Во время сеанса связи я получил распоряжение заминировать участок железной дороги, которая проходила всего в нескольких километрах от настоящего месторасположения группы. Уже глубокой ночью это было сделано с помощью имитации мины, на которой я написал вес и количество тротила как свидетельство выполненного задания. На этом разведвыход завершился.
По обыкновению, после возвращения групп начиналось бурное обсуждение приключений в «тылу противника». Кто-то взахлёб рассказывал, как пришлось убегать по капустному полю от собак специальной роты Оловяниннской «зоны», специализировавшейся на поимке беглецов. Кто-то угнал БТР, а кто-то провалялся на днёвке двое суток, не сходя с места. Вот и сейчас офицеры низшего звена сидели в курилке, а центре внимания был лейтенант Пархоменко. Он как раз рассказывал о том, чему я частично оказался свидетелем.
Оказывается, когда он обнаружил, что местность прочёсывает рота охраны штаба дивизии, то не стал дожидаться их окончательного приближения и начал уходить в лес. Самое лучшее, что можно было предпринять, чтобы избавиться от преследования бэтээра, – это выбрать склон покруче. Так Николай и поступил. Однако мотострелки спешились и начали настигать изрядно уставшую группу. Пархоменко в какой-то момент остановился, посмотрел на своих семерых разведчиков, потом на четверых мотострелков, развернулся и пошёл им навстречу. Его бойцы поняли всё мгновенно, угрожающе развернулись в цепь, демонстрируя готовность к драке. Теперь уже пришёл черед преследователей спасаться бегством, а группа не спеша удалилась в соседний распадок.
В следующем эпизоде изменено всё: имя героя, его место службы, звание и должность. Осталась только суть. Все совпадения случайны. Причины этого можно понять, прочитав историю до конца.
Майор Михаил Кузнецов сидел в канцелярии батальона и смотрел телевизор.
Ему нравился этот небольшой городок, где сейчас проходила его служба. Сюда он заменился из ЗабВО, отсюда уехал в командировку в Афганистан и сюда же вернулся, относительно благополучно провоевав там два года. «Дырка», то есть ранение, и тяжёлая форма желтухи не в счёт. Два боевых ордена не могли компенсировать потерянного здоровья, но его остатки позволяли продолжить службу в спецназе.
Всё было бы ничего, но смута в стране лишала служивых нормального быта, денежного довольствия, боевая подготовка тоже оставляла желать лучшего. Парашютных прыжков из-за недостатка финансирования давно уже не было. По той же причине не проводились учения. Приходилось даже подтаксовывать на личной «восьмёрке», купленной ещё на деньги, заработанные в Афганистане.
Закинув руки за голову, майор раскачивался на стуле и с закрытыми глазами внимал голосу диктора из «криминальных хроник». Бандитский беспредел не обошел и их город. Несколько «авторитетов» никак не могли поделить территорию влияния и продолжали обирать местных предпринимателей, не встречая сопротивления правоохранительных органов. Военных это никак не касалось, поэтому Кузнецов с равнодушием воспринимал кровопролитные войны бандитов. С одним из них майор даже был знаком, но в той, прошлой жизни. А в прошлой жизни «авторитет» служил прапорщиком в одной из лётных частей. У него и кличка была соответствующая: «Прапор». До некоторых пор он жил в одном подъезде с Михаилом, а теперь в новом, элитном доме неподалёку. Кузнецов часто встречал его в одно и то же время, когда поздно ночью возвращался со службы. Почему «Прапор» появлялся возле своего подъезда в одно и то же время, куда направлялся, майору было неведомо.
«Авторитет» чувствовал себя спокойно, вёл нагло и вызывающе, но Кузнецова перестал замечать с тех пор, как переселился в свою роскошную квартиру. Поговаривали, что бандит контролирует более половины предприятий и торговых точек города, включая центральный рынок.
Михаил открыл глаза, а диктор продолжал вещать: «…взорван автомобиль предпринимателя Курцевич. На месте погибла жена предпринимателя, пятилетняя дочь доставлена в городскую больницу в критическом состоянии. Сам Курцевич, по счастливой случайности, не пострадал….» Кузнецов выключил телевизор и поднялся со стула.
Отбой давно прошёл, старшины рот также отправились по домам. Михаил надел шинель и вышел из канцелярии. Запер дверь и направился к выходу. Приостановился перед зеркалом с надписью «Стой, заправься». Застегнул шинель и в этот момент услышал негромкое поскуливание. Кузнецов удивленно посмотрел на дневального – тот пожал плечами в ответ. Михаил прижал указательный палец к губам и, тихо ступая, двинулся вглубь спального расположения четвёртой роты.
Плач раздавался с третьей от края кровати. Кузнецов неслышно подошел и резко сдёрнул одеяло с бойца. Тот, увидев начальника штаба батальона, резко вскочил, но рыдания продолжали душить его.
– Так, – зловеще произнёс майор. Он подумал, что его ожидает ночное расследование издевательств над молодым бойцом.
– Чего ревёшь, мужчина? – с издёвкой в голосе попытался немедленно добраться до истины Кузнецов, но не тут-то было. Впрочем, иного варианта Михаил и не предполагал, поэтому резко произнёс:
– Быстро за мной в канцелярию. Форма одежды любая, – уже на ходу распорядился Кузнецов. Не успел он опуститься на стул, как боец, уже одетый по полной форме, стоял в дверях. Он по-прежнему не мог справиться со слезами, лишь изредка рукавом размазывал их по щекам.
