уль охранял офицерский дом.
В одну из таких ночей старший лейтенант Зайков, будучи начальником патруля, обнаружил невдалеке отблески костра. Около часа он с бойцами скрытно подбирался к ночлегу дезертира. Это стоило огромных физических и нервных затрат, ведь впереди, как предполагалось, был вооружённый убийца. Без единого шороха произошло мгновенное задержание. Захваченный солдат оказался стройбатовцем, которому в казарме не давали покоя старослужащие, и он сбежал в лес, чтобы отоспаться. Подобный казус ничуть не умолял мастерства разведчиков – всё было сделано на высшем уровне.
Здравствуй, Андрюха!
Только что сегодня отправил вам письмо. А тут от тебя пришло – я очень рад. Передал от тебя привет Анвару Хамзину и Олежке Онищуку.
У меня всё нормально, только недавно «жучка сдохла», трёх мужиков потерял, ошибки для первого класса, а вернее, то, о чем мы всегда говорили: ребята – не спите. Чапаев по этой же причине погиб. Но мало что поняли. Через два дня вышли снова, и те же яйца, только вид сбоку. Только вину страшную чувствую, что не смог вовремя по башке настучать или обкормить таблетками от сна (есть такие).
А потом немножко попотеть пришлось, ночь наступила, связи нет (соответственно, и авиации), и боеприпасов негусто, на ГП-25 по 4 штуки на всю ночь.
Больше всего боялся миномёта из «зеленки», духи на машинах уже подъезжали. И если бы не авиация, к 22.00 прошла связь, то бог его знает, чем бы всё это закончилась.
Пришли «СУшки» и отыгрались на «духах». Связь отличная, а мне всё кажется, что я тихо говорю. Радист говорит: «Да я вас отлично слышу». Короче, разогнали… а район тот, где Серёгу Кубу убили, «духи» наглые там, ужас. К утру эвакуировались.
Сейчас готовлюсь отыграться, ночной <прицел> прибил, тут их вообще всерьёз не принимали, насадок не использовали, а ведь в основном ночью война идёт. Вот такие дела.
На этом заканчиваю. Пиши, Саша.
31.05.87.
Во время того боевого выхода три бойца были выставлены в охранение на тактическом гребне и уснули. Все трое.
Их зарезали тихо и бесшумно. Утром выяснилось, что группа окружена и к душманам подошла помощь со всеми вытекающими последствиями.
Глава 22
Наступила осень. В армии она приходит не с началом сентября, а только после окончания проверки и получения молодого пополнения. Штурмовщина перед сдачей военных дисциплин нас вновь не коснулась, но зато предстояло своевременное завершение построенных объектов – новой казармы и шестнадцатиквартирного жилого дома.
В тот день ответственный за новую казарму старший лейтенант Старченко заступал в наряд и ушёл пораньше. Я должен был лишь изредка заглядывать на объект для общего контроля. Вот и зашёл. Там уже, заложив руки за спину, прохаживался подполковник Астахов. Он что-то недовольно разглядывал под потолком. Бойцы по причине присутствия замкомбрига трудились с удвоенной силой. Астахов повернулся в нашу сторону и громко скомандовал:
– Ну, ты, недоносок сраный! Иди сюда!
Я посмотрел по сторонам, чтобы определить, кто же из солдат ему понадобился и чем так не угодил. На меня сочувственными взглядами смотрели бойцы. Странные предчувствия охватили меня и тут же подтвердились:
– Ты, ты, старший лейтенант, – продолжал оскорбления подполковник.
Я сделал два шага в его сторону и представился:
– Старший лейтенант Бронников.
– Тьфу, бл… я тебя со Старченко перепутал, – надменным тоном продолжил Астахов и тут же вышел. После его ухода возникла неловкая пауза.
– Товарищ старший лейтенант, мы знаем, что он мудак, – попытался выразить своё уважение ко мне кто-то из старослужащих. Что я мог ему ответить? Даже любитель поиздеваться над младшими офицерами «Федерико Аморалес» не опускался до таких солдафонских выходок. В спецназе я не помню, чтобы подобное бывало. Ни до, ни после этого инцидента. Каждый из старших офицеров вполне понимал, что вся тяжесть выполнения боевых, даже самых невероятных и опасных, задач лежала на командирах групп, и относился к этой категории с уважением, хотя и не особо церемонились в случае, выдавая нагоняй.
Для меня в тот момент оказалась более важной реакция моих подчинённых. Она выразилась в моральной поддержке, а могло быть и злорадство. В другой раз момент истины наступил, когда я случайно услышал разговор двух бойцов:
– Сегодня напьемся?
– Давай, а кто ответственный по батальону?
– Бронников.
– Не-а. Тогда завтра. Завтра будет лейтенант «Имярек».
Тогда я понял, что уважаем, а это дорогого стоит. Я помню всех своих солдат и точно знаю, что они свой долг перед Родиной выполнили в целом честно и сполна.
Отношения между офицерами и солдатами во многом основывались на доверии. Рядовой разведчик был не только подчинённым, но членом команды под названием «разведгруппа специального назначения». В повседневной службе доверие оправдывалось не всегда, в боевой работе – без исключений. Нередко командир группы, роты, а то и комбат обращались к бойцу по имени, но тот же солдат за скотский поступок мог и по зубам получить.
