– Вита, – муж осторожно подбирал слова, – знай, что у нас принято особенное отношение к детям. Их любят, их оберегают и до определенной поры о них заботятся. Что бы ты ни думала об отце, не сомневайся, что ты была дорога ему. А что до его отношения… Значит, он полагал, что незнание будет для тебя полезнее. Верь, что у него были благие намерения. Ведь он не мог не чуять в тебе своей крови.
Столь неожиданный взгляд на ситуацию застал меня врасплох. Опыление моруса, которым я занималась, было временно забыто, я застыла, невидящим взором уставившись на фиолетовый цветок, вспоминая прошлое, анализируя… Получается, я заблуждалась, когда думала, что пренебрежение отца исходило от того, что я «уродилась» в маму? Он из всей команды пиратского звездолета один и знал, что кровь старха я все же унаследовала. Но всегда сторонился меня и никакого тепла или родственных чувств не проявлял. Мама любила, да. Пока была жива, старательно оберегала меня, воспитывала и заботилась, насколько позволяли условия. В основном наша с ней жизнь проходила внутри маминой клетушки-каюты, покидать которую мне редко разрешалось. К отцу мама всегда уходила одна, запирая меня у себя. А когда она покинула мир, я при молчаливом безразличии команды так и осталась жить в той клетушке. От отца никакой поддержки и утешения не было. Только и сделал, что смирился с тем, что я в помощники набилась.
А мне было страшно и трудно – подростком остаться одной на звездолете, где никому была не нужна. Боялась стать нахлебницей, когда и так часто не хватало еды. Вот и жалась к нему, инстинктивно ища защиты, по-детски надеясь на поддержку.
А поддержки не было. Для него я всегда была пустым местом, даже по имени редко звал, чаще: «Эй, ты, подай мне…» И я подавала нужное, стремясь хоть как-то оправдать право быть рядом. Сначала прокрадывалась в отсек, где он трудился, всегда что-то чиня или сооружая, и тихонько забивалась в угол, наблюдая, радуясь уже тому, что не гонят. Но даже ребенком понимала, что не нужна ему. Потом стала помогать – что-то приносить, уносить. И всегда наблюдала. Так и научилась многому. Не всегда зная, почему и как выходит именно так, но информацию усваивала как данность: в конкретном случае – надо сделать так-то. Со временем у меня что-то начало получаться, мне даже стали поручать самостоятельно разобраться с мелкими поломками. И у меня даже появилась надежда, что смогу заслуженно получать свою долю пропитания. А потом отец погиб… В одном из рейдов его ранили в спину… смертельно. И он ушел из жизни, так и не сказав мне ни одного ласкового слова. Именно с того момента в моей жизни начался истинный ад.
Можно ли согласиться со словами Рида, что все это жестокое безразличие было ради моего блага? Что отец не был равнодушен ко мне, что думал о моем будущем? Не знаю. Сейчас это уже не выяснить, но представить подобное я была не в состоянии.
– Думаю, мой отец был исключением из правила, – жестко сказала я мужу, впервые с нескрываемой горечью честно признавшись в положении вещей. – Для него я ничего не значила.
– Ты ошибаешься. – Рид одним движением шагнул ближе и, прижав меня к себе, уткнулся в волосы. – Ты значила для него то же, что и для каждого отца его ребенок. К тому же единственный, к тому же такой…
– Но почему… почему тогда он никогда… – Не сдержавшись, я разревелась, кажется впервые позволив себе выплеснуть ту боль, что скрывала в душе даже от самой себя.
– Тшш… – Муж обнимал меня за трясущиеся от рыданий плечи и тихо баюкал, утешая. – Просто верь в то, что он любил тебя и хотел для тебя лучшей доли. Возможно, исходил из собственного неудачного опыта, потому и поступал неверно. Но никто из нас не застрахован от ошибок. Его мотивов теперь не узнать, но ты это прими как данность: твой отец тебя любил!
Я не удержалась от нервного смешка, на миг прервавшего поток слез, настолько в стиле моей жизни прозвучал совет, настолько грустным и реалистичным он был.
Больше мы на эту тему говорить не будем, решила я для себя. Прошлое не изменить, а потому бессмысленно о нем и переживать. Надо жить будущим! Ведь я теперь тоже отношусь к потоку левиоров.
Следующую неделю мы с Ридом провели в нервном ожидании. Какой оборот примет ситуация с Зулом, предугадать было невозможно, а оттого тревога просто съедала. Муж, по моему наблюдению, вообще не спал, и день и ночь где-то пропадая, появлялся урывками, чтобы поесть. Я, понимая, что он переживает за друга, которого втянул в опасную авантюру, с вопросами не лезла. И хотя любопытно было узнать, где и чем он занят, стоически помалкивала. Но ночами, без ставшего уже привычным и необходимым присутствия мужа, спать было трудно, а мысли становились тревожными и одна другой невероятнее, нашептывая мне кошмарные варианты развития событий. Я все надуманные ужасы от себя гнала, стараясь не терять надежды, и мысленно желала Зулу успеха. В какой бы форме он ему ни понадобился.
И вот по прошествии недели с момента появления сигнала я вновь в одиночестве лежала в постели, когда уже глубоко за полночь, судя по часовому табло, услышала, что дверь в нашу комнату открывается. Рид! Может быть, решил отдохнуть хоть немного? И я уже собралась вскочить, но была остановлена фразой мужа:
– Вита, у нас гость! – И столько торжества и облегчения прозвучало в его голосе, что я сразу поняла, КТО был этим гостем. Но… как?!
