Сразу после еды в компании полуголых рабочих он поспешно сполоснулся у водопроводной трубы в коридоре, вернулся к себе и вынул из-под подушки чистую, идеально выглаженную смену одежды. Пальцами он распушил вымытые волосы и аккуратно пригладил, надел на босу ногу недавно купленные сандалии и нетерпеливо спустился вниз.
Когда он выходил через проходную завода, то как бы невольно оглядел свое отражение в разбитом окошке и произвел на себя «правильное» впечатление. Кроме загорелых до черноты рук и лица ничто в нем не выдавало разнорабочего.
С радостью и волнением Шаопин пересек порог окружного парткома. Когда он вошел под величественные каменные своды, его охватил безотчетный страх. Он увидел свет в окне. Она была там. Свет был таким ярким, как пылающий огонь. Шаопин невольно вздрогнул.
И вот он у двери. Сердце билось, как барабан. Он с трудом сглотнул, поднял наконец оцепеневшую правую руку и легонько постучал в дверь костяшками пальцев, как делают городские.
Стук разнесся в тишине громовыми раскатами. В сердце отозвалось громкое эхо.
Дверь немедленно открылась.
Как он и ожидал, появилось сияющее лицо. Она улыбалась. Шаопин невольно подумал о золотых подсолнухах на летнем поле…
Войдя, он обнаружил внутри Жунье. Лицо сразу стало горячим, словно его охватил поднимающийся пар. Неужели Сяося ей все рассказала? Он осторожно поздоровался.
– Какой ты стал высокий, – Жунье ласково посмотрела на Шаопина. – Садись, чего ты.
– Жунье хочет тебе кое-что сказать, – Сяося нацедила чаю.
Шаопин был удивлен таким поворотом. Только два дня назад он узнал от Сяося, что Сянцянь потерял обе ноги, а Жунье вспомнила наконец о своем муже. Он очень переживал за Сянцяня и был глубоко тронут поведением Жунье. Оно совсем не удивило Шаопина – он всегда видел ее именно такой.
Но что она хочет сказать ему? Может, нужно передать Шаоаню весточку о том, что случилось? Нет, вряд ли… Это не то…
Шаопин заметил, что Жунье сильно изменилась. Она больше не выглядела юной девушкой, на лице ее поселилось выражение монашеского спокойствия и доброты.
– Когда выпишут Сянцяня? – первым спросил он.
– Еще немного осталось… Я давно не была на работе. Мне хочется чем-то помочь коллегам. Руководство попросило меня найти кого-нибудь, чтобы организовать летний лагерь для учеников начальной и средней школы администрации парткома. Занять как-то детей во время каникул. Говорят, и секретарь этого хочет. Я ищу кого-то образованного и немного разбирающегося в литературе и искусстве, я так волновалась, что не смогу никого найти. А тут Сяося порекомендовала тебя. Ты самый подходящий человек – я вспомнила. Сяося мне сказала, что твоя работа на заводе вот-вот закончится. Не знаю, захочешь ли ты взяться. Может быть, зарплата будет не такая большая. Сорок восемь фэней в день…
Вот в чем дело.
Шаопин сразу согласился. Идея с лагерем выглядела заманчиво. Неважно, сколько денег дадут – все лучше, чем впустую сидеть на корточках у моста. И вообще – приличная работа. Даже если ему совсем ничего не платили бы, он бы все равно взялся работать, хоть десять – двадцать дней.
Настроение у Шаопина резко улучшилось: он беспокоился о своем будущем и думать не думал, что его ждет такая хорошая работа.
Договорившись, Жунье поспешила в больницу, чтобы сменить свекровь. Шаопин и Сяося чудесно провели время вместе. Только вечером, когда закрыли ворота парткома, он вернулся в свой грязный угол на заводе, охваченный радостью и невозможным счастьем…
Глава 23
Несколько дней спустя, как только работы на заводе были завершены, Шаопин с пачкой хрустящих купюр в кармане обернул свою постель в пеструю простыню, которую подарила Сяося, и отправился в партком.
Жунье подыскала для него пустую пещеру, убралась там и принесла ему казенное белье. Ему даже не понадобилось раскручивать свою позорную укладку.
Жунье собрала детей и представила им Шаопина. Он был аккуратно одет, и никто не ни за что не поверил бы, что еще пару дней назад их вожатый, обливаясь пóтом, ползал в грязи по стройке. Еще со школьных лет он умел сразу же войти в роль и быстро вспомнил, каково это быть «учителем Сунь».
В летнем лагере он сразу пришелся к месту. Был мастер преподавать, играть на сцене, знал ноты, мог здóрово рассказывать истории и умел, если надо, и в настольный теннис. Кроме того, он трудился без устали – после дня на стройке такая работа совсем не казалась утомительной.
Он, как заправский педагог, учил детей петь, репетировал небольшие пьесы, водил подопечных играть в баскетбол на площадку средней школы № 2 напротив парткома. Его сердце переполняли чувства, и время от времени он вспоминал, как таскал цементные плиты, подставив голую спину палящему солнцу…
Через несколько дней дети начали рассказывать родителям, как здорово они проводят время в лагере. Родители пересказали это руководству парткома и отделения комсомола. Все были очень довольны, что Хуэйлян затеял такое хорошее дело. Тот сперва не обращал особого внимания на лагерь, но, услышав хвалебные отзывы, тут же попросил Жунье познакомить его с Шаопином, пел ему дифирамбы и, наконец, проникновенно сказал:
– Нашему комсомолу больше всего не хватает таких талантов.
Жунье воспользовалась этой возможностью, чтобы вставить:
– Давайте возьмем Шаопина к нам в организацию.
Хуэйлян горько улыбнулся и покачал головой:
– Политика… Такая штука: тех, кто сидит на официальных должностях, мы не можем уволить, вот и выходит, что настоящие таланты остаются за боротом. Теперь в деревнях такого уже нет. Остается только избавиться от этой системы в городе.
Шаопин вовсе не надеялся, что ему удастся устроиться на постоянной основе. Он знал, что это невозможно. Ему просто хотелось доказать, что он ничуть не уступает некоторым молодым людям из города, которые считают себя много лучше и потому сильно задирают нос.
Управляться с несколькими десятками избалованных ребят могло показаться слишком утомительным для обычного кадровика, но для Шаопина это было легче легкого. После работы у него оставалось много свободного времени, и он с удовольствием проводил его с Сяося.
Если Фуцзюня не было в городе, вечерами они могли сидеть совсем одни в его кабинете. Когда спадала жара, Сяося с Шаопином частенько отправлялись на Башенный холм или на Воробьиные горы. Порой они гуляли у Желтого Ключа. Иногда шли вместе в кино, всякий раз вспоминая о том, что их первая встреча произошла именно у кинотеатра.
Спустя пару дней после начала работы в лагере его пришла проведать Жунье. Спрашивала, все ли в порядке, надавала целую стопку продталонов. Когда Шаопин учился в старшей школе, Жунье тоже подкармливала его.
Шаопин не решился сказать ей, что его уже взял под крыло кое-кто другой. Сестры Тянь заставили его почувствовать, как хорошо ощущать женскую заботу.
Скоро Шаопин выкроил время повидаться с Цзинь Бо. Не так давно тот наконец сдался и послушался отцовского совета – его официально приняли на работу. Он стал водить машину вместо отца. Для Цзинь Бо это было эпохальное событие: теперь он работал на государство. Цзинь Бо казался ужасно счастливым, и его можно было понять: в его возрасте любая неустроенность уже вызывала тоску и тревогу.
Конечно, и Шаопину было чему радоваться, – например, своей любви. Но он по-прежнему не хотел рассказывать об этом другу. В глубине души ему казалось, что все точки над «и» еще не расставлены и, очень может статься, все закончится большим горем.
Через полмесяца Шаопин получил официальное разрешение вывезти детей на природу. Он выбрал гарнизон НОАК в нескольких километрах от Желтореченска. Партком и комсомол выделили две большие машины.
Шаопин провел с детьми целый день, они разбили палаточный лагерь и устроили вечер для бойцов НОАК. На обратном пути он выпустил их поиграть на склоне, усыпанном полевыми цветами.
Вечером увешанные флажками машины под звуки песен въехали в ворота парткома. Все родители выбежали встречать своих счастливых детей. Ребята наперебой стали прикладывать к их губам фляжки с родниковой водой, уговаривая попробовать «вкус природы». Никто не обратил внимания на Шаопина, доставившего эту радость кадровикам и их детям. Он тихо вернулся в свой угол…
Вечером, после ужина, Шаопин собирался отправиться к Сяося. К нему заглянули соседи – сказали, что звонят с проходной: кто-то снаружи просит его выйти. У Шаопина екнуло сердце. Неужто родные? Что-то случилось? Кто-то заболел? Он поспешно подошел к воротам, все еще гадая, кто его ищет. Может, зовут домой? Старикам нездоровится? Больше ничего на ум не приходило.
У ворот стоял секретарь Цао из Голой Канавки. Шаопин слегка успокоился. Но зачем он здесь? Секретарь не пришел бы сюда к нему без нужды.
Шаопин почти не бывал в месте прописки. Все это была чистая формальность – ничто не держало его там, кроме регистрации. Конечно, он до сих пор был очень благодарен секретарю и его жене за то, что они провернули такое большое дело. Шаопин несколько раз навещал их с подарками…
Он так и не был в курсе того, что семья Цао уже считала его своим будущим зятем. Они давно решили: если их дочь снова провалится на экзамене в десятый класс, они поговорят с Шаопином и раскроют все карты. Сказать по чести, если бы не идея с женитьбой, они бы не стали помогать ему.
Не так давно дочь секретаря опять села в лужу. Родители решили не учить ее больше. Вместо этого они рассказали ей о Шаопине. Но Цзюйин заартачилась – сказала, что Шаопин ей не подходит. Ей хотелось большего. Удивляться тут было нечему: Цзюйин, прописанная в деревне, никогда не жила, как деревенская девушка. Как могла она запасть на крестьянского парня? Она сказала родителям, что никогда не выйдет замуж за деревенщину – пусть лучше поищут кого-нибудь с работой в Желтореченске.
Секретарь Цао с женой выпучили глаза от удивления. Они не ожидали, что их посредственная во всех отношениях дочь будет смотреть свысока на тщательно отобранного для нее Шаопина.