С начала лета Шаоань действительно еле вывозил все взваленные на себя задачи. С заводом следовало быть особенно осторожным, чтобы не повторить прошлых неприятностей, к тому же нельзя было забывать и об отцовской стройке.
Шаоань много лет мечтал свить для родителей новое гнездышко. Он твердо решил, что сделает их дом даже лучше своего. Втайне от упрямца-брата Шаоань пустил на эту стройку в два раза больше денег, чем дал Шаопин, – все, чтобы отстроиться покрасивее. В каком-то смысле это действительно был памятник семье, как сказал младший Сунь. Шаоань хотел, чтобы стены обработали тонким инструментом, обложили кирпичом, поставили вокруг двора не забор, а ограду из темно-синего высокопрочного материала с полноценными воротами. Кирпича точно хватит!
Главным на стройплощадке стал Цзинь Цян, женившийся на Вэйхун – двоюродной сестре Шаоаня. Это был еще совсем молодой мастер, но работу он делал блестяще и особенно старался, поскольку работал на, считай, родственников.
Несмотря на это, Шаоаню все равно приходилось прикладывать много усилий, чтобы держать все под контролем. За день он успевал набегаться так, что ноги отваливались. Обиднее всего было то, что самый верный его помощник, Сюлянь, вот-вот должна была родить, а потому не могла помогать ему, как раньше. Она не сидела ни минуты спокойно, но толку от нее теперь было мало.
Когда началась стройка, родители с бабушкой переехали к Шаоаню. Одну комнату оставили, чтобы кормить рабочих. За это отвечали мать и жена, но им приходилось несладко, пришлось позвать на подмогу Вэйхун.
Все взлеты и падения последнего года на удивление сблизили Сюлянь и стариков. Она даже сама предложила опять объединить хозяйство, но старик Сунь был решительно против. На самом деле они действительно опять были одной семьей. Сюлянь не только не противилась тому, что Шаоань дает старикам деньги на расходы, но и сама то и дело напоминала ему, что им нужно что-нибудь купить, поменять белье, одежду или утварь. А уж о строительстве и не могло быть никаких споров, тем более что идея сделать кирпичные ворота вообще принадлежала Сюлянь.
Как причудлива жизнь! В нищете они делили невзгоды, а как только пришло благополучие, началось выяснение отношений, закончившееся разделом хозяйства. Но вот жизненные бури миновали, и семья вновь зажила душа в душу. Ни один из членов семьи не чувствовал себя прежде так легко, свободно и радостно.
Как раз в это время до Шаоаня дошли слухи, что завод, производивший в Каменухе черепицу и стоявший давно на грани банкротства, решили отдать под чье-нибудь управление. От этой новости сердце забилось чаще. Он знал, что каменухинское предприятие больше, чем его нынешний завод в несколько раз, с оборудованием и прочими вещами там все в порядке, но управлялось черепичное производство из рук вон плохо. Завод приносил сплошные убытки. С введением подрядной системы ничего не поменялось, и тогда местные власти решили попросту отдать весь завод целиком под чье-нибудь крыло. Называлось это генеральным подрядом.
Решится ли он на такое? Шаоань начал тщательно обдумывать осуществимость такого плана. Он рассудил, что если бы у него хватило смелости заключить контракт с заводом, будущее развитие дела определенно выглядело бы куда благополучнее.
По правде, прибыльность нынешнего завода только распаляла его амбиции. Шаоаню уже было мало своего клочка земли и давно хотелось сделать что-то большее. Заработанные несколько десятков тысяч давали прочное основание для такого рода расчетов. Таковы люди. Мы делаем шаг и уже мечтаем сделать другой. Если большой завод станет прибыльным, то, возможно, он сумеет сотворить что-то огромное. Шаоань довольно смутно представлял себе, что именно, но импульс был сильный. Он действительно хотел прогреметь на всю Каменуху, да что там – на весь уезд.
Шаоань подумал, что если возьмет чужой завод под свое крыло, то свой придется сдать кому-нибудь на поруки. Точно, нужно заключить двойной контракт. Если уйти с головой в другое производство, он не сможет заниматься своим заводом так, как сейчас. Кроме того, жена вот-вот родит, года два она точно будет Шаоаню не помощник. Если доверить нынешний завод другим людям, Шаоань освободится от хлопот в деревне и не станет напрягать домашних…
Он думал еще несколько дней и наконец решил посоветоваться с женой. Сюлянь попыталась выдвинуть контраргументы, но в итоге оба согласились, что идея Шаоаня вполне осуществима. Рисковать так рисковать. Они и так прошли через житейские бури и вышли из этого испытания с честью.
Приняв решение, Шаоань немедленно отправился в Каменуху, опасаясь, что другие опередят его. Но тревога его оказалась лишней – пока что никто не решался взвалить на себя обанкротившийся завод. Контракт подписали быстро.
Затем Шаоань немедленно отправился пристраивать свой собственный завод – на удивление все прошло еще более гладко. Его завод взял под управление тот самый хэнаньский мастер, что работал на нем главным техником. Письмом он вызвал в Двуречье жену и детей. Шаоань пообещал, что когда отец достроит новый дом, семья мастера сможет жить в старом, а хэнанец заверил, что поможет по технической части с каменухинским заводом.
