Шаоань не удержался и свернул с дороги к кирпичному заводу. Внезапный приступ возбуждения заставил его, заложив руки за спину и выпятив грудь, обойти каждую из печей, словно генерал, одухотворенно обходящий войска на поле боя. Он откинул рубероид и проверил каждый аппарат. Грохот машин словно вновь зазвучал в его ушах. Перед глазами заплясало пылающее пламя и густой дым поплыл вверх…
Вот и хорошо, начнем все снова. Пусть над деревней пронесется опять торжествующий рев, целый год покоившийся на дне его существа.
Только в сумерках Шаоань с баллоном вернулся домой. На лице играла легкая улыбка. Чуткая Сюлянь сразу поняла, что что-то произошло. Не успела она спросить, в чем дело, как Шаоань сам взволнованно рассказал ей о встрече с Юнхэ. Сюлянь была сама не своя от радости. Она бросила все, что успела приготовить и собиралась выставить на кан, и побежала обратно к огню – готовить для мужа что-нибудь особенное.
Глава 17
Шаоань с женой, внезапно обретшие надежду, испытывали такой подъем, как больной на смертном одре, которому была дарована новая жизнь. Их переполняло волнение, лица светились. Темные тучи отступали, и между ними уже проглядывало голубое небо, пронзенное золотыми стрелами солнечных лучей…
Но деревенские пока не заметили никаких перемен. Шаоань и Сюлянь рассказали обо всем только родителям. Пока что на руках не было ничего, чем стоило хвастаться перед посторонними. Вот когда они приедут из соседнего уезда с деньгами и заново пустят завод, – тогда сама реальность покажет Двуречью, что семейство Сунь выбралось из трясины безденежья.
Пока Сюлянь собирала мужа в дорогу, она заговорила с ним о важном: на сей раз нужно нанять очень опытного мастера. Если не разобраться с этим как следует, выйдет только хуже, – тогда уж им не вылезти из долговой ямы и до второго пришествия. Шаоань был очень благодарен жене за эти наставления. Как говаривал его дядька Юйтин, Сюлянь «возмужала в бурях борьбы». Она действительно стала настоящим «начальником штаба». И, конечно, она была права. В прошлый раз хвастливый хэнанец стал главной причиной всей катастрофы. Если пускать завод в работу, ни в коем случае нельзя наступать на те же грабли. Шаоань сразу же подумал о другом хэнаньце – том самом мастере, с которым они начинали дело. Поговаривали, что он теперь работает где-то под Рисовским. Шаоань решил попытаться вернуть его. Они всегда здорово ладили, а по технической части хэнанец был настоящим мастером. Шаоань подумал, что после запуска завода он не должен больше бегать, как савраска, сбывая свою продукцию, – нет, стоит поучиться у опытного человека, вникнуть во все подробности производства. Если же неожиданно с мастером возникнут проблемы, сможет Шаоань сам взяться за дело, а по части внешних проблем что-нибудь придумается…
Впрочем, еще успеется. Сперва нужно одолжить те самые три тысячи, раздобыть где-то еще тысячу – и только тогда он сможет перейти к следующему шагу…
Несколько дней спустя Шаоань, одетый как форменный предприниматель, поехал в уезд, чтобы подать заявку на ссуду в три тысячи юаней. То была поездка в чужие края, и нужно было немного принарядиться. Сюлянь по собственному желанию купила ему кепку и поменяла большую черную сумку из кожзама на полноценный портфель. К карману мятого костюма она приколола шариковую ручку, посверкивавшую серебристым колпачком. Шаоань стал похож на успешного «коммерсанта». В приподнятом настроении он тронулся в путь.
Младшие Сунь не знали, что родители волнуются ничуть не меньше, чем они сами. Сказать по правде, когда старик Юйхоу услышал, что завод обрел новую надежду на существование, сердце запрыгало у него в груди. За год, прошедший с закрытия заводика, он совсем поседел. Беда, свалившаяся на сына, стала в конце концов и его бедой, ведь даже после разделения хозяйства они оставались одной семьей. После краха предприятия сын с невесткой остались на бобах, и дух старика Суня был сломлен. В детстве и юности он никак не мог поддержать своего любимого сына, наоборот – семья только на нем полжизни и выезжала. Теперь же, когда случилось страшное, он снова оказался не в состоянии ничем помочь, а только попусту волновался.
Ни один год в его жизни не был труднее, чем этот. Даже женитьба брата, даже проблемы с зятем – все было ничто по сравнению с несчастливым концом Шаоаня. Весь год он не спал ночами от смутной тоски. Жена, заговаривая об этом, начинала плакать. Они молча смотрели друг на друга и горько вздыхали. Сколько раз начинал он беззвучно, истово молиться, чтобы всемогущий владыка Неба проявил милосердие и спас его сына от бедствия. Он даже задавался вопросом, не случилась ли беда оттого, что Шаоань в прошлый год своего животного[57] не повязал на удачу красный пояс, как было заведено. Очень может статься, что так. Сын сказал, что это суеверие, и не воспринял все всерьез, а вон оно как повернулось…
Теперь, когда сын сказал, что появилась возможность ссудить три тысячи юаней в чужом уезде, старик Сунь сразу почувствовал, что расплате приходит конец. Да, верно, прошел целый год. Наказание должно закончиться.
