Очнулся Сергей уже в госпитале. Его мужское достоинство было иссечено осколками и напоминало распустившуюся розу. Хирурги в ходе успешной операции умело залатали его. Член стал шишковатым и покрылся шрамами, но все свои функции выполнял более чем исправно. Первой на такое чудо прельстилась медсестра, однако попытка оказалась неудачной. В самый ответственный момент швы разошлись, и пошла кровь. Девушке пришлось срочно применить свои профессиональные навыки в деле оказания первой медицинской помощи. После этого случая Серёга успешно «родил» ещё двоих детей[2].
Всегда уравновешенный, Сергей даже самые смешные истории повествовал ровным и спокойным голосом. Когда все уже умирали со смеху, его интонации не менялись.
Случилось ещё одно существенное событие в жизни части. Бригаде было вручено Боевое знамя части. Несмотря на его безусловную значимость, я совершенно не помню, как это всё происходило. Зато в моей памяти сохранилось мелкое происшествие, связанное именно со знаменем, а точнее со знамённым залом на втором этаже штаба.
Несение караульной службы стало более ответственным. Благодаря стараниям начальника штаба бригады был оформлен знамённый зал, и по тем временам достаточно не плохо. В полной мере залом это помещение трудно назвать – небольшое пространство при входе на второй этаж. Таким образом, добавился ещё один, очень хлопотный пост. Часовой стоял на виду у командования, а также любого проверяющего из вышестоящей инстанции.
Вручение Боевого знамени части
Возможно, подполковник из разведотдела округа и не планировал проверку караула, но мимо знамённого часового просто так он пройти не смог. Появился, наряженный в парадную шинель, офицер штаба у меня в караульном помещении после обеда, когда служба была уже на исходе. В такое неурочное время проверок не делают, и личный состав уже готовился к смене. Прямо в дверях тот, в сопровождении Федырко, объявил пожар на первом посту.
Несколько мгновений я с удивлением глядел на Владимира Ивановича, а тот хмуро рассматривал тусклую лампочку под потолком коридора. Мы оба понимали, что в первую очередь проверяли именно его, но, очевидно, и для него это оказалось полным сюрпризом. Тогда я бодрым голосом продублировал команду:
– Пожар на первом посту!
По боевому расчёту один из караульных принялся звонить в роту минирования, из состава которой назначалась нештатная пожарная команда. Я отодвинул помощника в сторону и вновь скомандовал:
– Дежурная смена, за мной!
Подполковник попытался меня остановить, но я, придав голосу металлические нотки, продекламировал:
– При пожаре на боевом знамени я должен быть лично! – выскочил на улицу. За мной добросовестно, согласно боевому расчету, вооруженные лопатами, ведрами и огнетушителями, мчались караульные. К тому времени как проверяющий появился на посту, все мы в глупой пантомиме изображали тушение пожара. Часовой – дурак дураком – делал вид, что тащит боевое знамя части в безопасное место, а затем (так было указано в инструкции) принялся звонить в караульное помещение, чтобы сообщить начальнику караула, сиречь мне, о происшествии. Взяв трубку в руку, он вдруг понял, что происходит нечто странное, начал было говорить и, наконец, замер с открытым ртом, глядя на меня.
Подполковник всё сделал неверно. По правилам, он должен был вместе со мной прибыть на пост и уже там отдавать все команды и вводные, наблюдая за действиями караульных. Федырко, покраснев лицом, едва сдерживал себя от гомерического хохота, глядя на идиотское представление в одном действии. Он ошибся. Действий оказалось два. Без антракта.
Проверяющий, явно недовольный происходящим, вдруг язвительно произнес:
– А что вы так и будете тушить пожар неработающим огнетушителем?
Все напряглись. Владимир Иванович уже и не думал смеяться, и тут поступила новая вводная:
– К тушению пожара огнетушителем приступить!
Это я потом узнал хитроумный план старшего офицера. Подполковник, сообразив, что караул врасплох застать не удалось, решил нанести удар в другом направлении – проверить пожарную безопасность части. Он был твёрдо уверен, что ни один огнетушитель не работает, но тогда хитроумного замысла я не знал.
Лишь несколько мгновений я пребывал в растерянности, затем выхватил огнетушитель из рук оробевшего бойца, перекинул рукоятку и ударил об пол штырём. Вполне исправно действующее средство пожаротушения брызнуло ржавой и сильной струёй. Получив чёткий приказ, я так же уверенно принялся его исполнять, добросовестно поливая все, что попадёт вокруг. Вокруг попало: знамённый футляр, стены из полированной древесной плиты и портреты героев, алый драпировочный бархат, а также сам подполковник в парадной шинели. Эти действия мне представлялись, как в замедленном кино, а время, пока огнетушитель изрыгал грязную струю, – вечностью. Проверяющий при этом скакал, как козёл, прикрывался руками и причитал с галилеевскими интонациями:
– Ну, ни хрена себе! Ну, ни хрена себе! Он работает!
