – не будет говорить только о том, где достать денег, и бродить по рынку в Каменухе с торбой на плече, размышляя, как бы урвать доброго поросенка… Поэтому все два года, что Шаопин провел в Двуречье, она продолжала посылать ему книги и «Справочную информацию» и изо всех сил старалась напомнить ему, что он не должен утратить свои высокие идеалы… Потом она начала постепенно осознавать, что реальная жизнь – штука жестокая. В силу разных причин сельские парни, которые не смогли стать студентами или частью номенклатуры, даже обладая выдающимся характером и высокими талантами, в конечном счете становились жертвами окружавшей их среды. Дело было не в том, что в деревне нельзя было добиться большего и сделать что-то путное – просто их духовный мир тонул в огромном океане крестьянского уклада…
Хотя Сяося сделала неутешительный вывод о будущей судьбе своего товарища, глубокая дружба школьных лет не позволяла ей разорвать с ним связь. Когда он перестал отвечать на письма, она ощутила сожаление и где-то в глубине – нежданное облегчение. Она не могла бы забыть друга своей юности, но знала, что может никогда не встретиться с ним снова – в лучшем случае он останется глубоким следом в ее памяти…
И вот сегодня она случайно столкнулась с ним на улице.
Сяося восхищалась Шекспиром и даже немного боготворила его. Она отправилась на первый же показ «Мести наследника» в Желтореченске. Но одного раза не хватило. И вот, добыв билет, она собиралась посмотреть ее второй раз… Кто же знал, что Сяося встретит замурзанного Шаопина. Те несколько часов, что они провели вместе, она пребывала в состоянии крайнего потрясения. Все было нереально, как в кино, где Гамлет увидел призрак своего отца.
Она шла по ночной улице и думала о Шаопине и его пути. Из его слов Сяося поняла, что у него есть свое, особое понимание происходящего.
Шаопин принадлежал к отдельному типу молодых китайцев: он был хорошо образованным, но не настолько удачливым, чтобы поступить в университет или найти достойную работу, а потому лишен возможности занять важное место в обществе. С другой стороны, такие как он, не готовы были мириться с тем, чтобы ограничиться узким мирком, и оттого часто с трагической страстью избирали одну из самых трудных дорог в жизненной борьбе. Им не было дела до разговоров о высоком или беспокойства о судьбах человечества. Они прежде всего старались изменить условия своего существования, но в то же время не отказывались от духовных исканий. Они не презирали жизнь обывателей, но делали все возможное, чтобы их понимание жизни достигло большей глубины…
В глазах Сяося Шаопин внезапно стал персонажем, которым она восхищалась. Прежде это она «наставляла» его, а теперь он подарил ей свежий взгляд на жизнь – жизнь, которая вынудила его идти по сложному пути. Это было ни на что не похоже. Сяося почувствовала гордость от того, что в ее жизни есть такой друг. Ей захотелось всеми силами помочь ему. Без сомнения, жизнь никогда не заставит ее двигаться по той же траектории. Она не сможет покинуть свой мир. Но она понимала Шаопина. Сяося была взволнована тем, что он явился перед ней как метроном ее жизни – как система координат, как ориентир.
Сама не заметив того, Сяося дошла до перекрестка у Воробьиных гор. Она больше не рисовала себе в воображении, что Шаопин догонит ее. Стояла ночь.
Девушка повернулась и медленно пошла назад. На улице было пусто. Фонари отбрасывали длинные тени на пятнистый от дождя тротуар. Напротив, на горе, древняя башня, как шило, пронзала во тьме ночное небо. По нему бежали рваные облака, не было ни звездочки. Холодный ветер дул через рощи с далеких гор, поднимая многоголосые волны лесного шума. Выразительный и сочный плеск Желтого Ключа сливался с чистым гомоном Южной речки. Они звучали, как дуэт…
Сяося замурлыкала песенку из советского фильма «Дети капитана Гранта». Она никогда не видела это кино, но любила напевать ее.