Под нескончаемые пересуды деревенских Шаоань стал главой черепичного завода. То был его личный контракт, и он, естественно, стал единоличным владельцем всего предприятия. Хэнанец помог самым решительным образом перелопатить все находившееся на грани банкротства хозяйство – и скоро производство встало на верный путь. Даже по самым скромным подсчетам черепичный завод должен был начать приносить прибыль меньше чем через квартал.
Так в руках у Шаоаня оказалось целых два прибыльных предприятия. Конечно, старый завод давал теперь живые деньги уже двоим – ему и хэнаньскому технику, но стоило черепичному заводу заработать на полную мощность, как от его доходов должны были выкатиться глаза у всех каменухинских крестьян и управленцев.
Шаоань, прославившийся тем, что его за расширение огорода критиковала вся коммуна, теперь снова стал объектов все разговоров. Некоторые цинично бросали, что этот парень давно выучился «идти по капиталистическому пути», и тем объясняли его нынешнее процветание.
Глава 20
Когда Шаопин выезжал на-гора днем, то, едва сдерживая нетерпение, покидал здание шахты и бежал в пламеневшие осенним огнем горы. Окидывая взглядом засыпанные красными листьями уступы, он вглядывался в прошлое и размышлял о будущем. Порой Шаопин замирал на лесной тропинке, порой брел по речному берегу, сорвав с дерева алый лист и прислушиваясь к шуму ветра в соснах или бормотанию бегущей воды. Они были всюду. Радость и печаль рождались из их безголосого пыла. Хотелось плакать или петь… В такие минуты Шаопин забывал о боевом шуме шахты. Он больше не был похож на шахтера – скорее на поэта-меланхолика.
Меж тем в его жизни было чему радоваться: Шаопину присвоили звание ударника производства всего Медногорского района и через несколько дней ему предстояло отправиться на торжественное собрание. Он был рад даже не самой чести, но признанию и уважению, которые обрел через тяжкий труд. Достоинство и гордость трудового человека были ему далеко не безразличны, ибо в этом мире гордиться следовало прежде всего человеческим трудом и созиданием.
К тому же недавно Шаопин получил письмо от отца и брата: они писали, что новый дом, о котором он столько мечтал, наконец построен. Шаоань подробно описал все его убранство и реакцию деревенских. Наконец-то старики переехали в новые стены. Это было самым большим желанием его жизни.
Из письма Шаопин узнал, что брат уже заключил контракт с заводом в Каменухе и дела пошли в гору. Невестка – в разрез со всей политикой планирования рождаемости – родила девочку. Пока что назвали ее Ласточкой…
Ланьсян тоже прислала письмо с новостями. Она начала встречаться с однокурсником по имени У Чжунпин. Вместе с ним они съездили к его родителям, там все прошло на ура. Оказалось, что Чжунпин – сын какой-то шишки из провинциального парткома. Шаопин не чувствовал, что это «большая честь» для семьи, и не беспокоился за Ланьсян – такая девушка хоть кому составит достойную пару.
Он сразу же решил добавить еще десятку к тем деньгам, которые каждый месяц отправлял сестре. Раз у нее появился парень, значит, появилась и активная социальная жизнь, деньги тут никак не помешают. Незамужней девушке нехорошо тратить чужие деньги – разве что в кафе позволить за себя заплатить. Понимает ли она это? «Поймет», – подумал Шаопин.
Через несколько дней он отправился в Медногорск уже в новом статусе, чтобы принять участие в торжественном собрании. Мероприятие растянулось на два дня, но Шаопин не сидел толком в актовом зале – он бегал по всему городу в поисках подарка для маленького Минмина. Куда бы он ни отправлялся – в Медногорск ли или в столицу провинции, первое, о чем он думал – это о гостинце для мальчика. Минмин привык к этому: когда Шаопин возвращался на рудник, мальчик всегда спрашивал дядю Суня, что тот привез для него. Порой он сам начинал шарить у него в сумке или кармане, отчего Хуэйин страшно бесилась и говорила, что Шаопин «портит» мальчишку. Но сделать с этим ничего было нельзя. У Шаопина с Минмином установились совершенно особые отношения. Сказать по чести, он не любил так даже своего племянника.
К большому удовольствию Шаопина он смог отхватить прелестный школьный рюкзак гонконгского производства в лавке у каких-то гуандунцев. Рюкзачок был мало того что модный, но и отшитый из очень добротного шелка, блестящий и гладенький. Еще он купил цветные карандаши, о которых давно нудел Минмин, и медный колокольчик для Уголька. Минмин давным-давно мечтал и о нем: только и разговоров было, что у ребят все собачки бегают с такими колокольчиками.
После собрания Шаопин вернулся на рудник, довольный подарками, почетной грамотой и другими наградами, полученными от управления. Шаопин знал, что его смена уходит в ночь, а значит сейчас, в обед, все были на поверхности. Сперва он пошел проведать Соцзы – расспросить о делах. Тот сказал, что все в порядке, правда, отлупил в забое одного контрактника.