В конце концов, я не выдержал и бросился на улицу. К тому моменту сильная струя огнетушителя уже сменилась на жалкое излияние остатков жидкости. Я выбросил орудие тушения с крыльца и замер, не решаясь возвращаться обратно. К штабу уже мчался старший лейтенант Лаевский со своей пожарной командой.
Мой внутренний настрой к получению мощного и детального разгоняя от начальства оказался невостребованным. Знаменный зал был пуст, если не считать моих караульных. Они дружно пытались стереть последствия «пожара», но тщетно. Тут требовался основательный ремонт. Через некоторое время пришёл штабной писарь и передал команду от Федырко сдать караул, который не без распоряжения Владимира Ивановича прошёл быстро. Это было для меня лучшей наградой.
Старший лейтенант Лаевский ещё долго потом жал мне руку и счастливо улыбался.
Здравствуй, Андрюха!
Рад был получить от тебя письмо.
Сегодня уже 21 число, я с поля пришел, было вдвойне приятно читать почту. Я с замом живу, он пугается штемпелей «райвоенкомат». Ты его больше не пугай, хотя я его заочно с тобой познакомил, хороший мужик. Да, Андрюха, без ложной скромности подтверждаю то, что пишут в газетах, правда, не в той степени. А, Петька Лещишин ко мне перед отъездом приезжал (перед Кандагаром,) мы с ним посидели хорошо – был ещё Ящишин.
А дело было так. На облёте обнаружили караван на днёвке, обстреляли, охрана слиняла, оружие вывезли, а боеприпасы на 2 вагона не смогли – подорвали. Верблюдами всё застелили. Руководил этим наш Петруччо. Миша Коркишко так же отличился. Результат сказочный. У нас пока «крокодил не ловится, не растёт кокос». Всё по мелочам: машина с боеприпасами, 2–3 ствола. Для Кабула это сказка, но по местным понятиям это мелочь. Дня 4 парился, по степям искал на «жопу» приключения, но не нашёл.
Самое опасное для нас – это фугасы: БМП летают на 10–15 метров. Так что езда только по азимутам. Вспомнил резко забайкальский рельеф, ориентировщиком стал – ужас.
Андрюха, а насчёт того, где кому быть, давай не будем, каждый на своём месте, и если тебя поставить на моё место или рядом, то хуже бы ты не сработал. Просто нельзя сработать хуже.
А насчёт выходов, их хватает, работы море, а перемирие – начало его и конец мы не заметили. Духи на это не пошли, а в одностороннем порядке трудно примиряться. А дальше… дальше на мой век тут ещё хватит.
Да, привет от Юры Рачкевича, это Коля Казанский привёз. Он тоже поступил туда. Скоро поедет обратно – в Союз, в смысле.
На этом заканчиваю, пиши быстрее.
Жму руку. Саня.
21.06.87 г.
Так получилось, что в этом году мне запомнился ещё один караул, но не несение службы было тому причиной, а знакомство с Олегом Онищуком.
Небольшое происшествие всё-таки случилось. Ближе к смене обнаружилось, что печать на складе артвооружения сорвана, а это могло грозить неприятностями. После того как стало ясно, что начальника склада в части нет, я тут же принялся звонить в батальон, чтобы узнать фамилию сменщика. Оказалось, что это должен быть лейтенант Онищук.
На тот момент это был «кот в мешке». Если бы офицер прибыл из другой бригады, то всё о нем уже давно было бы известно, но Онищук служил в десантно-штурмовой роте в Монголии и только недавно прибыл в бригаду. Мы уже виделись с ним несколько раз в части, но ни разу плотно не общались. Жил он в офицерской общаге, в карты не играл, водку не пил, а всё свободное время посвящал спорту и службе.
С волнением я ожидал его прихода. С первых же минут общения он вызвал симпатию. Подкупали его доброжелательность и искренность. Ещё перед отправкой смен на посты я сразу признался ему, что печать повреждена, а начальника склада нет в части. Он кивнул головой, и мы вместе вернулись в помещение караулки. Сразу завязалась дружеская беседа, но по-прежнему я чувствовал себя напряжённо, ведь мне надо было сдавать проблемный караул. В ходе разговоров я время от времени поглядывал на караульную ведомость. Олег несколько раз ловил мой взгляд, потом взял её в руки и подписал. Я был в шоке. Онищук так легко принял мою ответственность на себя и затем без всякой рисовки произнёс:
– Фигня всё это, Андрюха. Завтра найду прапора и всё решу.
Мне вдруг вспомнилось то дежурство, когда я сдавал смену Грише Быкову. После того как посты были сданы, я с согласия Олега отпустил своих караульных, а сам остался. Мы вместе поужинали, и Онищук продолжил мне рассказывать, как он попал в спецназ. Сделал он это с помощью своей школьной учительницы. У неё муж служил в изяславской бригаде, а Олег был родом из Изяслава, и тот помог ему перебраться из Монголии в нашу часть.
Мы ещё долго беседовали обо всем, и в какой-то момент я посетовал на разгильдяйство наших бойцов, с которым сложно было бороться. Олег оживился и сказал: