Хотя семья Сунь зажила сильно лучше, старик Юйхоу и не думал оставлять своего прежнего, совершенно фаталистического, расположения. Когда его отец был еще жив, он частенько говаривал, что над их домом безраздельно властвует бес нищеты. Ничто не в силах было изменить их бессчастную судьбу. Выходит, отец был прав. Вон старый гадатель из Рисовского болтал, пока не помер, что у них лучший фэншуй во всей деревне. Хрен бы! Какую беду принес, чертов фэншуй!
На самом деле, когда дела у Шаоаня с его заводом пошли в гору, сердце старика Суня забило тревожную дробь. Только своенравие сына помешало ему сказать хоть слово поперек. Как же он, дурачина старый, прозевал все время таившуюся у самого носа опасность? Старик Сунь не пошел тогда на церемонию «первого обжига». Несчастье составляло столь привычную часть его повседневности, что перед лицом богатства и удачи он начинал испытывать необъяснимый страх и беспокойство. Теперь его опасения воплотились самым неприятным образом.
Вспомнив о наставлениях отца, старик Юйхоу еще раз уверился, что все беды их семьи были уготованы самой судьбой. Милый мой Шаоань, как славно было просто ни в чем не нуждаться, зачем тебе понадобилось лезть на рожон? Разве может человек победить судьбу? Ты хотел осчастливить всю деревню, хотел, чтобы тебя считали спасителем. Погляди – теперь ты их должник. То ли дело Футан с Цзюньшанем – делали тихо свое дело, лишнего на себя не брали. Ты же не партиец, не начальник, зачем надо было влезать в дела всего Двуречья? Теперь вся деревня хочет от тебя только денег, другое их не интересует…
Время от времени старик Сунь подбирал ладонью бежавшие из носа сопли и вытирал руку о голенище. Он все с отчаянием думал о том, что случилось с сыном, и не поднимал головы.
В свете крохотной лампы на кане белели четыре безмолвных лица. Весь дом был погружен в безжизненное уныние. Снаружи луна опустилась за холм у Тяневой насыпи, и полдеревни окутала непроглядная тьма. Где-то вдали петухи бодрым хором выводили уже третью песню за ночь.
Старики, тяжело вздыхая, ушли к себе, где давно сладко спали бабушка в обнимку с маленьким правнуком.
Когда родители простились, Шаоань и Сюлянь упали на кан, даже не сняв одежды. Они вжались друг в друга. Тела ломило, как от долгой дороги. Супруги чувствовали, еще острее, чем раньше, сколько драгоценна их взаимная, трепетная любовь.
Но что делать завтра? Как быть?
Шаоань обнял жену и загудел ей в ухо:
– Нужно любым способом заплатить нашим двуреченским до того, как начнется страда, – иначе как смотреть людям в глаза. Ведь они поверили мне, понимаешь?.. Если поехать сейчас на заработки в Желтореченск, деньги на удобрения, конечно, наскребешь… Но это наше дело. Мы должны заплатить. Где же взять столько?..
Сюлянь какое-то время молчала и вдруг серьезно сказала мужу:
– Я тоже об этом думала. Мне кажется, есть только один выход: я должна поехать домой и одолжить денег у моего зятя. Он варит в деревне уксус. Много денег не даст, но тысячу юаней, я думаю, сможет…
Шаоань резко сел и с благодарностью посмотрел на Сюлянь, которая лежала, закинув руки за голову. Посреди отчаяния проглянул лучик надежды.
– Если будет тысяча юаней, мы сможем выдать людям хоть какую-то зарплату, – сказал Шаоань. – Давай поедем вместе.
– Нет, ты не можешь уехать. Нужно приглядеть за производством. И вообще – скоро начнется страда, отец один не справится.
Шаоань не ожидал, что Сюлянь сумеет сохранять хладнокровие гораздо лучше, чем он.
– Когда поедешь?
– А чего ждать-то? Как рассветет, так и поеду.
Шаоань нежно наклонился и снова обнял свою Сюлянь, осыпая поцелуями ее растрепанные волосы.
Они никак не могли уснуть и в конце концов просто встали и начали собирать Сюлянь в дорогу. Чтобы не нервировать сына, они не пошли к родителям. Когда Сюлянь уедет, Шаоань попытается придумать что-нибудь, чтобы его успокоить. В любом случае Сюлянь не станет задерживаться в Шаньси надолго – как бы там ни получилось с деньгами, она скоро вернется. Не может же она оставить семью в таком состоянии.
Рано утром они вышли из дома. На улице было еще темно, но по дороге уже ехали машины. Когда небо просветлело, им наконец удалось поймать попутку до шаньсийских Ивинок. Шаоань проводил жену взглядом и, обхватив голову, опустился на корточки у дороги. Он просидел так очень долго…
Несколько дней спустя домой к Шаоаню группками стали стекаться бывшие работники. Они бесконечно, как заведенные, твердили о своих проблемах – в надежде, что Шаоань выдаст им денег. Все думали, что даже если Шаоань теперь банкрот – уж такая-то мелочь у него точно найдется. Конечно, на каждого из них приходилось действительно не так много. Но вместе это была огромная сумма. Такие деньги можно было найти, только продав оборудование.
