Теперь поезд вышел на излучину, и стройка, словно захваченная ловкой петлей, придвинулась ближе и оказалась вся на виду. Чуть слева одинаковые серые квадраты — это цеха готовой продукции, чуть дальше — башни газгольдеров, завернутые в серебряную фольгу, отчего напоминают перевернутые вверх дном оцинкованные ведра. Еще дальше — какое-то незнакомое производство, словно открытый человеческому взгляду кишечник, увеличенный до невообразимых размеров. Загадочные переплетения труб с выбросами вверх, в виде вопросительных знаков из тех же самых труб, но завинченных так лихо, что напоминали издали головы сказочных змей-горынычей. Видимо, это была очередь, которую начинали и собирались кончать без него. Уже совсем справа, навылет к самой реке виднелись планшеты развороченной земли с белыми кубиками временных строений, темный силуэт асфальтного завода, напоминающий недостроенный трамплин, над которым замысловатой вязью клубился жирный сажистый дым.
И все это стояло, лежало на желтоватом узоре наезженных дорог, по которым ползли жуки-самосвалы, над которыми искрились бенгальским огнем вспышки электросварки и длинноногие силуэты кранов лишь угадывались за дымной пеленой уже работающего комбината. И было удивительно, как эти строения, собранные воедино, умещались в сравнительно небольшом квадрате вагонного окна.
Все верно. У него было время подумать. Нет, он не раскаивается.
Могло ли быть иначе? Бесспорно, могло. Ему даже представлялось, будто кто-то с завидной настойчивостью требует его сожаления. Однако сожаления не было. Все могло быть иначе, правильно. Но тогда бы он никогда не узнал, что могло быть и так, как есть. В конце концов, он сам желал испытания. Желал, втайне надеясь, что все эти высокопарные слова останутся не более чем словами. Хотелось ли ему встретиться с ней? Нелепый вопрос, конечно, хотелось. И до сих пор он надеется, что эта встреча произойдет. Случайная, с намерением? Он не знает. Да и какое это имеет значение? Солгавший однажды не может рассчитывать на доверие. Женщина всегда остается женщиной. Он готов ее даже простить, если его прощение способно принести облегчение кому-либо. И если разговор с Леной с каждым новым днем словно растворялся во времени, терял необходимые подробности, острее и определеннее виделся ему Сергей. Они встретятся завтра, на следующей неделе, через месяц, через год. Когда угодно, но они обязательно встретятся. И в этой встрече, так же как и во встрече с Леной, не будет ничего неожиданного. Каждому из них эта встреча будет неприятна, и по мере сил своих они будут ее избегать. Но в один прекрасный день их пути пересекутся. «И вот тогда». Николай встряхнул головой. Ему не хотелось думать о том, что будет тогда. Но мысли нетерпеливы, в голову лезут именно те, которые больше всего гонишь от себя. Ему хотелось задать Сергею один вопрос, всего один. О чем думает человек, совершающий сознательную подлость? Убеждает себя в правоте своей, думает о благополучии, или его мучает совесть и сама подлость доставляет страдания? Он не в праве ничего требовать. И все-таки ему хочется знать. Вспоминал ли о нем, о Николае Климове, его закадычный друг Сергей Тельпугов в этот трудный неуживчивый год?..
Сергей проснулся рано. Он легко подвинул отяжелевшее во сне тело жены к краю кровати и, зябко поежившись, осторожно потрогал пятками холодный пол. Квартира была еще толком не обжита, и в ней до сих пор чувствовался кисловатый запах клея и белил. Сергей поморщился, недовольно посмотрел на блеклые обои, синеватый потолок, окна без занавесок, отчего пустота квартиры чувствовалась особенно остро, тяжело вздохнул и стал одеваться.
Ему повезло дважды. Сначала с работой. Место главного механика городской автобазы подвернулось случайно и оказалось как нельзя кстати. Потом с квартирой. Новый дом планировали под жилье главным специалистам строительного треста, который со всем своим хозяйством перебирался в Березняки. В последний момент дело застопорилось. То ли главк не дал согласия, то ли воспротивились местные власти, однако переезд откладывался на времена неопределенные. Похоже было, всю затею сочли преждевременной и дом отдали горсовету. Четыре квартиры свалились на автобазу как снег на голову. Пока общественные организации вели бесконечный спор, в какой очередности распределять жилье, директор автохозяйства успел побывать на областном партийном активе, где получил самые лестные отзывы о своем будущем главном механике. Подобная аттестация касалась сугубо деловых качеств Сергея Тельпугова и в целом была справедливой. Большой друг директора обещал при случае рассказать кое-что еще. Однако такого случая не представилось, да и сам директор не был любителем частностей, почему и уехал домой с глубоким убеждением, что на этот раз с механиком ему повезло. На следующий день директор вызвал Тельпугова к себе и вручил ключи от новой двухкомнатной квартиры. Разговор на партийном активе тоже был удачным совпадением, но он был, и поэтому оставалось только радоваться. Все складывалось как нельзя лучше, и все-таки этой самой радости не было.
