– Ты испугалась.
– Ты чертовски прав, так оно и было. – Она наклонилась вперед, положив руки на колени. – Почти десять лет я пребывала в убеждении, что ты все это сделал. Все указывало только на тебя. Естественно, когда Куинн описала тебя, я испугалась.
– А теперь?
Она молча смотрела на него. В ней происходила некая внутренняя борьба. Какой бы усталой и чумазой она ни выглядела, для него она никогда не казалась более прекрасной, чем сейчас, омытая медным блеском пламени.
– На тебя напали, – тихо сказала она. – Сожгли твой дом и бросили тебя, посчитав за мертвого. Это выглядит как факт. У меня возникает вопрос, почему это случилось. Это заставляет меня сомневаться в показаниях людей, которые свидетельствовали, что ты поехал на север. И мне непонятно, как быстро распространились новости о твоем возвращении. Это могло случиться лишь в том случае, если люди заранее созвонились друг с другом. Я вынуждена сомневаться в моем доверии к Адаму.
Она сделала глубокий вдох.
– Ты предлагаешь мне поверить, что добропорядочные горожане, мои друзья, могут нести ответственность за жестокое изнасилование и убийство? Что эти отцы, сыновья, братья и мужья все эти годы хранили преступную тайну, а теперь хотят остановить тебя, чтобы ты не разоблачил их? Как ты думаешь, Джеб, что я чувствую по этому поводу? – Ее голос пресекся, глаза блеснули в отраженном свете.
– Если это правда, то ответственность лежит и на мне. Значит, я должна была верить в тебя, быть на твоей стороне и бороться за тебя. Что я с самого начала должна была доверять моему сердцу и моей интуиции. – Она ненадолго замолчала, борясь с собой, потом прошептала: – Мне жаль, Джеб. Мне очень жаль, что мы поссорились в тот вечер. Что я говорила нехорошие вещи, хотя на самом деле так не думала. Что тогда я осталась с Трэем.
– Ты ведь спала с ним, да? Ты потеряла свою девственность в ту ночь?
Боль и раскаяние, исказившие ее лицо, тронули его сердце.
– Эй, – тихо сказал он. – Тебе было восемнадцать лет. Все мы были молоды и совершали ошибки.
– Откуда такое великодушие, черт побери? – резко спросила она. – Мы посадили тебя в тюрьму. Мы украли годы твоей жизни.
– Знаешь, что сейчас имеет значение для меня? То, что ты веришь мне.
Рэйчел вскочила на ноги, подошла к окну и посмотрела на озеро, скрестив руки на груди.
– Я не знаю, что делать, – призналась она. – Все, о чем ты говорил, звучит разумно, но тогда их слова тоже казались разумными.
Она надолго замолчала, и внутри слышались лишь треск пламени, свист ветра, плеск волн на причале и отдаленный рокот вертолетов, боровшихся с пожаром.
– Мой дед часто говорил о банальности зла, – наконец сказала Рэйчел, глядя в окно. – Это выражение ввела в оборот Ханна Арендт, немецко-американский философ и историк, которая разработала теорию тоталитаризма. Она употребила его в своей программной статье в начале 1960-х годов, где было сказано, что все великие злодеяния в истории – в том числе Холокост – совершали не фанатики или человеконенавистники, а обычные люди, выполнявшие задания своего правительства или государства. Они участвовали в злодеяниях, считая свои поступки совершенно нормальными.
Немного помедлив, она повернулась к нему.
– Тогда я верила властям: полицейским, законникам, родителям и уважаемым людям из Сноу-Крик. Я доверяла им. Поэтому я приняла на веру их утверждения о твоей виновности. Я пошла у них на поводу. И мне тошно от того, что я… что мы могли так ошибаться.
Она подошла ближе и уселась на кофейный столик перед ним. Так близко, что он мог прикоснуться к ней.
– Ты был прав в одном, – тихо сказала она. – Мы оба хотим одного и того же. Я хочу, чтобы Куинн оставалась в безопасности. Но теперь мне нужна еще и правда. Мне нужны доказательства. Сегодня ночью кто-то пытался убить тебя и устроил пожар. Я хочу знать, кто и почему это сделал, но на этот раз я не попадусь в ту же самую ловушку. Я не поверю ничему, пока не смогу лично убедиться в этом. – Их взгляды встретились. – Я собираюсь помочь тебе, Джеб, но я сделаю это ради себя. Ради Куинн, ради Софии и Питера. Ради семьи Цукановых.
– Нет, – сказал он. – Ты должна отойти в сторону. Не хочу, чтобы ты участвовала в этом.
Рэйчел фыркнула.
– Я уже участвую в этом. Посмотри на нас с тобой. – Она отпила глоток воды из бутылки. – Ты сказал, что уже договорился об интервью с Кэсс Руссо?
– Да, вчера.
Она облизнула губы и завинтила крышку бутылки.
– Кэсс не упоминала об этом. Где и когда?
– В салуне «Шэди Леди». В час скидок, когда приходит больше всего жаждущих туристов и местных жителей. Я собираюсь публично объяснить ей причину моего возвращения. И для начала я упомяну имена четырех лжесвидетелей, чтобы они оказались у всех на виду.
– Тогда нас могут привлечь за клевету.