Первое, о чем старый Сунь подумал, – так это то, что даже если Шаоаню удастся одолжить три тысячи, ему все равно понадобится еще одна. Ну да ничего, эти деньги у него для сына найдутся.
С тех пор, как Шаопин стал шахтером, он присылал отцу деньги почти каждый месяц. Старик тратил что-то на покупку удобрений и прочие мелочи, но все, что оставалось, копил. Выходила аккурат тысяча юаней. Конечно, Шаопин не раз напоминал ему в письмах, что это деньги на новый дом. Старик Сунь действительно собирался уже зимой начать готовить камень для строительства, а в следующем году устроить два каменных помещения рядом с нынешней пещерой и укрепить камнями прежний вход. Вышел бы отличный дом на три больших комнаты.
Но теперь он решил вложить свою тысячу в восстановление завода. Он знал, что Шаоаню будет нелегко собрать деньги по другим людям. Кто станет давать в долг парню, за плечами у которого и так громоздится куча долгов?
Проблема заключалась в том, чтобы получить сперва согласие Шаопина. На самом деле деньги принадлежали именно ему, а вовсе не старикам Сунь. Хотя Юйхоу считал, что Шаопин наверняка согласится отдать деньги брату, следовало спросить об этом напрямую. Пусть мальчик сам скажет. Он уже большой, надо уважать его решения. Они с женой перестали звать сыновей детскими именами. Теперь это были «папа нашего Тигренка» и «дядя нашего Тигренка». Совсем взрослые…
Старики уговорились отдать деньги сыну и Юйхоу тут же придумал, как написать письмо Шаопину. Он не стал по привычке обращаться к брату. Старик Сунь плутовато подумал, что Шаоань все еще должен своей тетке сорок юаней – если Юйтин узнает, что у Шаоаня завелись деньги, то не преминет послать жену вытребовать давнишний долг. Знаем-знаем, этим бессовестным тварям и дела нет до проблем Шаоаня. А сын-то поважнее брата будет.
После этих размышлений старик Сунь перебрался через речку и пошел к учителю Цзиню – на бывший скотный двор второй бригады. Здание школы было повреждено еще в тот год, когда Футан вздумал рвать гору и ставить плотину, и поэтому школа переехала в пещеру, где прежде держали лошадей, ослов и прочий скот. Старик Сунь надиктовал Цзинь Чэну текст, решив, что у соседей Цзинь водятся большие деньги, а потому они не станут трубить на всю деревню о суневой тысяче юаней. К тому же они честные люди, им и в голову не придет так нагадить…
Старик Сунь с нетерпением ждал ответа от младшего сына и все тревожился: сумеет ли старший привезти из чужого уезда те самые три тысячи?
Через несколько дней пришло письмо от Шаопина. Как и ожидал старик, его умница-сын был всеми руками за. Он написал, что если дело срочное, то пусть брат чиркнет ему пару срок – Шаопин попытается наскрести еще денег на руднике. Но уж это было лишнее – старый Сунь совсем не хотел навешивать долги еще и на младшенького.
Получив письмо, он тут же бросился опять к Цзинь Чэну и написал сыну, что все устроилось и чтобы он не смел больше брать ничего в долг и оставил бы на пару месяцев свою затею помогать им деньгами. Еще старик Сунь не удержался и спросил, отчего это Шаопин не приезжает. Обещал же летом навестить!
На следующий день же после письма от Шаопина вернулся Шаоань. Едва он переступил порог дома, как за ним зашаркал отец.
– Ну как? – спросил он.
– Получил, – радостно сказал сын.
– Сколько?
– Три тысячи.
– Нужно собрать еще тысячу, – добавила Сюлянь.
– Тысячу я принес.
Старик Юйхоу дрожащими руками вынул из кармана пачку купюр и положил ее на кан. Он отродясь не держал денег в банке, а прятал их в зернохранилище. Стоило протянуть руку – и вот они.
Шаоань и Сюлянь ошеломленно поглядели на отца и на пачку денег. Наконец Шаоань, кажется, понял, что происходит и быстро сказал:
– Пап, эти деньги дал тебе Шаопин на новый дом, разве мы можем взять их? Вообще-то я должен был сам задуматься, как вас тут обустроить. А потом все пошло наперекосяк – и я не смог выстроить вам дом. До сих пор больно об этом думать. Разве мы можем пустить деньги брата на завод? Забери их, пап. Я сам найду решение. Кроме того, разве можно взять их, ничего не сказав Шаопину? Это плохо…
– Шаопин прислал письмо – говорит, берите, ради бога. Написал еще, что если какие проблемы, чтобы вы ему сами сказали. Он у ребят на шахте одолжит… – Старик Юйхоу взял деньги и вложил их в небольшую деревянную шкатулку.
Шаоань отвернулся и долго стоял не говоря ни слова, пытаясь унять бушующие чувства. Он был глубоко благодарен отцу и брату. Они с Сюлянь вновь ощутили трепетную связь, соединявшую их семейство, и гордость за крепко стоявшего на ногах Шаопина. Вот уж точно – нет повода падать духом. Семье Сунь есть чем ответить ударам судьбы. А еще у них есть сестра, которой завидует каждая деревня вдоль реки – ведь она учится в лучшем вузе Китая.