Он хотел, чтобы Габи знала — все сказанное останется между нами.
Пока.
Ребенок все изменит. Виолетту ждет еще больше работы, но Алим надеялся, что к концу этой поездки Габи останется уверенной, что о ней и ребенке позаботятся.
С тех пор как он узнал о декретном отпуске Габи, он пытался узнать все возможное и использовал все свои контакты, чтобы собрать информацию. Это было неожиданно сложно.
Габи не работала на «Гранде Лючию»; однако он смог подтвердить, что она уходила в декретный отпуск. Недавние записи камер слежения в фойе отеля зафиксировали ее вместе с женщиной, которая вручала ей ребенка. Алим смотрел зернистую запись, задержав дыхание; он увеличил кадр в бессильной попытке получше посмотреть ребенка.
Его ребенка!
Его охватило отчаянное желание защищать это маленькое существо, хотя он даже не знал еще, мальчик это или девочка.
И судя по молчанию Габи, она не собиралась его просвещать.
— У нас есть что обсудить, — сказал он.
Но Габи покачала головой:
— Мне нечего тебе сказать.
Он мог бы заявить, что это неправда, но решил дать ей время. Конечно, она в шоке и сердится…
— Почему бы тебе не переодеться? — предложил он, указывая на занавес, отгораживающий часть шатра.
— Зачем?
— Прими ванну, переоденься, потом поговорим.
— Алим, я в ловушке в пустыне, куда меня заманили против моей воли. А ты ждешь, что я стану переодеваться во что-нибудь поудобнее?
— Мне не нравится этот костюм, — пожал плечами Алим. — И насколько я помню, тебе тоже.
Она осталась на месте.
На самом деле у нее не было более удобной одежды с собой; только пижама, второй ужасный костюм и узенькая юбка и топ. Она собиралась второпях.
— У меня есть только костюмы.
— Уверен, что там найдется альтернатива. — Он снова указал на занавес, но она все равно не сдвинулась с места.
— Габи, ты не в ловушке. Если хочешь, чтобы я вызвал вертолет, только скажи.
Но Габи не стала этого просить. Развернувшись, она прошла туда, куда указывал Алим, и отодвинула тяжелый бархатный занавес. И как будто оказалась внутри гигантской ювелирной шкатулки. Стены были обтянуты плотным красным бархатом, который она не могла не погладить; украшенные камнями светильники свисали с потолка. Это была настоящая экзотическая сокровищница. А в середине стояла огромная, великолепно убранная кровать.
На ней лежал темный халат. Цвет различить было нельзя в полумраке, но ткань была такой же мягкой, как бархатные стены.
Столик у кровати был полон флаконов; Габи взяла один из них и вдохнула мускусный аромат. И увидела свое отражение в большом зеркале с позолоченной рамой.
Она выглядела ужасно. Волосы растрепаны и полны песка, тушь стекает по щекам.
Любопытство заставило ее заглянуть за ширму в стороне. Освещение там было неярким, еще более приглушенным, чем в остальном шатре; но она видела глубокую и почти полную ванну. Габи опустила в нее руку, ожидая, что вода будет холодной.
Но она ошиблась. Ее пальцы нашли маслянистое тепло. В недоумении она вернулась к Алиму.
Он раскинулся на подушках, опираясь на локоть, и казался совершенно не затронутым ее гневом.
— Ты сказал, что здесь никого нет.
— Так и есть.
— Тогда кто наполнил ванну?
Он улыбнулся в ответ на ее подозрительный взгляд.
— Я.
— Ты?!
— Вода поступает прямо из горячих источников; я добавил масла, которые должны помочь расслабиться.
По ее телу пробежала дрожь, но приятная, от мысли о том, как Алим в одиночестве готовил шатер к ее прибытию. Но расслабляться она не собиралась.
— Халат тоже ты сам выбрал?
— Нет, — ответил Алим, — это была Виолетта.
— Значит, она выбирает одежду для твоих шлюх?
— Виолетта приложила много усилий, чтобы обеспечить нам комфорт и уединение. Когда будешь готова, мы поужинаем.
— Я ела в самолете.
— Значит, торопиться некуда.
Габи давно не слышала этих слов; в ее днях никогда не хватало минут, чтобы все успеть. Время на то, чтобы неторопливо переодеться к ужину, уже казалось наградой само по себе.
Она хотела сказать что-нибудь ядовитое, из принципа, но ничего не приходило в голову. Она могла бы повторить, что оказалась здесь вопреки своему желанию; но по правде говоря, она желала здесь быть.
— Габи. — Алим пытался поймать ее взгляд, но она не позволила. — У нас остались незаконченные дела.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Хочешь сказать, что ты обо мне не думала? — спросил Алим.
— Я приложила для этого все усилия.
— Успешно?
Нет.
Молчание выдало ее ответ. Но к ее удивлению, Алим сказал:
— Мне тоже не удалось.
Она встретила его взгляд и увидела в нем желание; хотя она и сердилась, но не могла не испытывать облечения. Алим явно хотел снова ее увидеть.
Габи страдала не только потому, что их роман закончился так внезапно, но и потому, что он остался незавершенным. Столь многое осталось без ответа.
В прошедшие месяцы она как будто постепенно сходила с ума. Не только из-за беременности; она снова и снова переживала проведенную ими вместе ночь, и утро после нее, словно фильм, прокручивалось у нее в голове — и анализировала каждую секунду, пытаясь понять, что пошло не так.
Она хотела это узнать.
И поэтому теперь развернулась и ушла в ванную.
Провожая ее взглядом, Алим был рад расстоянию, потому что возникавшее от ее близости темное искушение не способствовало разумному разговору. В прошедшие месяцы он убеждал себя, что смотрит на проведенное вместе время через розовые очки и что воздержание обостряет его чувства.
Но это было не так.
Когда за Габи опустился занавес, шатер окончательно превратился в будуар. Она вернулась в полумрак пещеры с ванной. Сняла костюм, потом белье; у нее не было ощущения, что нужно торопиться, что ее кто-то побеспокоит. Конечно, не было ни дверей, ни запоров; но пространство было настолько женственным, что она не сомневалась — оно приготовлено для нее.
Габи вошла в воду.
Она понимала, что это пустынное королевство в миниатюре создано как любовное гнездышко. Но сегодня любви не будет. Гнев на Алима за то, что он обманом ее привез сюда, только обострился; ее кровь бурлила и жаром прокатывалась по венам… по груди и паху…
Она выбралась из ванны; полотенец вокруг не оказалось, но Габи не собиралась ничего просить у Алима. И не стала натираться оставленными маслами, подкрашивать губы или глаза. Она только расчесала волосы серебряным гребнем и накинула халат на влажное тело. Пурпурный бархат льнул к коже.
Она могла отрицать, что желает Алима, но отражение в зеркале говорило правду. У нее блестели глаза, щеки зарумянились; она выглядела так, словно только что кончила. Или вот-вот кончит.
Алим ждал ее у низкого стола. Когда Габи вышла, ткань одежды соблазнительно облегала ее тело, волосы падали одной влажной волной на правое плечо, вода капала на грудь.
— Не стоило прикладывать столько усилий, — сказала она саркастично, садясь напротив.
— Почему нет?
— Я имела в виду, — резковатым тоном сказала Габи, — что Виолетта хорошо поработала.
— Все блюда выбрал я, — ответил Алим, наливая прозрачную жидкость в ее бокал из украшенного камнями кувшина. В воздухе разнесся цитрусовый запах. — Виолетта проследила, чтобы он был приготовлен как можно лучше. А я накрыл стол, пока ты принимала ванну.
Судя по ее взгляду, она не верила ни единому слову.
— Мне кажется, ты не понимаешь, что здесь нам гарантировано уединение, — сказал Алим, предлагая ей кушанья. — Женщины здесь не для работы.
Габи разломила пирог: он был полон сочного мяса и спелых зерен граната. Габи понимала его слова, но не собиралась поддаваться соблазну.
— Почему? Потому что ты не хочешь, чтобы они устали до секса?
Алим медленно улыбнулся, и Габи забыла на секунду о его власти; они словно снова оказались в «Гранде Лючии».
— Или для беседы, — сказал он. — Или для того, чтобы в ясную ночь лежать на песке и смотреть на звезды. Есть много причин приехать в пустыню, кроме секса. Давай посмотрим на них?
Габи выдохнула. Он уже не в первый раз так делал; стоило ей взять над ним верх, как он переворачивал ситуацию с ног на голову. Секс был проще, чем беседы.
— Мы давно не разговаривали, — начал Алим.
— По-моему, нам нечего обсуждать. — Габи улыбнулась, но приятного в этой улыбке не было. — Кроме причины моего приезда — твоей свадьбы. — Горькая улыбка растаяла; в это мгновение она чуть не сломалась и не выдала свою боль. — Как ты можешь быть таким жестоким!
— Габи, ты здесь не для того, чтобы планировать мою свадьбу. Я это выдумал, чтобы побыть с тобой наедине.
— Значит, ты разрушил мою карьеру, потому что захотел поговорить?! Что скажет Бернадетта, когда я вернусь домой без контракта?
— Ты что-нибудь придумаешь.
Габи уставилась на него в гневе, губы у нее скривились.
— Ты знаешь, насколько для меня важна работа!
— И поэтому я уверен, что ты что-нибудь придумаешь. Кстати, как дела? — надавил он. — На работе?
— Как и раньше. — Габи выбрала сочную фигу. Но с началом вопросов ее аппетит прошел, и она просто играла с едой.
— Все еще плотный график? — спросил Алим, хотя и знал, что она вернулась из отпуска.
— Очень.
Он понял, что Габи не собирается рассказывать ему про ребенка. Он был практически уверен, что это его ребенок, но должен был убедиться.
— А как твои дела вне работы?
Габи безрадостно усмехнулась, прежде чем ответить:
— Ты лишился всякого права задавать вопросы о моей личной жизни.
— Ты кого-нибудь встретила? — спросил Алим. — Поэтому тебе здесь некомфортно?
Она только что отправила кусочек фрукта в рот и теперь торопливо сглотнула, спеша ответить.
— Мне здесь некомфортно из-за того, что ты со мной сделал, — сказала она, чувствуя слезы на глазах. Она бы хотела предложить более изысканный ответ, но правда заключалась в том, что тем утром он обрек ее на ад. — Не все из нас выскакивают из одной постели и сразу ныряют в другую. Ты причинил мне много боли, Алим. Я понимаю, что той ночью ты просто занимал время от скуки…