– Нет, если все сделать правильно. Никто не может оспорить, что Клинт, Леви, Зинк и Люк дали свидетельские показания. Это содержится в публичных документах. Есть факт, что мой приговор был отменен, так как судья посчитал, что меня осудили несправедливо. Есть факт, что я не поворачивал на север, так как я знаю, что не делал этого. Значит, те, кто утверждал обратное, солгали. Я собираюсь заявить об этом. Я дам понять, что кто-то в этом городе скрывает правду и не дает членам семьи Мэрили добиться справедливости и завершить следствие о ее исчезновении. Если среди лжесвидетелей есть невиновные люди, они могут сломаться под давлением общественности и начнут закладывать друг друга, чтобы спастись самим. Это моя цель: хорошенько встряхнуть их клетки, пока что-нибудь не выпадет наружу.
– Ты должен понимать, что у меня есть право вето.
Джеб смерил ее взглядом.
– Тогда люди начнут спрашивать, почему ты тоже хочешь заткнуть мне рот. Ведь ты тоже свидетельствовала против меня и сообщила суду то, о чем я не говорил никому на свете, кроме тебя.
Ее глаза вспыхнули, на бледной шее быстро запульсировала голубая жилка.
– Джеб, я…
Он поднял руку.
– Я уже понял. Банальность зла и так далее. Ты верила им. Ты чувствовала себя обязанной рассказать им, что я сделал. Что я был склонен к насилию, и что моя мать покрывала меня.
– Они давили на меня.
Молчание, наполненное воспоминаниями о прошлом, тяжело повисло между ними. Рэйчел тяжело вздохнула и откинула со лба прядь волос, открыв полоску медицинского пластыря над бровью.
– Откуда у тебя этот порез? – спросил он.
– Куинн ударила меня, – с заминкой ответила она.
– Почему?
– Не имеет значения.
– Рэйчел…
– Я же сказала, что это неважно!
Напряжение было гнетущим; она ощущала его неистовое желание больше узнать о своем ребенке. Для него ее разногласия с Куинн имели важное значение; ему было не все равно. Но он понимал, что сейчас не время выяснять отношения. Сначала он собирался разобраться с людьми, оболгавшими его в суде.
– Расскажи мне об этой четверке, – попросил он. – Я читал в газетах, что Люк погиб в Конго. Есть что-то новое?
Она покачала головой.
– Он работал в группе по разминированию, которая подверглась нападению местных повстанцев. Никто не выжил. Адам и его мать тяжело восприняли это. Вскоре она вышла в отставку, а теперь страдает от деменции. Тем временем Адам оставил службу в конной полиции и переехал сюда вместе с семьей. Он дослужился до заместителя начальника полиции Сноу-Крик.
– Кто его начальник?
– Главный констебль Роб Макин. Думаю, он порядочный человек. Он мне нравится.
– А Макин, в свою очередь, отвечает перед управлением полиции округа.
Она раздосадованно вздохнула.
– Ладно, я вижу, к чему ты клонишь. Да, перед гражданским управлением полиции. Хол Бэнрок, отец Леви, входит в состав гражданского совета, как и мэр города.
– Леви тоже лгал на суде, – заметил он.
Она не ответила.
– Ты сказала, что Адам переехал сюда вместе с семьей. На ком он женат?
– На Лили Галлахер. Ты помнишь ее по школьному времени?
– Да. Тихая, красивая девочка.
– Какое-то время она работала в розничной торговле, но теперь сидит дома и занимается детьми. У них двое мальчиков восьми и пяти лет: Тайлер и Микки. Похоже, это счастливый брак.
– Как насчет Леви?
– Он теперь воротила лыжного бизнеса, управляет горнолыжными трассами и курортными заведениями. Тоже женат, имеет маленького ребенка.
– А Клинт стал начальником пожарной части?
– Он недавно получил это повышение. Женился на своей беременной подруге Беппи и поступил в армию примерно в то время, когда ты отправился в тюрьму. Но после миротворческой миссии в Сьерра-Леоне он вышел в отставку и вернулся в Сноу-Крик, где стал работать в пожарной службе. У них три дочери, и теперь они живут на небольшом ранчо в Пембертоне.
Рэйчел потерла колено, встала и подошла к окну с видом на озеро. Взгляд Джеба медленно скользнул вверх по ее ногам к заду, обтянутому плотно облегающими джинсами. Несмотря на боль и на его нынешнее положение, в нижней части его живота шевельнулось желание. Нет, он отчаянно хотел ее. Медленный, тлеющий огонь желания накапливался и разгорался в глубине его существа с тех пор, как он снова увидел ее перед школой. Этот огонь никогда не угасал, но теперь жарко воспрянул к жизни.
Она оглянулась на него через плечо, и золотистый свет очертил ее профиль. У него болели ребра и пересохло во рту. Он отхлебнул ледяной воды, потом жадно допил бутылку.
– Расскажи мне о Трэе, – сказал он.
Ее плечи заметно напряглись.
– Он не был одним из этой четверки. Он видел то же самое, что и я: как ты уезжал из карьера с Мэрили и Эми в твоем автомобиле.
– Он дружит с тремя из тех, кто остался. Теперь они держатся друг за друга.
– Он не единственный, кто водит близкую дружбу с ними, – недовольно заметила она.
– Что между вами произошло, Рэйчел?
– Это не имеет отношения к делу. – Ее тон ясно показывал, что продолжения не последует. Либо она полностью доверяла Трэю, либо сохранила какие-то чувства к нему.