Шаоань делал жалкое лицо и отвечал всем, что жена уехала одолжить денег в родительском доме. Он тут же заплатит всем, как только будет чем заплатить. Пасуя перед еще не угасшим уважением к старшему Суню, деревенские вздыхали и ждали. Но кое-кто уже начал посмеиваться. Шаоань мог только терпеть – как терпит любой неудачник.
Всего за одну ночь многие стали смотреть на него совершенно другими глазами. Оказалось, что их высоко взлетевший земляк – всего-навсего пустышка. Бóльшая часть деревенских решила, что ему уже никогда не вылезти из той ямы, в которую он сам себя загнал.
Шаоань и не думал отрицать этих пересудов. Единственное, что хоть как-то утешало, – так это то, что спустя несколько дней его обожаемая жена привезла из Шаньси больше тысячи юаней, что позволило наконец выплатить людям их прибыток. Наступавшая на пятки беда на время отодвинулась от Суней.
Шаоань поехал к начальнику уезда Чжоу Вэньлуну, чтобы договориться о новых кредитах, но тот застрял где-то в командировке. На обратном пути Шаоань столкнулся с Сюй Чжигуном. Тот сказал, что может помочь, и Шаоань заранее обрадовался.
Глава 13
Когда была объявлена новая линия на омоложение и профессионализацию кадрового состава партии, Тянь Фуцзюнь совершенно внезапно обнаружил себя на месте секретаря горкома и всего провинциального комитета.
Меж тем в одном из городов в южной части провинции подспудно вызревала страшная катастрофа. Природа готовилась отомстить человеку. На юге летом часто сталкивались антициклоны с Тихого океана или Тибетского нагорья и области низкого давления, перемещавшиеся со стороны Ганьсуйского коридора и расположенных дальше к югу, уже за пределами провинции, котловин. Когда сходились массы холодного и теплого воздуха, начинались ливневые дожди. Осенью атмосферные фронты шли один за другим, и зачастую дождь вообще не переставал. Два колоссальных горных хребта, пересекавшие этот район, блокировали восхождение воздуха. Летом и осенью они превращались в сплошную грозовую линию, в любой момент стращая селевыми потоками.
За несколько дней в уездах, расположенных у верховий реки, выпало пятьдесят миллиметров осадков. Сразу после этого количество осадков в среднем течении реки достигло почти девяноста миллиметров за сутки. В то же самое время гребень высокого давления двинулся из Средней Азии на восток и скоро оказался на Тибетском нагорье – перед ним возникло локальное понижение температуры и сформировался новый фронт.
Во второй половине того же дня холодный фронт двинулся на восток провинции. С неба ударили ливневые дожди, стремительно побежавшие на запад. Площадь охваченной дождями зоны составляла сотни километров. В некоторых уездах вдоль реки выпадало до ста сорока миллиметров осадков.
В полдень основные массы холодного фронта достигли окружного центра, и проливной дождь обрушился на город с населением в сто тысяч человек. Большая река, бежавшая у самого города, была мощным притоком Янцзы. Объем паводка мгновенно превысил отметку в десять тысяч кубических метров в секунду.
К ночи крупнейшая гидроэлектростанция, расположенная более чем в ста километрах вверх по течению от города, уже выпускала почти по шестнадцать кубометров. По прогнозу гидрологического управления, очень скоро объем паводка должен был преодолеть рубеж в двадцать кубических метров в секунду, – но это был далеко не предел.
Город находился в критическом положении. Руководителей горкома и окружного парткома охватила паника. Вместе с комиссарами и военными комендантами подокругов они сформировали штаб по борьбе с наводнением и провели экстренное совещание. Но руководитель окружного штаба по борьбе с наводнением, особоуполномоченный товарищ Гао Фэнгэ не смог на нем присутствовать.
Съездив на совещание в столицу провинции, товарищ Гао поспешил в свои родные места – женить сына. За последние полмесяца стало понятно, что подошел самый важный момент в борьбе с наводнением. Гао Фэнгэ знал, что реки на юге уже пришли в довольно опасное состояние, но, прихватив секретаря, он прыгнул в казенную «Мазду» и покатил на свадьбу. В ту ночь, пока аппаратчики бегали, как тараканы на сковородке, Гао Фэнгэ сиял от радости. Он устраивал роскошный прием в отеле уездного центра для всех друзей и родных. Фэнгэ всегда мечтал стать особоуполномоченным – и вот его мечта сбылась. Почему бы не воспользоваться свадьбой сына, чтобы вернуться в родной городишко с триумфом, отчего бы не покрасоваться перед стариками?
В отсутствие начальства секретарь окружного комитета немедленно взял бразды правления в свои руки. Он председательствовал на собрании и тут же приступил к составлению приказа об экстренной мобилизации. Дописав до третьего пункта, партсекретарь бросил ручку:
– Э, ладно, проще сразу транслировать по радио.
Он наговорил председателю горсовета, о чем следует вещать, и отослал того на радиостанцию. Радиостанция немедленно начала транслировать уведомление городского управления общественной безопасности – граждан призывали срочно покинуть город. Секретарь бросился на студию и там же набросал первое распоряжение парткома. Затем он зачитал его по радио.