Быстро спустив ноги с кровати, потянулась за одеждой, радуясь, что спальная зона стеной отделена от основной части комнаты.
– Я сейчас, – уже натягивая платье, предупредила мужа, прислушиваясь к шорохам возле двери. И холод! Его опаляющая неприятной дрожью волна меня уже коснулась.
Слетев по ступенькам, оказалась в общей части нашей комнаты и сразу увидела Зула! Уфф!!! Сердце подпрыгнуло в восторге – не представляю как, но он явно справился. Оба старха стягивали с себя меховые костюмы, в которых находились на поверхности планеты. И оба были живы, здоровы и абсолютно счастливы! Сомнений в этом не было – лица мужчин просто светились от ликования. Не зная, как поступить – хотелось накинуться с вопросами, но уверенности, что сейчас это уместно, не было, – застыла, вопросительно наблюдая за стархами. Зул практически сразу перевел взгляд на меня, потянул носом и, уважительно хмыкнув, поприветствовал:
– Теса Тшехар! Рад видеть полной сил.
Смущенно заулыбавшись, я от души и с абсолютной искренностью ответила:
– Я тоже безмерно счастлива вас лицезреть, капитан!
Зул хохотнул и присел, чтобы разуться.
– Витара, – позвал меня Рид, – сходи, пожалуйста, раздобудь нам что-нибудь поесть, только не шуми, чтобы не будить остальных.
Обрадованная хоть какой-то возможностью быть полезной, выскочила из комнаты, устремившись в направлении кухни. Похлебка должна была остаться, ведь муж сегодня ни обедать, ни ужинать не приходил. Не обнаружив там жбана с едой, догадалась, что Гриф унес остатки на ледник. Придется Рида звать, мне самой спираль не активировать, чтобы им похлебку подогреть. Достав хлеб, поспешила за похлебкой. Но, вернувшись, с удивлением обнаружила на кухне Грифа, который с уже раскаленной спиралью поджидал меня.
– Не спалось, а тут Зула учуял, – пояснил он мне в ответ на некоторую растерянность, вызванную фактом его нахождения тут.
И все, наш угрюмый повар был себе верен: с расспросами не лез и ненужного любопытства не проявлял. Мы дружно организовали сытный ранний завтрак, состоящий из двойных порций похлебки, большого количества хлеба и горячего питья, после чего горбатый старх отправился досыпать, а я понесла еду мужчинам. В комнате за столом обнаружился уже переодевшийся муж, что-то фиксирующий в своем персональном устройстве с заметками.
– Зул моется, – перехватывая у меня поднос, сказал он.
Я понятливо кивнула и, прежде чем успела открыть рот, услышала:
– Зул у нас спать останется. Я ему тюфяк принес, он в дальней комнате поспит. – Муж кивнул на пустую пока комнату, запланированную нами под детскую.
Подобный допуск предполагал абсолютное доверие, и поспешила к шкафу за постельным бельем, решив приготовить долгожданному гостю максимально удобное ложе. Когда я, все сделав, вернулась, оба старха уже налегали на похлебку, активно работая ложками и что-то обсуждая. Тихонько присев на лавку рядом с мужем, принялась слушать.
– Так что теперь принимай меня в команду, – со смехом говорил наш гость. – Пришлось с местом расстаться, кто бы еще согласился на Иволон транспорт гнать.
– Обязательно. Вот и будешь транспортировкой заниматься, где еще лучше капитана найду, – серьезно пообещал муж. – И семью привезешь, и брата.
– Ты не забудь, что две цистерны гелия-3 родителям Луданы теперь должен. Если б родные со стороны жены с накопителями не помогли, не знаю, как справился бы. Только благодаря экрану проскочил. Кордон серьезный, не ожидал даже после такой массовой и устрашающей огласки и спустя полгода. И вооружение сильное у крейсеров, и больших военных звездолетов пять засек. Так что или о моем появлении знали (Рид категорично качнул головой!), или так вас ответственно стерегут!
Я была поражена услышанным.
– А как… – хотела задать я вопрос, привлекла к себе внимание стархов, запнулась, но продолжить пришлось: – Как же теперь корабль? Экранирующие щиты же долго не выдержат, и его сразу засекут на поверхности планеты. А тогда они будут в курсе…
– Нет, – успокаивающе сжав на миг мою ладошку, улыбнулся муж, – как только Зул приземлился в обозначенном квадрате, я раскрыл на максимум крышку, укрывающую ближайший к поверхности ангар, где цистерны с гелием-3 собираем для сжижения. Он туда и перелетел. Так что корабль укрыт и экранирован полем уже наших защитных систем. Его не засечь, о нем не узнают. О том, что Зул у нас, – тоже. Даже Громену и Эльзане об этом не говори, а наши тоже не скажут.
В упомянутом ангаре я была один раз, на следующий день после ярмарки. Там было так же невыносимо холодно, как и на поверхности, а масштабностью сооружения я была потрясена и озадачена. Еще тогда муж, заметив мое непонимание, пояснил, что помещение предназначено для очень большого скопления там цистерн с топливом и любых переместительных маневров с ними, плюс туда должен свободно помещаться небольшой корабль, их вывозящий. Я тогда подумала, что речь идет о транспортировщике гильдии…