Показателен случай, когда старший лейтенант Серветник поймал своего солдата Салахова пьяным.
– Что пил?
– Брагу.
– В чём ставил?
– Во фляжке.
– Неси.
Принёс раздутую двадцатилитровую канистру. Ясно, что пил не один, но остальные не попались. Серветник принялся долго и нелицеприятно отчитывать Салахова. Тот слушал, слушал, а потом и говорит: «Товарищ старший лейтенант, дайте мне лучше пару раз по морде, да я пойду». На том и порешили.
С началом учебного периода были сформированы ещё два отряда разведки. Один из них остался кадрированным, или «портфельным». Оба по бумагам считались отдельными воинскими частями и имели свои номера. Соответственно, были укомплектованы офицерами и солдатами. Для этого и предназначалась новая казарма. Так же были заселены 16-квартирные дома.
Прапорщик Паздников, как только появился в части, тут же получил прозвище – производное от его фамилии, в которой вторая буква была заменена на «и». Как говорится, ничего личного или обидного в этом не было. Таков был циничный армейский юмор. К тому же новообразованное слово на нашем жаргоне вовсе не считал ругательным. Было у него ещё одно прозвище – «жопа». Так уж получилось, что на прыжках, опускаясь на парашюте, он задницей сломал ограждение пункта управления прыжками. Парень он был толковый, подлостей не совершал, а поэтому все его уважали. Ещё он был заядлым охотником.
Охота была ещё одним – самым здоровым – из немногих развлечений. Благо, для этого не надо было прикладывать особых усилий. Достаточно выбраться на противоположный, лесистый склон «долины смерти» за боровой дичью. На озерцо долины Алакой – за водоплавающей. В зимнее время комбриг выделял машину для организованной, коллективной охоты на диких коз, а частенько ездил вместе со всеми и сам. Те, кто не баловался с охотничьим ружьём, ехидно похахатывали: «разве это охота? Вот когда ей охота и ему охота – вот это охота!» Но в этот раз охотничье ружьё имело другое предназначение.
Всё началось со скандала в квартире прапорщика Карецкого, который жил в этом же подъезде, только на первом этаже.
– Убью, сволочь! Тварь! – орал прапорщик, и его вопли сопровождались грохотом падающей мебели, звоном разбитой посуды и дикими криками жены.
– Застрелю! – продолжал угрожать Карецкий. Соседи игнорировали очередную ссору супругов. Такое нередко случалось по причине блудливости жены прапорщика. Наконец, всё стихло. Хлопнула входная дверь, и было слышно, как хозяин метнулся на второй этаж, и вновь раздался грохот. Теперь прапорщик стучал в квартиру своего друга Паздникова. Дверь долго не открывали, и Карецкий вновь принялся кричать:
– Саня, открой! Дай ружьё! Я убью его!
Дверь отворилась, и на пороге стоял прапорщик Паздников в синих сатиновых трусах. Опять всё стихло. Только невнятное бурчание Карецкого, который что-то объяс-нял приятелю, нарушало тишину, воцарившуюся в подъезде.
– Ладно. Хорошо, я сам тварюгу застрелю, – согласился Паздников.
– Сашенька, не надо! – теперь уже взвыла жена владельца охотничьего ружья.
– Не твоё дело! – огрызнулся супруг и через несколько минут в том же виде, дополнив свой костюм валенками, и с двустволкой на плече уже спускался вниз. Скрипнула дверь в квартиру Корецкого, и почти сразу раздался выстрел. Дом замер в напряжённом ожидании, а Паздников закинул ружьё на плечо и спокойно поднялся к себе на этаж. Он постучал в дверь, уже заметно подрагивая от холода. Дверь не открывали. Прапорщик ещё раз постучал и произнёс, обращаясь к супруге:
– Валя, открой – холодно.
– Отсидишь – открою. Иди, пиши явку с повинной, – тут же отозвалась Валентина.
– Ты чё, с ума сбрендила? Я кота убил!
Дверь она ему открыла только после того, как Корецский предъявил ей труп окровавленного котяры, который заболел бешенством и пытался кидаться на членов семьи своего хозяина.
Глава 23
Курилка! Величайшее изобретение, достойное сравнения с лучшими методиками психоаналитиков. Пара скамеек с объединяющим началом – бочкой, вкопанной посередине в землю, а сколько здесь проведено бесед, спасено от суицида человеческих жизней! Именно тут рождались сплетни, распространялись слухи, сочинялись самые невероятные истории и анекдоты. Подозреваю, что самые удачные и величайшие военные операции замышлялись тоже в курилке. В те времена они исполняли роль ретрансляторов сотовой связи и служили лучшим средством для сколачивания воинских коллективов. Такие сооружения располагались перед входом каждой казармы, любого административного здания или помещения воинской части. Всегда многолюдные, опустеть они могли только при появлении на горизонте начальства, но ненадолго. Однажды в курилке подорвался боец автороты. Он гвоздиком решил расковырять запал для гранаты. Оторвало ему несколько пальцев, и поехал солдат на дембель досрочно.