ть. Сердце Жуньшэна билось чаще при одной только мысли о ней.
Жуньшэн все решил. Совсем скоро он раскроет Хунмэй, что лежит у него на душе. Конечно, и это совершенно ясно, самым большим препятствием в этом вопросе станет воля родителей. Но Жуньшэну было на них наплевать. Сперва они договорятся с Хунмэй, а уже потом он отправится покорять семейную цитадель.
Вечером, едва сдерживая волнение, Жуньшэн приехал к Хунмэй. Он привез мешок белой муки больше двадцати килограммов и свое пышущее жаром сердце. Как всегда, Хунмэй тут же обвязала талию трогательным фартуком в мелкий цветочек и бросилась готовить тесто на лапшу. Жуньшэн скинул туфли и по-хозяйски устроился на кане. Он сел, невозмутимо скрестив ноги, обнял мальчика и стал легонько щекотать его под подбородком. Ребенок весело засмеялся. Он тоже улыбнулся, сердце беспокойно прыгало в груди.
Через некоторое время сын Хунмэй уснул. Жуньшэн осторожно положил его голову на подушку и прикрыл мальчика одеяльцем. Потом он спустился с кана и стал помогать у печи. От жаркого огня по лбу побежали струйки пота. По правде сказать, он потел потому, что слишком нервничал. Хунмэй месила тесто и крутила лапшу. Она была невыносимо близко.
Жуньшэн яростно сглотнул. Он всю дорогу думал о том, что скажет, но теперь боялся открыть рот. Он подложил хвороста в печь, губы его дрожали. Запинаясь, Жуньшэн произнес:
– Хун… мэй, я хочу тебе… кое-что сказать…
Та перестала возиться с тестом и молча посмотрела на него, ожидая, что будет дальше. Жуньшэн, не смея поднять глаз, собрав всю волю в кулак, тихо спросил:
– Мы с тобой… как думаешь, мы можем жить вместе?
Хунмэй застыла у очага с опущенной головой. Время шло, она молчала.
– Я не пара тебе… – прошептала она наконец.
Жуньшэн вскочил на ноги и взволнованно сказал:
– Я уже все решил. Я хочу жить с тобой.
Хунмэй не поднимала глаз, ее ноги легонько дрожали.
– Не действуй под влиянием порыва, – сказала она. – Ты пожалеешь…
– Нет, я все обдумал, мне… мне сейчас нужно только одно твое слово: ты будешь со мной? Поверь мне, пожалуйста, я ни за что не обижу тебя и малыша…
– Твои старики ни за что не согласятся…
– Я сумею убедить их. Если ты согласна, я верю, что смогу. Ты согласна?
– Я… – Хунмэй заплакала.
Жуньшэн смело подался вперед и, вытянув две тонкие руки, крепко обнял ее. Хунмэй припала лицом к его груди, не смея обнять его грязными от теста ладонями, и заплакала еще горше. Жуньшэн крепко сжимал свою любимую, в его глазах тоже стояли слезы.
– Не переживай, милый. Поезжай, поговори для начала с родителями, мы вернемся к этому разговору. Как долго ни пришлось бы ждать, – я буду ждать тебя, – плача, выдохнула Хунмэй.
– Не думай об этом! Я хочу сказать, что не смогу вечно крутить баранку, очень скоро мне, скорее всего, придется вернуться в деревню. Меня убивает мысль, что тебе придется терпеть лишения…
– Без дела жить – только небо коптить, чего работы бояться. Мы можем спокойно обретаться в деревне до конца нашей жизни. Пока ты любишь меня, я готова даже побираться. Но люби, пожалуйста, и моего мальчугана…
– Нет нужды говорить об этом. Это мой ребенок. Когда мы поженимся, я стану ему отцом.
Той ночью Жуньшэн остался ночевать у Хунмэй. На следующий день он сиял, как человек, обретший новую жизнь. Глубоко растроганный, он попрощался со своей возлюбленной и немедленно вернулся в уезд, чтобы поговорить с отцом о свадьбе…
Футан вот-вот должен был покинуть Двуречье. Когда Сюй Чжигуна перевели в уезд на должность главы управления по воде и электричеству, в одном из подотчетных ему подразделений стали строить большой комплекс – в дюжину с лишком помещений. Он поручил этот проект своему старому знакомцу. «Пролетарский революционер» быстро перековался, пошел «по пути капитализма» и стал руководителем фирмы-подрядчика в уездном центре.
Там и застал его Жуньшэн. Тянь Футан набирал себе работников и планировал строительство. Он никогда не делал этого раньше, но был прирожденным руководителем и очень быстро стал отличным подрядчиком. Он сделал все без сучка без задоринки. Футан не шел больше поперек новой линии развития общества, наоборот – он чувствовал, что перемены оказались не так уж страшны. Пока у человека есть талант и силы, он может развернуться в этом новом мире – и, пожалуй, развернуться еще шире, чем раньше.
Этот ловкий командир, что призывал когда-то сельское хозяйство учиться у Дачжая, теперь руководил группой наемных рабочих. Тянь Футан работал не покладая рук. Несмотря на старческий кашель, он раздавал указания направо и налево, совсем как в старые годы, не теряя прежней напористости и размаха. Футан никак не ожидал, что судьба приготовила ему новый удар.
Когда он услышал, что сын собирается жениться на вдове с ребенком, то чуть не упал в обморок. Господи, за какие такие грехи ему достались такие дети? Одного брака дочери хватило бы с лихвой, теперь сын вздумал вогнать его в гроб.
– Ты что, взбесился?! Кого угодно мог выбрать, так нет – надо было найти себе вдовую! Все предки в гробу перевернулись – из-за тебя, бесстыжий! Постеснялся бы хоть перед мертвыми! Выкинь из головы. Пока я жив, не вздумай появляться здесь с этой бабой, которая приносит одни несчастья! – бесновался он.
Жуньшэн с детства боялся отца и был совершенно шокирован его ревом. Он тихо, но твердо сказал:
– Мы любим друг друга…
– Чепуха на постном масле! – взревел Футан и яростно закашлялся.
Жуньшэн не ожидал, что отец отнесется к священным для него чувствам так грубо. В одно мгновение в сердце вспыхнула лютая ненависть.
Вечером убитый горем Жуньшэн и разъяренный Футан вместе вернулись в Двуречье. Оба возлагали надежду убедить противника на разговор с матерью. Футан надеялся, что жена сумеет уговорить сына отказаться от этой вздорной женитьбы. Жуньшэн рассчитывал, что мать все поймет и встанет на его сторону.
Но когда женщина услышала про новости, она так сильно разволновалась, что даже не могла говорить. Она оказалась еще решительнее настроена против этой свадьбы, чем отец.
– Ты погляди на свою сестру, – зашумела она. – Этого мне мало? Теперь ты нашел себе бабу, уже бывшую в браке, да еще и с ребенком…
– Еще и из «бывших»! – вставил Футан. – У нас в семье нет даже крестьян-середняков, а ты вздумал привести в дом землевладельцев? Поганишь нам всю репутацию!
Отчаявшийся Жуньшэн оставил плачущую мать и взбешенного отца и, шатаясь, вышел из дома. Ему казалось, что Храмовый холм на той стороне реки вращается перед глазами. Ярко светило солнце, но перед ним была сплошная тьма.
Жуньшэн сам не заметил, как оказался у дома Сунь Юйтина. Он знал, что некогда они были дружны с его отцом. Он подумал упросить старика Суня поговорить со своими родителями. Воистину – утопающий хватается за соломинку.
Юйтин, скрючившись на жернове во дворе, читал газету. Выслушав Жуньшэна, он свернул свое чтиво, заложил его за последнюю пару пуговиц на груди, натянул драные туфли и пошел следом за соседом.
Юйтин учился в свое время в школе и несколько лет работал на сталелитейном заводе в столице провинции. Он видел мир и многое понимал. Словно преданный государю сановник, старик Сунь принялся увещевать «их величества».
– Милые мои, надо уважать чувства Жуньшэна. Раз у них любовь, сына тоже понять можно. Ну, вдова, что такого? Конечно, у нас тут в деревне свои законы, ну так это чистое средневековье, – бойко и уверенно начал Сунь.
– Что ты понимаешь! Кто тебя звал сыпать тут мне соль на рану? – сердито закричал Футан на своего помощника. Он бесился, что Юйтин пришел к нему домой подливать масла в огонь.
Юйтин был ошеломлен руганью и на время потерял дар речи. Он вновь почувствовал, что Футан не воспринимает его всерьез. Как только Юйтин увидел, что его слова ничего не значат, он тактично подтащил к себе туфли и откланялся…
Трое членов семьи Тянь остались страдать в одиночестве.
Жуньшэн буквально за несколько дней изменился до неузнаваемости. Взгляд потускнел, выражение лица приобрело отрешенность. Его худое тело стало еще тоньше. Руки торчали из рукавов, а ноги из штанин, как стебли конопли. Он не ездил больше на машине с зятем. Целыми днями он шатался по горным балкам вокруг деревни, как приведение, и молча плакал. Жуньшэн думал только о Хунмэй. Он ненавидел свою слабость, все эти дни он боролся с самим собой…
Глава 20
Только утром на работе Жунье узнала, что Ли Сянцянь попал в ДТП и лишился обеих ног. Весть о том, что произошло в семье начальника управления облетела весь партком и все административные инстанции. Люди передавали это из уст в уста как очередную новость, не особо задумываясь о последствиях.
Жунье не могла оставаться равнодушной. Как бы там ни было, а пострадавший был – хотя бы формально – ее мужем. Она не могла спокойно сидеть в кабинете и заниматься делами. Мысли путались, она не находила себе места – боялась, что Жуньшэн тоже пострадал.
Потом до нее дошли вести, что единственным пострадавшим был Сянцянь, Жуньшэна не было в машине. Она узнала, что Сянцянь был пьян и потому попал в аварию…
Жунье вспомнила, как брат рассказывал, что Сянцянь переживает из-за нее и часто прикладывается к бутылке. Раньше он не брал в рот спиртного и совсем не курил. Невыразимое чувство вины стало мучить ее остывшее сердце. Ведь он пил из-за нее! Из-за нее случилась эта страшная катастрофа. По совести, она была всему виной.
Жунье стала думать об их прошлом, стараясь поставить себя на место Сянцяня. Да, если подумать как следует, он был очень несчастлив. После женитьбы на ней он жил, считай, холостяком. Она вспомнила тот вечер, когда они подрались, после его возвращения из Пекина. Она думала тогда только о своем несчастье и совсем не жалела его. А он был действительно достоин жалости. При всем при том Сянцяню упрямства было не занимать: он готов был скорее страдать, чем развестись с ней. Она знала, что родители постоянно давят на него, требуют, чтобы он бросил жену, но он просто не делал этого и все. Жунье также знала, что, несмотря на всю ее холодность, он по-прежнему чтит ее родителей и заботится о брате. Для стороннего наблюдателя все это выглядело как самоуничижение, но ничто не могло избавить Сянцяня от одержимости Жунье…