Сергей неторопливо умылся, долго отлаживал бритву, затем так же неторопливо брился. Посмотрел на часы. Время словно остановилось. Не было еще шести. Сергей полистал чертежи. У него появилось несколько идей. Он сделал черновые наброски. Хотел успеть к пятнице. В пятницу директор уходит в отпуск. Если одобрит, то к его возвращению можно кое-что сделать. Эстакаду, например. Работа почему-то не клеилась. В соседней комнате заплакал сынишка. Лена, не открывая глаза, набросила на плечи халат и, натыкаясь на стулья, громко шлепая тапками, пошла к сыну. Сергей наклонился и в приоткрытую дверь увидел, как Лена кормит сына. «Она располнела после родов и стала неряшливой», — отметил он про себя и тут же почувствовал, как откуда-то из глубины поднимается привычное раздражение на жену. Врач говорит, что это обычное явление, через шесть месяцев все встанет на свои места. Однако прошел уже год, на место ничего не становится. Сергей бросает равнодушный взгляд на незаконченный чертеж. Видимо, он мог бы быть откровеннее с самим собой: и раздражение против жены, которое он раз и навсегда определил, как привычное, и никак не желающее наладиться настроение работать, и даже их участившиеся ссоры с Леной — все это имело одну, в крайнем случае две причины.
Неделю назад он неожиданно встретил Сашку. Поехал на городской склад получать новое оборудование и уже на выезде нос к носу столкнулся с Сашкой. У него не было даже времени подумать, стоит ли здороваться или, может, лучше пройти мимо, как если бы они и не знали друг друга. Впрочем, мимо пройти было невозможно. Они встретились в проходной. Ему показалось, что Сашка не удивился их встрече.
— Привет, — сказал Сашка таким тоном, словно ничего не случилось и последний раз они виделись не далее как неделю назад.
— Привет, — выдавил из себя Сергей.
Он не очень понимал, как ему следует относиться к этой встрече. Радоваться или, наоборот, показать свою неприязнь, а может, лучше всего выразить свое безразличие.
Сашка сузил глаза и спросил:
— Удивлен?
— Удивлен, — согласился Сергей.
— А я нет, — сказал Сашка и, кому-то независимо кивнув, вышел из проходной.
Теперь они шли рядом.
Сергей ждал, когда начнет говорить Сашка. А Сашка, уверенный в том, что начинать придется ему, не очень торопился это делать, так как считал свое положение более благоприятным. Разговор очень долго был бесцветным и каким-то ненужным. Сашка говорил о несовершенном планировании, о том, что нынче время индивидуальностей, а значит, конфликты, споры, полемика должны стать нормой жизни. Сергей в чем-то соглашался, где-то возражал и никак не мог отделаться от чувства напряженного ожидания. А Сашка все говорил и, казалось, не будет конца его философствованиям. И тогда Сергей не выдержал. Всю последующую неделю он упрекал себя за эту неоправданную вспыльчивость. Ведь умение молчать всегда было его козырем.
Сашка взял верх, Сашка перехитрил его. Весь этот разговор о жизни, это неудержимое словоблудие оказалось ловко рассчитанной игрой.
— Зачем ты приехал?
Вопрос не очень вязался с тем, о чем только что говорил Сашка, однако он легко справился с замешательством и невозмутимо ответил:
— По делам.
Сергей понял, что совершил ошибку, однако останавливаться было поздно.
— И встретился со мной ты тоже совершенно случайно?
— Отчасти, — ответил Сашка и очень спокойно посмотрел ему в глаза.
— Вот как. Тогда чем могу быть полезен?
— Ничем. А впрочем, нет. Где работает Лена?
— Это еще зачем?
— Так. Чисто человеческий интерес.
— Ах чисто человеческий. Тогда постарайся найти иной источник информации.
— Боишься?
— Кого, тебя?
— Нет. Нас.
— Собачий бред. Она дома с ребенком.
— Сын, дочь?
— Сын.
— Поздравляю. Пусть наши дети будут лучше нас.
— Послушай…
— Руки, Сережа, руки. Между прочим, у меня новый костюм. Прошу с этим считаться?
— Что вам от меня нужно?
— Нам? Ничего. Милый и теплый разговор — моя собственная инициатива, не больше.
— Врешь.
— Даю слово.
— Не понимаю зачем? Прошли два года.
— Ты неточен. Раньше у тебя была лучше память. Год и одиннадцать месяцев.
— Может быть. Ну и что?
— Ничего. В воскресенье возвращается Николай.
— Ах, вот в чем дело. Это следует понимать как предупреждение?
— Нет, информация. Обычная информация. Ты же никак не догадаешься спросить: «Ну, как там у вас?» Вот я и решил… Может, тебе будет интересно узнать.
— Да, очень интересно.
— Я так и думал. Ну, будь здоров. Привет от всех нас супруге. Надеюсь, ты не забудешь его передать?
Сашка ушел. А он еще очень долго стоял среди захламленного пустыря. Без каких-либо мыслей, желания, стоял просто так. С каким-то тупым безразличием смотрел прямо перед собой в грязно-желтые сплетения травы. Уехал ли Сашка сразу или еще какое-то время был в городе, Сергей не знал. Да и думать об этом ему не хотелось. Чем больше он убеждал себя в случайности их встречи, несерьезности, а еще лучше, кажущейся озлобленности их разговора, тем определеннее становилось ощущение беспокойства и страха, которое лишь иногда тускнело, но уже не могло исчезнуть совсем. Чего именно он боялся и был ли это истинный страх, какая разница? Всю неделю его мучали сомнения. Стоит ли вообще о их встрече рассказывать Ленке? Временами он уже готов был это сделать, но вдруг в самый последний момент передумывал и тогда начинал непривычно для себя суетиться, говорить что-то невпопад. Лена удивленно смотрела на него, пожимала плечами и растерянно говорила: