Чтобы поблагодарить щедрого замдиректора, Шаоань и пригласил их поужинать. По уездным меркам стол был обставлен на самом высоком уровне: разные деликатесы, дорогой алкоголь. Шаоань усердно подливал в бокалы и подкладывал на тарелки лакомые куски, пытаясь заставить себя выглядеть естественно. Жизнь вынудила замкнутого дикаря открыться большому миру.
За столом Шаоань вдруг вспомнил, как он ел в столовой вместе с Жунье. Она пригласила его – а он сгорал от смущения и страха. Кто бы мог подумать, что в этом же месте он сам будет щедро угощать гостей?
Жунье… Последние несколько лет Шаоань редко вспоминал о девушке, прежде любившей его. Запутавшись в противоречиях реальной жизни, он не находил свободного времени, чтобы размышлять о романтических чувствах. Но вспомнив о ней, он не мог не задуматься об истории своей жизни – не только об отношениях с ней, но и о невероятно трудных годах, чьи тяготы он разделил со своими родными…
У него пропало всякое настроение есть. Шаоань с болью подумал, что остальным в его семье живется по-прежнему несладко. После раздела хозяйства отцу стало только тяжелее. Ему приходилось работать в поле, как молодому. Младший брат сбежал куда-то за тридевять земель – кто знает, как он и что с ним. Жизнь старшей сестры ничуть не поменялась. И даже их младшенькой приходится трудновато.
На лбу Шаоаня выступил холодный пот. Его охватило чувство стыда. После раздела он заботился только о себе и почти не занимался семейными делами. Негодяй! Он целыми днями зарабатывал деньги для себя одного и даже не интересовался младшими – а ведь они, строго говоря, еще не были взрослыми самостоятельными людьми.
Шаоань закончил трапезу с натянутой улыбкой и проводил гостей. Он решил наведаться в школу и дать сестре пятьдесят юаней. Ланьхуа вот-вот должна была закончить последний класс. Она больше не была маленькой девочкой. Хотелось видеть ее одетой с иголочки. Шаоань сперва думал сам пойти в магазин и купить ей пару вещей, но испугался, что не угадает с размером. Поэтому он решил отдать деньги сестре, чтобы она выбрала что-нибудь достойное.
Шаоань поспешил в школу. У него была организована попутка до Каменухи – отдав Ланьсян деньги, следовало немедленно возвращаться. Его не было дома уже пару дней, и он начинал беспокоиться о производстве – Сюлянь было не управиться.
В школе шла самостоятельная практика. Шаоань выдернул Ланьсян и пошел с ней на спортплощадку. Сперва он спросил, как дела. Ланьсян сказала, что все в порядке. Тогда он достал деньги, но девушка не взяла их.
– У меня есть… – выдавила она.
– Откуда? – Шаоань немного разозлился.
– Шаопин присылает по десять юаней в месяц…
Шаоань остолбенел. Он совсем не ожидал, что брат посылает деньги сестре. Поперхнувшись, Шаоань не своим голосом произнес:
– Шаопин – это Шаопин, а я твой старший брат. Купи себе на них обновок, не ходи в старом…
Ланьсян, ломая пальцы, вскинула лицо и посмотрела на старшего брата.
– Я знаю, что ты думаешь. Но тебе надо позаботиться о жене. Не хочу быть обузой – и не нужно мне денег. Еще не хватало, чтобы вы с Сюлянь из-за меня ссорились. Я ни в чем себе не отказываю…
Шаоань снова попытался сунуть ей деньги, но Ланьсян развернулась и побежала обратно в класс. Шаоань, сжимая купюры, ошеломленно стоял на пустой площадке. Его сердце щемила горькая тоска.
Он не помнил, как вышел со школьного двора. Не помнил, как добрался до Каменухи… Выйдя из машины, он потерянно зашагал в Двуречье. По дороге ком то и дело подступал к горлу. Грудь давило каменной тяжестью. Ему было больно. Он вспомнил: так болело, когда в коммуне его разнесли в пух и прах за самовольное расширение огорода. Тогда он шагал по этой же дороге в деревню. Думал, что это болит от бедности, от беспомощности – но теперь, когда у него за пазухой лежала пачка купюр, боль вернулась с новой силой. Отчего так? Отчего бедность делает людей несчастными, но богатство… богатство творит то же самое?
Пройдя Горшечную, уже перед самым Двуречьем, Шаоань не выдержал: он сошел с дороги, отыскал в поле укромное место, бросился на землю и, обхватив голову руками, заплакал.
Горы безмолвно слушали его стенания. Заходящее солнце вот-вот должно было скрыться на западе, за бессчетными холмами. По округлым вершинам растекался теплый цвет спелого апельсина. Стайка серо-белых диких голубей промелькнула в голубизне неба, громко хлопая крыльями. С реки неподалеку доносилось низкое мычание вола…
Прошло немало времени, прежде чем Шаоань поднялся с земли и отряхнул пыль с одежды. Безжизненным движением он свернул самокрутку, опустился на корточки и тихо закурил. Лицо его было лишено жизни, как у тяжелобольного.
Когда солнце село, он поднял с земли свой портфель и на ватных ногах медленно зашагал к деревне. Обогнув хребет, он замер на краю дороги. Шаоань увидел свое производство, где грохотали кирпичные прессы, и алое пламя вырывалось из жерл семи больших печей. Густой дым взлетал, как гигантский дракон, закрывая огромный кусок неба. Бешеный поток в одно мгновение залил душу Шаоаня. В усталом теле, согбенном, как от побоев, проснулась энергия.
Как бы там ни было, он должен был, смиряя себя, идти по этому явленному ему пути. Все только начиналось. Нельзя было терять самообладание в такой момент. Без сосредоточенности дело бы рухнуло – и последствия трудно себе представить. Он не может расслабляться, нет – он должен впрыгнуть в повозку жизни, как прежде, прочно заняв в ней место. Он должен, напрягая все мышцы и нервы, крича, неистовствуя, продолжать двигаться вперед…
Шаоань быстро свернул самокрутку. Выгоняя из носа дым, он споро зашагал к своему заводику и издалека увидел, что жена с белым тюрбаном на голове стоит у синей кирпичной стены, поджидая его.
Глава 16
Ланьсян превратилась в очаровательную девушку. В этом году ей исполнилось девятнадцать. Было поразительно наблюдать, как нищее захолустье вскормило такую невероятную женщину – старенькая одежда скрывала высокую, стройную фигуру, белоснежное лицо сияло, как глазурованный фарфор, отливая жемчужным блеском. Блестящие черные волосы красивым изгибом обнимали щеки, отчего ее изящный подбородок казался еще милее. Длинные ресницы обрамляли ясные, живые глаза. В тихой задумчивости она была похожа на роденовского «Мыслителя».
Ланьсян, воспитанная в нужде и невзгодах, не особенно обращала внимание на свою красоту. Она рано столкнулась с жизненными трудностями. Ее часто снедала тревога, и Ланьсян с томительным беспокойством глядела на жизнь за пределами собственной: на родителей, на братьев, на старшую сестру. Все они постоянно занимали ее мысли. Увы, она не в силах была помочь им, но каждое несчастье родных болью отзывалось в душе.
Ланьсян прекрасно понимала, чего стоило семье отправить ее учиться. Она ясно чувствовала, что никогда больше не вернется в деревню. Она просто обязана поступить в университет. Когда Ланьсян училась в Каменухе, то думала вернуться в Двуречье, едва закончив начальную школу. Теперь ей было страшно даже помыслить об этом. Зачем возвращаться, не попробовав себя в деле? Это было бы несправедливо по отношению к ее несчастной семье. Только поступив в университет, она сумела бы отплатить им по достоинству.
С первого дня в уездной школе вступительные экзамены в вуз стали главной целью Ланьсян. После возобновления экзаменов в семьдесят седьмом году десятки студентов из ее школы поступали в университет каждый год. Это изрядно подогревало амбиции Ланьсян.
Именно из-за этого учеба имела для нее первостепенное значение. В течение трех лет Ланьсян входила в число трех лучших учеников всей параллели. Она часто получала высший балл по математике, иностранному языку, физике, химии и биологии. Но ей этого было мало. Она знала, что на экзаменах в вуз ей придется конкурировать с ребятами со всей страны, и получение высоких баллов в школе совсем не гарантирует хороших результатов на вступительных испытаниях.
До экзаменов оставалось всего ничего. Через несколько месяцев должен был наступить решительный момент, призванный определить ее судьбу. Как бы все не повернулось, она знала, что станет иной. Эта решительная битва за будущее была важна не только для нее одной – для всех ее одноклассников.
Лишь некоторые ученики в классе могли надеяться на поступление, у других не было особой надежды. Они знали, что им не хватит ума. Среди них было немало городских: учась в школе, они полагались на свое естественное преимущество и занимались без особой старательности. Теперь же время было упущено – оставалось только полагаться на родителей.
В выпускном классе царило напряжение и растерянность. Где-то в глубине души Ланьсян испытывала страх: она знала, что если провалится на экзаменах, последствия будут ужасными. Она совершенно точно знала, что ждет ее тогда. Через пару лет придется выйти замуж. Но за кого? На что она может рассчитывать? Если брак будет удачным, она сможет, конечно, содержать семью – но что если нет? Ей придется сидеть на шее у родителей и братьев. Пример старшей сестры всегда был перед глазами. Ей часто снилось, что она не поступила. Ланьсян просыпалась в холодном поту.
Все ее мысли были отданы учебе. Ничто другое не вызывало ее интереса. Даже на место старшего по учебной части она согласилась со скрипом, после долгих уговоров классного руководителя. Ланьсян боялась, что административная работа будет мешать ее прогрессу.
Девочки в классе расцвели, засияли, стали тщательно подбирать наряды. В их шкатулках запахло шампунем, кремом, маслом для волос, губной помадой. Те, кто не надеялись поступить, начали встречаться с парнями. Сложно было их винить. Их стремление к красоте трогало сердце. Мир становился прекраснее от девичьей энергии.
Но у Ланьсян не было ничего, кроме кусочка мыла и перламутровой баночки дешевого крема. Она не особо любила краситься. С другой стороны, ей не на что было покупать косметику. У нее не было даже приличного платья, но, к счастью, природная красота с лихвой компенсировала потертость ее старенькой одежды. Ланьсян выделялась среди одноклассниц, вызывая естественную зависть.