Шаопин быстро шагал, прорезая прохладный осенний ветер. На лбу его выступил пот, время от времени он приподнимал рубашку и проветривал тело. По обе стороны дороги перед семейным общежитием торчали разносчики со всякой едой. Над улицей витали пар, дым горячего масла и крики зазывал… Рабочие, едва поднявшиеся из шахты, сидели вокруг грязного стола, размахивая руками над водкой и закуской, и играли, кто кого перепьет.
В семейном общежитии было тихо. Оно состояло из нескольких четырехэтажных зданий, расположенных в шахматном порядке. Из ярко освещенных окон доносился громкий голос диктора центрального телевидения. Новости почти закончились, время шло к половине восьмого.
Шаопин отыскал строение № 8 и поднялся по темной лестнице четвертого корпуса. Нервы были натянуты, как тетива, ноги едва не дрожали.
В темноте он оступился на бетонных ступенях второго этажа. Упал, сильно ударился ребрами. Было так больно, что Шаопин едва не закричал. Сжал зубы, встал, протер рубахой испачканные яблоки.
И вот он стоит у правой двери на третьем этаже перед квартирой врача. Его сердце снова бешено забилось. Шаопин постоял немного, стараясь успокоить дыхание. У него пересохло во рту, на душе было гадко. Зачем, зачем все так сложно?
Наконец он легонечко постучал в дверь. Спустя долгое время приоткрылась щелка и в нее выглянуло женское удивленное лицо. Это была та самая врач.
– Вы к кому? – спросила она строго. Разумеется, она его не узнала.
– К вам, – осторожно ответил Шаопин, стараясь звучать как можно более скромно.
– Что вам нужно?
– Я… – он не знал, что сказать.
– Завтра я буду на приеме, приходите в больницу.
Женщина собралась закрыть дверь, но Шаопин испуганно сунул руку в щель, не давая ей закрыться.
– У меня к вам дело, – умоляюще выдохнул он.
Женщина с неудовольствием пустила его внутрь. Он последовал за ней в боковую комнатку. Из-за стенки донеслись мужской бас и девичий смех. Муж и дочка, наверное, смотрели телевизор.
– Что у вас случилось? – прямо спросила врач. Судя по выражению лица, ее явно раздражало его неожиданное появление.
Шаопин, смущенно сжимая сетку с яблоками, сказал:
– У меня проблема с кровяным давлением…
– Какого плана проблема?
– Это вашей дочке… – протянул Шаопин, пристраивая яблоки на кофейном столике.
– Что происходит? Говорите уже, садитесь… – врач все еще была напряжена, но стала немного помягче. Шаопин увидел, что сработали не яблоки, а его жалкий вид.
Женщина опустилась в плетеное кресло. Вот и славно: значит, выслушает.
Шаопин не стал садиться. Он заметил в свете лампы, что весь покрыт пылью после своего падения, и испугался замарать чистенькое кресло.
– Меня зовут Сунь Шаопин, – сказал, продолжая торчать в центре комнаты. – Я недавно нанят, приехал из Желтореченска. На осмотре у меня было высокое кровяное давление, так вообще нормальное, да вот понервничал – подскочило. Верхнее сто шестьдесят пять. Вы мне измеряли…
На лице женщины промелькнуло секундное сомнение.
– Да, конечно, такое бывает. Поэтому мы и проводим вторичный осмотр…
– Один-единственный, последний осмотр! – горько воскликнул Шаопин.
– Да, последний осмотр, – спокойно сказала женщина-врач.
– А если опять будут проблемы?
– Тогда необходимо вернуться на прежнее место.
– Нет, я не вернусь! – порывисто крикнул Шаопин. Голос его дрожал.
Басовитый мужчина заглянул в комнату и, смерив нежданного гостя сердитым взглядом, захлопнул дверь. Женщина просто смотрела на него с удивлением, ничего не говоря. Она явно была потрясена его скорбным возгласом.
Шаопин понял, что совершил бестактность и поспешно сказал:
– Простите… – Он вытер пот со лба, промокнул ладонь о рубашку на груди и стал упрашивать: – Доктор, помогите мне, пожалуйста. Не отсылайте меня обратно. Я знаю: моя судьба в ваших руках. Весь мой будущий путь, вся моя жизнь!
– Кем вы раньше работали? – вдруг перебила врач.
– Чернорабочим… В Желтореченске. Довольно долго.
– Учились?
– Да, окончил среднюю школу, преподавал в деревне.
– Работали учителем?
– Да.
– Значит вы…
– Доктор, я не могу сейчас рассказать вам все. Я из крестьян, понимаете? Чудом оказался здесь. Я знаю, что работа на шахте не сахар, но я не боюсь. Я бы хотел здесь работать. Слышал, есть такие, что сбегают отсюда уже после пары спусков под землю. Я не такой, доктор. Это мой последний шанс. Поверьте мне, пожалуйста, у меня совсем не высокое давление, может, у вас что-то не так с вашим тонометром…
– Неужто? – врач не сдержала улыбки.
Для Шаопина эта улыбка была подобна солнечным лучам, внезапно просиявшим на пасмурном небе.
– Я все поняла. Иди домой. На осмотре завтра не нервничай…
– А если вдруг опять разволнуюсь?
Женщина рассмеялась. Она встала с плетеного кресла, взяла яблоки, протянула Шаопину и сказала:
– Забери. За час до осмотра попробуй выпить немного уксуса…
Шаопин был поражен. Он резко повернулся и, не взяв яблок, выскочил из квартиры. Он не хотел, чтобы доктор заметила слезы в его глазах. «Спасибо тебе, добрый человек», – прошептал он.