– Кто? – с угрозой в голосе спросил начальник штаба.
– Прапор, – ответил боец сквозь всхлипывания.
– Фамилия? – продолжал нажимать Кузнецов, радуясь скорой развязке.
– Не знаю.
– Ты мне дурака не включай, – чувствуя, как накатывает злость, произнёс Михаил, и сдавленным шёпотом добавил:
– Вы что, товарищ солдат, прапорщиков части не знаете?
– Он не наш, – заикаясь от страха, пытался сопротивляться боец. Он видел, что продолжение всё больше раздражает командира, и попытался объясниться:
– Это кличка его. Сестру убили, – тут солдат окончательно сдался своему горю и зарыдал, уткнувшись лбом в косяк двери. Михаил несколько мгновений оторопело смотрел на подчинённого, пытаясь сообразить, что всё это значит. Тут он вспомнил только что увиденный репортаж и всё сразу понял. Ком в горле не давал ему произнести ни слова. Наконец, майор выдавил из себя:
– Это про твоих репортаж был?
Солдат кивнул. Он почти справился со слезами и попытался встать по стойке «смирно». Начальник штаба нервно закурил и хрипло произнёс:
– Сядь.
Боец робко подошёл ближе и присел на краешек стула. Майор некоторое время молчал, потом вдруг приподнялся, со всей силы ударил двумя кулаками по столу и заорал:
– Сука!!!
Этот срыв помог ему мгновенно взять себя в руки, и он спросил уже совершенно спокойным голосом:
– Девочка – племянница твоя?
Солдат опять кивнул. Начальник штаба открыл сейф, достал бланк увольнительной и уточнил:
– Фамилию напомни свою.
Боец ответил. Кузнецов заполнил бланк, отдал его солдату и спросил:
– Точно знаешь, что «Прапор»? Хотя ладно, я тебя подвезу до дома, а по дороге расскажешь. Всё, что знаешь.
Спустя несколько минут они вместе покинули расположение батальона.
Прошло около двух недель. Кузнецов не спешил. Некуда было спешить, но время не прошло даром. В один из дней поздней осенью после учебных стрельб начальник штаба решил сам почистить свой пистолет. Он любил этот вид стрелкового оружия. Пистолет АПС ПБ был очень удобен и по характеристикам напоминал знаменитый революционный маузер. При относительно небольших размерах он бил на расстояние до двухсот метров, а с примкнутым прикладом даже позволял вести автоматический огонь. Однако наиболее эффективная стрельба составляла на дальности пятьдесят метров.
Закончив чистку, Михаил накинул на себя меховую куртку и сунул пистолет во внутренний карман. Достал из сейфа неучтённую пачку пистолетных патронов. Благо, в этом недостатка не было. Такие же боеприпасы использовались и для популярного пистолета Макарова. Между тем подразделения батальона также закончили чистку оружия и возвращали его в ружейную комнату. Кузнецов вошёл туда, когда помещение почти опустело. Прошёлся вдоль пирамид, проверил чистым носовым платком несколько автоматов. Удовлетворённо хмыкнул и склонился над металлическим ящиком с пистолетами офицеров батальона. Закрыл его, опечатал своей печатью и подозвал дежурного. Тот невнимательно посмотрел и кивнул.
Вечером майор дождался отбоя и, как обычно, направился к выходу. Через несколько минут он уже сидел в машине, а ещё спустя четверть часа припарковался в заранее выбранном месте. Не выходя из салона, надел резиновые сапоги вместо хромовых. Затем переоделся в общевойсковой бушлат. Таким бушлатом снабжались все офицеры, и можно было сказать, что в городе, наводнённом воинскими частями, таковой имелся почти в каждой семье. Майор примкнул к пистолету приклад, сунул за пазуху и вышел из автомобиля.
Оставаясь незамеченным, занял очень удобную для стрельбы позицию. Пути отхода позволяли ему беспрепятственно и скрытно уйти от любого преследования. Кузнецов считал себя мастером ночной стрельбы. Двухлетняя практика в Афганистане давала на то полное право. Офицер прикрутил глушитель к стволу, дослал патрон в патронник, поставил флажок предохранителя на автоматическую стрельбу и стал ждать.
«Прапор» появился именно оттуда, откуда его и ожидал Михаил. Бандит чувствовал себя вольготно и не пользовался охраной. Во-первых, не те ещё были времена, а во-вторых, это бы его не спасло в данном случае. Разве что трупов было бы больше.
Кузнецов привычно вскинул пистолет, поймал в прорезь прицела вначале мушку, потом целик, выровнял их в свете уличного освещения, затем свёл с тёмной фигурой и сделал короткую очередь. Пистолет фыркнул несколько раз. Ноги у «Прапора» резко подогнулись, как будто он хотел быстро присесть. Это у него получилось, а вот встать уже нет. Тело завалилось на спину и замерло. Михаил, хладнокровно подсветил фонариком и собрал гильзы. Затем надвинул чёрную шапочку на глаза, поднял высокий воротник бушлата, осмотрелся вокруг и, не заметив ничего подозрительного, подошёл к трупу. Контрольного выстрела не требовалось. Кузнецов стянул перчатки с рук и брезгливо бросил их в лицо убитого. Развернулся и быстро зашагал заранее намеченным путём прочь. Его не покидало чувство омерзения, но угрызений совести не было. Совсем.