— Вам, конечно, нужен наряд. Я достану.
— Наряд не нужно. — В колхозе и без того дел по горло. Давайте лучше я к вам вечером зайду после работы.
Участие и бескорыстная услуга, которую он внезапно предложил школе, тронули Ольгу.
Во двор вышли соседки и недвусмысленно переглянулись, Ольга у них на глазах поспешила распрощаться. А старшина понял так: «Строгая, сплетен боится», — и не обиделся.
В субботу он пришел в школу. Глядя, как его ловкие руки уверенно пристукивают разбитые парты, Ольга никак нарадоваться не могла. С готовностью поддерживала дощечки, подавала молоток, неумело, сбивая в кровь пальцы, ровняла «дефицитные» гвозди.
А когда, закончив работу, они вышли из школы, шел первый снег. Снежинки падали тихо, точно над каждой из них висел невидимый парашютик. Улицы и избы становились опрятнее. Четким белым рисунком печатались на темном небе сучья деревьев.
Говорить не хотелось. Шагая, Ольга думала: «Он, кажется, неплохой человек. Кому же по вечерам охота работать даром?» Потом она решила. «Он меня провожает сейчас, потому что нам по дороге, не больше».
И все же на душе у Ольги было хорошо. Она попробовала прокатиться по ледяному зеркальцу. Разбежалась и упала. Старшина помог ей подняться и, взяв под руку, весело сказал:
— Теперь я вас не отпущу, а то разобьетесь.
Сама не зная почему, Ольга не отняла руки.
У дома они остановились. Если попросит постоять, Ольга решила не соглашаться. Но он не выразил этого желания, и она расстроилась. Домой ей не хотелось.
— Так вы заходите в школу.
— Зачем?
Ольга растерялась и с трудом нашлась что ответить.
— Расскажете, как воевали. Детишкам будет интересно.
— Ну уж, какой из меня рассказчик? А прийти — приду. Люблю детишек.
И в назначенное время он пришел.
Ольга была приятно поражена, словно увидела его впервые. На свежей гимнастерке красовались ордена. Он чем-то напоминал Петра. Может быть, привычкой говорить, размахивать руками. Или улыбкой: одни глаза улыбались, а лицо серьезное.
Говорил он долго. Особенно Ольгу взволновал рассказ о гибели его лучшего друга, когда тот со взводом переплывал ледяную реку, выполняя важное задание. Это случилось на Днепре.
«На Днепре?» — Ольга внезапно почувствовала, как внутри у нее все похолодело: да там убили Петра. Она жадным взглядом впилась в лицо старшины. Но тот уже рассказывал что-то смешное, и глаза его улыбались. «Какая я глупая, — подумала Ольга. — Днепр протекает по всей Украине».
После того вечера они стали встречаться чаще. Если случалось, ходили вместе на работу. Тетка молча радовалась, боялась заговорить о нем. Ольга сама чувствовала это и боялась: спроси тетка, она бы не знала, что ответить, и поэтому мысленно благодарила ее.
Однажды Люся не пришла в школу. Ольга пошла к ней домой. Девочка лежала в кровати и просматривала семейный альбом. Старшины не было. Ольга пощупала лобик у Люси, он палил жаром.
— Папа сказал, что у меня гриб, — сказала девочка. — Разве так могут называться болезни? Грибы ведь бывают летом, а сейчас зима.
Ольга улыбнулась.
— Хотите я покажу вам нашу маму? Вот она.
С фотографии глянула на Ольгу очень молодая женщина с веселыми серыми глазами.
— Есть у папы еще другая фотография, — Люся повернула страницу, и Ольга вздрогнула: на фотографии была снята она, еще школьницей с портфелем под мышкой. Ольга схватила карточку и, все еще не веря себе, повернула, прочла надпись, сделанную ее рукой очень давно: «На память Петру Т. в память нашей первой встречи».
Ольга очнулась от скрипа половиц. Повернувшись, через плечо она увидела старшину.
— Эта фотография была с ним тогда, — тихо проговорил он.
Ольга встала и так, не отнимая карточки от груди, молча пошла к двери. Хотел ее окликнуть, но передумал.
«Пусть. Пусть успокоится».
Сейчас она ему нравилась еще больше.
СОСНОВЫЕ ГОРКИ
Маленький голубой автобус выскочил из зеленого бора и, надсадно подвывая на уклоне, стал медленно по-муравьиному карабкаться на очередной взлобок. Потряхивая потертым кузовом на ухабах, он одолел последнее препятствие и остановился на самой вершине горы.
Из автобуса вышло трое мужчин и девушка. Они поставили у ног чемоданы и бесцеремонно начали разглядывать друг друга. Потом девушка улыбнулась и спросила, вскидывая полукружья темных бровей:
— Дорогу-то кто-нибудь знает?
Все пожали плечами.
Автобус тронулся, и тогда увидели они указатель на сосне: «В дом отдыха «Сосновые горки».
Свежий порывистый сиверко трепал хвою, хлестко швырял в лицо колючие пригоршни снега, рвал из рук потяжелевшие чемоданы. Морозило, скрипели сосны, снег под ногами, ветер выдувал последнее тепло из-под пальто. Мужчина в меховой ушанке и в драповой рыжей москвичке, занятый своими мыслями, отстал от попутчиков. Он поднял воротник, надвинул к глазам шапку. На холоде вспомнился мартен. Горячие и длинные языки факелов из заслонок, огненное дыхание печи. «Ну и отпуск…» — подумал про себя. Представив одутловатое лицо старшего машиниста, он отвернулся и даже в сердцах сплюнул. Костерил своего начальника: страшно не хотелось зимой в отпуск идти. А убедил, пошел. В прошлом году летом отгулял, чего же еще, другие тоже летом хотят!