Девушка едва справлялась с волнением. Подлаживаясь под песню, ее шаги все ускорялись – и вот она резво шагала по пустынным улицам к дому. Она чувствовала, что встречи с Шаопином будут окрашены тайной – как история из романтической литературы. От этого сердце билось еще сильнее.
Когда она дошагала до дома, свет горел только в одной из шести комнат – значит, на месте был только дедушка. Отец еще не вернулся из деревни, а мать работала в ночную смену в больнице. Жунье жила в помещениях окружного комитета комсомола и редко заходила к ним.
Сяося слышала, как дедушка говорит с кем-то в доме. Сперва она подумала, что у него гости, но потом поняла, что он отчитывает их старого черного кота: ишь, какой разборчивый стал, все тебе мясо подавай, только и думаешь, как урвать кусок пожирнее. Кот только мяукал в ответ. Сяося не смогла удержаться от смеха. Домашние вечно были заняты, им было не до разговоров с дедом – он целыми днями брюзжал на кота.
Не нарушая их разговор, она скользнула в свою комнату, включила свет и села за маленький столик. Ей нужно было какое-то время спокойно побыть в одиночестве.
Комната была обставлена очень просто: маленькая кровать, стол и кожаный чемодан. В ней было чисто, но царил нетипичный для девушки беспорядок. Книги и разные мелкие вещи лежали тут и там, безо всякого разбора. Стены были голыми, без разных девчачьих украшений. Только маленькая картина Репина была прибита к стене аккурат напротив столика. Это были «Бурлаки на Волге», вероятно, вырезанные из какого-то журнала.
Посидев немного, Сяося достала из ящика блокнот в красной кожаной обложке и начала записывать. Она вела дневник все время, запрещая заглядывать в него даже родителям. Сяося писала про прошедший день, в основном описывая встречу с Шаопином и свои впечатления от нее.
Закончив, она вдруг по какой-то прихоти подумала, что нужно подарить Шаопину ее «Бурлаков». Ей показалось, что ему очень пойдет стать обладателем этой маленькой картины.
Умывшись, Сяося нырнула под одеяло. Она долго не могла уснуть. Мысли метались в голове, и дело было не только в Шаопине. Она нервничала от того, что не может заснуть, и чем больше нервничала – тем меньше хотелось спать. Впервые в жизни Сяося мучилась от бессонницы. Она в бешенстве накрыла голову одеялом. Вот глупость! Завтра с утра лекция по древнекитайской литературе: известнейший специалист по Тан и Сун[46], доцент Гу Эрчунь, будет читать про поэзию Ду Фу[47]. Гу Эрчунь был отцом Янминя, старосты класса Шаопина. Он преподавал, даже будучи замдекана училища. Его лекции пользовались огромной популярностью среди однокурсников. Доцент Гу не только обладал глубокими познаниями – он дышал страстью настоящего поэта.
Сяося не знала, когда заснула.
Она с нетерпением ждала наступления субботы. Жила и воспринимала все как обычно, но где-то за гранью привычного проклюнулось что-то новое, невыразимое. Силуэт Шаопина время от времени появлялся у нее перед глазами. Ей безумно хотелось его увидеть. Она уже взяла для него в библиотеке уйму книг: «Тяжелые времена» Диккенса, «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, «Хождение по мукам» Толстого, «Воскресение» другого Толстого, «Евгению Гранде» Бальзака. С книжной полки отца она стянула «Белый пароход» Айтматова, отпечатанный для внутрипартийного распространения. Ей очень нравилась эта книга.
Потом она лукаво подумала: если дать ему столько книг за раз, Шаопину не будет нужды приходить к ней раз в две недели. Она решила отдать только две.
В четверг после обеда занятий не было. Сяося повалялась немного в общежитии, а потом пошла домой. Выйдя из школьных ворот, она заметила, что в крохотной бухте на другой стороне реки толпилось много рабочих. Они раскалывали камни. На самом деле каменщики трудились там давно, но она никогда не обращала на них внимания. Не только она – все горожане не обращали внимания на подобные вещи, не имевшие к ним никакого отношения. В последнее время она начала внимательно изучать все попадавшиеся на пути стройки и карьеры. Она неизменно задавалась вопросом, нет ли там Шаопина.