Спотыкаясь, Шаопин сбежал по ступенькам и вновь оказался на улице. Он расстегнул пуговицы рубашки, позволив прохладному ночному ветру пахнýть на горячее тело. В голове было совершенно пусто. Там стучало одно только слово – уксус.
Все магазины на руднике были уже закрыты. Шаопин встревоженно стоял на обочине, не зная, где достать так необходимое ему тайное средство. Нужно добыть его сегодня же ночью, чтобы выпить завтра в семь утра – магазины еще не успеют открыться.
Он бросил взгляд на частые огни, усеивавшие склон, и внезапно подумал: «Может, пойти к кому-нибудь из шахтеров – одолжить у них уксуса на десятку – другую фэней?» Ноги сами понесли его к огням.
В казенных домах на руднике жил только управляющий персонал или те семейные пары, где оба супруга были так или иначе заняты на производстве. Большинство жен и детей шахтеров жили вообще без регистрации – нечего и говорить о претензиях на государственное жилье.
В сущности, жизнь шахтеров действительно была не из легких. Без жен и детей она выглядела бы совсем унылой. Они день за днем трудились по восемь – девять часов, не жалея себя, глубоко в объятьях темноты, холода и сырости лишь потому, что наверху их ждал теплый, счастливый дом. Семья была их солнцем, не перестававшим освещать каждый миг жизни. Конечно, их родные были прописаны в деревне, шахтеры вместе с семьями жили в наспех сколоченных хибарах или пещерах. Их грела только возможность купаться в тепле и заботе своих домашних, все остальное время занимал тяжкий труд.
Все склоны вокруг рудника, каждый овражек и каждый ров, были «черной зоной», где селились люди без прописки. Земляки старались держаться вместе, надеясь в случае чего помочь друг другу. Они говорили на одном языке и придерживались традиций. Так выросла «маленькая Хэнань», «маленький Шаньдун», «Лессовое плато», «Великая Китайская равнина». Хэнаньцы держались особняком, ставили добротные дома и даже покрыли несколько низеньких строений соломой. Дворы у них были аккуратные, с чисто выбеленными стенами, составлявшими, словно нарочно, яркий контраст угольной черноте. Все рудники Медногорска были окружены таким самостроем.
Шаопин пересек границу «маленькой Хэнани». Он прошел за железную дорогу, поднялся на небольшой холм и нырнул в первый попавшийся дворик. Шаопин не мог знать, что тот еще сыграет важную роль в его жизни.
Во дворе было три – четыре небольших дома, а по форме он напоминал карман. Дома были низенькие, чуть выше стоящего человека. Протянув руку, можно было легко положить что-нибудь на крышу. Там валялось много разного барахла.
– Ты кто? – выглянул из-за угла мальчик лет пяти, склонив набок голову.
Шаопин присел на корточки, с улыбкой взял его за пухлую ручку и спросил:
– Как тебя зовут?
– Ван Минмин.
По его выговору Шаопин понял, что здесь жили хэнаньцы.
В этот момент из дома вышел мужчина лет тридцати и изумленно воззрился на Шаопина, очевидно гадая, откуда у него на дворе очутился незнакомец. Лицо у мужчины было бледное, того бескровно-белого оттенка, какой бывает у людей, редко видящих солнце. Он был сутулый, во рту посверкивали два золотых зуба. Судя по его высокой фигуре, в молодости он, должно быть, казался очень видным парнем. Шаопин подумал, что сутулость и вставные зубы достались ему в награду за работу на шахте.
– Вам кого? – подозрительно спросил он Шаопина с резким хэнаньским акцентом.
Шаопин поднялся на ноги.
– Уксуса не одолжишь, брат? Фэней на десять. Я заплачý, – прямо сказал он. Шаопин видел, что здесь живет семья простых рабочих, и не было нужды ходить вокруг да около. По ответу мальчика он понял, что их фамилия Ван.
– Одолжить? За деньги? – хэнанец заулыбался, обнажая сверкающие зубы.
– Магазин уже закрыт… – промямлил Шаопин.
Старший Ван непонимающим взглядом посмотрел на нежданного гостя. Из дома вышла женщина. Мальчик подбежал к ней и взял за руку.
– Мам, дядя хочет выпить уксусу.
– Пьяный, что ли? – шепнула женщина шахтеру. Она выглядела моложе его лет на семь – восемь, у нее была ладно сложенная фигура, и говорила она тоже с сильным хэнаньским акцентом.
Шаопин покраснел до ушей и, запинаясь, объяснил им, в чем дело. Муж с женой захохотали, как полоумные.
– Да ты проходи, проходи, – потянул его в дом старший Ван.
Самая большая страсть хэнаньцев – чувствовать себя благородными спасителями, последней палочкой-выручалочкой. Это гостеприимные, открытые люди, что быстро сходятся с совершенными незнакомцами. Семья Ван сразу же потащила Шаопина к обеденному столу. Женщина быстро достала блюдце с арахисом и тарелку маринованных яиц. Шахтер тут же налил два больших стакана водки.
– Ты выпей, брат.
Не успел Шаопин сообразить, что к чему, как хэнанец уже придвинул ему выпивку. Он взволнованно поднял стакан, легонько дотронулся до стакана старшего Вана и сделал крохотный глоток. Уже через пару минут они оживленно болтали. Маленький Минмин играл у гостя на коленях.