Потом он подумал о Витьке. Сын учится во втором классе, любит строить корабли, рисовать башенные краны и хочет первым побывать на Луне. Он очень похож на отца: круглолицый, беленький, с большими голубыми глазами. Витьку учит зимой играть в хоккей, чинить старенький «иж», удить рыбу. Жена Наталья почему-то не вспомнилась. Сегодня она приготовила ему завтрак, на прощанье сказала:
— Вот фрукты тебе на дорогу, в кулек положила, прихватишь с собой.
Он промолчал. Хлебая щи, думал о другой Наталье. О той, которая сидела с ним за одной партой в школе рабочей молодежи, работала в одном с ним цехе машинистом крана, мечтала стать сталеваром.
Над ней еще трунил:
— Баба-сталевар. Щи бы училась варить.
А вообще нравилось, что такая смелая.
Куда делась любовь?
Бывало завалку на печи делаешь, а сам на кран глаза косишь. Красивая была девчонкой Наталья. На работу одевалась чисто, просто. Но до чего ей все шло! Особенно свитер красный и берет такого же цвета. Личико круглое, белое, брови черные, живые и не давят на глаза, а парят над ними. И работала Наталья лихо. Умела за двадцать минут и чугун в печь слить, и бункер зацепить сама. А за это в мартене машиниста вдвое ценят. Искусством этим обладает не каждый.
Поженились они поздней осенью, когда на клумбах в заводском парке только ромашки еще желтели. Поначалу жили дружно. На завод вместе, в школу, в магазин тоже. Витька родился слабеньким, часто болел, внимания требовал к себе много. Ни свекрови, ни тещи у них не было.
От учебы в школе рабочей молодежи Наталье пришлось отказаться. Получили с завода участок, обрадовались: будет свой сад, свои витамины для Витьки.
Только пришла весна, загрустили. Потому что все оказалось делом нелегким, хлопотливым. Сад нужно весь перекопать, гряды сделать, посадить. Одного поливу сколько! Тут глаз да руки вон как нужны. А где их возьмешь, если оба работают… Однажды приехали в сад: крыжовник весь голый, ровно его кто-то объел и на смородине верхушки сморщились. Спросили у соседа — отчего да как. Ну дал он опрыскиватель, яда тоже не поскупился. Только под конец сказал:
— Надо было раньше приехать. Теперь-то кусты полностью заражены…
Подождал, подумал Федор да и сказал Наталье:
— Так у нас ни дома, ни в саду порядка не будет. Увольнялась бы ты с мартена. Денег всех не заработаешь, да и не женское это дело сталь варить. Да и Витька рук требует.
Промолчала Наталья, ничего на это не ответила. А через месяц начальнику цеха подала заявление о своем уходе с завода.
Ладно тут у них жизнь пошла. С работы придешь — обед горячий, вкусный, домашний. Поешь — и учеба охотней в голову лезет. Десятилетку кончил, в институт поступил. Витька присмотрен, обут, одет, уроки проверены. Всякие соленья, варенья на зиму заготовлены. А Наталье не сидится: то за ягодами, то за груздями в лес отправится.
Гости придут — хвалят. Только сама Наталья не шибко радуется. Если улыбнется, то одними губами. Если развеселится, то лишь за рюмкой в гостях. Начнет муж к занятиям готовиться, подойдет, возьмет учебник в руки, прочитает задачу:
— Объясни, Федя, как решить? — и вздохнет.
— Так ведь институт не школа, — ответит, — не поймешь.
Захлопнет задачник, на кухню уйдет и ни слова больше у нее не вытянешь.
Да о чем было говорить? Придет домой с работы, пообедает и в школу. Там он чувствует себя на месте. Есть о чем поговорить, с кем пошутить, посмеяться.
Идти бы Федору с такими невеселыми мыслями до самых «Сосновых горок» да вдруг почувствовал, что кто-то за ним подглядывает. Вскинул голову и увидел рыжие, круглые, озорные глаза. Белка. Хвост пушистый, трубой, в лапах шишка, важно, как будто перед фотографом, уселась на ветке. Заметив, что за ней следят, оттолкнула шишку и ракетой вверх подалась. Свистнул вдогонку ей Федор, шапку скинул, замахал. Нагнулся за шишкой, а на снегу следы. Пригляделся: с копытцами. Пошел по ним, они к большой сосне привели, а около нее снег до самой земли разворочен, и оттуда, что зеленый огонек, травка молоденькая торчит. Коза, видать, кормилась, не иначе.
Глянул Федор по сторонам: думал, может, и козу, где заметит, куда там, поземка кругом, сугробы длинным языком лижет, снегом в желтые стволы швыряет, бесится. А Федору вдруг смешно ни с того, ни с сего стало. Сложил ладони рупором, крикнул что было мочи:
— О-го-го-гоо!
— Оо-оо-оо! — откликнулся лес.
Спутники ушли далеко. Сильный ветер раскачивал красные лыжи на плечах тоненькой девушки, гнул и ее. Федор догнал девушку, предложил свою помощь. Девушка отдала лыжи, улыбнулась ему в знак благодарности. До дома отдыха шли молча.