ра. Оразгелди тогда встал на защиту Гуллара, сказав: «У туркмен не принято отнимать очередь у старшего. Вначале должен жениться Гуллар!» И тогда в этом доме вместо одной сыграли сразу две свадьбы. И с тех пор, понимая, не вступись Оразгелди тогда за него, неизвестно, была бы у него сейчас своя семья, всегда с уважением относился к нему и старался выглядеть в его глазах приличным человеком.
Залаяла собака, сторожившая отару, все подняли головы и увидели, как по дороге в их сторону скачет на коне гонец сельсовета. В это время стригали собирались достричь лежавшую перед ними овцу, чтобы затем пообедать. В котле варилось чекдирме – мясо, и его аппетитный запах разносился по всей округе. Уже булькала, закипая, вода в нескольких стоящих на краю костра тунче.
Приблизившись к стригалям и поздоровавшись с ними, джигит, оттирая со лба пот, всем своим видом показывал, что приехал с известием. И без того было понятно, что он, проезжая мимо, не свернул к ним для того, чтобы поинтересоваться их делами. Уставившись в лицо Оразгелди, джигит озвучил сообщение:
– Оразгелди ага, сельсовет просил вас зайти к нему.
– А зачем я понадобился сельсовету?
– Этого я не знаю, ага.
– Ну, раз просил зайти, придётся навестить его. Вот сейчас пообедаем, а потом вдвоём и поедем. Ты тоже слезай с коня, поешь с нами, говорят же, «На сытую голову богатство валится».
Продолжая вытирать пот с лица, джигит возразил:
– Да, нет, Оразгелди ага, я поеду. Ещё одни из единоличников вроде вас, Говшуты, тоже сейчас на стрижке находятся, я должен и их известить, сельсовет их тоже зовёт к себе.
Во время обеда Оразгелди озабоченно размышлял, что значит известие, которое принёс гонец. «Интересно, для чего сельсовет вызывает меня к себе? Юноша говорил ещё про единоличников Говшутов. Может, они ещё что-то хотят сказать про единоличников?». Недавно до него дошёл слух, что власть собирается увеличить взимаемый с единоличных хозяйств налог. Вспомнив об этом сейчас, он подумал, что слухи становятся реальностью, что Ягды зовёт их для того, чтобы сообщить об этом решении властей. Пообедав и наскоро выпив пиалу чая, он спешно засобирался, чтобы как можно скорее выяснить, для чего его позвал Ягды сельсовет…
Взяв человек десять-двадцать из колхоза, сельсовет Ягды дня за три-четыре до Оразгелди пригнал сюда принадлежавшую колхозу отару овец для стрижки.
Прибыв сюда, сразу же поставил для себя юрту не далеко от стригалей. Он в основном обитал здесь, время от времени навещая стригалей, чтобы посмотреть, как у них идут дела. Он любил собирать у себя таких же представителей власти и знатных председателей из соседних колхозов, как и он, наблюдавших за ходом стрижки, и устраивать шумные пирушки. Именно в этих целях он поставил здесь юрту. Застелив юрту отнятыми у баев коврами и паласами, а вход в кибитку занавесив ковром, он изображал из себя хана. А когда представители соседних колхозов приехали по его приглашению говорили о нём с восхищением: «Ягды умеет руководить сельсоветом, посмотрите на него, настоящий бек!», он услышав похвалу искренне радовался этому и всегда старался быть достойным этой похвале перед начальством и другими.
Подъехав близко к стоящей на вершине холма юрте где расположился Ягды, Оразгелди в сторонке слез с коня, привязал его, и после чего направился к юрте. Похоже, гонец ещё не вернулся с поручением: не видно было ни коня его, ни его самого. Перед порогом, застеленным о небольшой кошмой, в юрте стояли начищенные до блеска ягловой сапоги Ягды. Значит, он дома, видно, ждёт прибытия вызванных людей. С этими мыслями Оразгелди приблизившись к дому, хотел подать голос, спросить, дома ли Ягды, но в этот момент услышал доносящиеся изнутри приглушённые голоса Ягды, а другой голос принадлежал женщине. Оразгелди остановился. Что здесь делает женщина? Оразгелди не поверил своим ушам. Но голос прозвучал снова, причём, громче, заглушая знакомый голос председателя сельсовета.
– Да подожди же ты, парень…!
– А что случилось?
– Мне показалось, что я слышала чьи-то шаги.
– Какие шаги, откуда им взяться здесь? Стригали не посмеют подойти сюда.
– Может, это твой джигит?
– Ну и что, даже если это он вернулся?! Джигит есть джигит, рассыльный, в лучшем случае скажет: «Шурави, мне нравится попа этой женщины», похвалит тебя…
– Да он же ведь дурак, что хочешь, может сказать…
– Да ладно тебе…
Поняв, что прибыл раньше времени, Оразгелди стал тихонько пятиться, но в это время резко откинулся полог кибитки, и на пороге появилась вышедшая на разведку полноватая красивая женщина.
Увидев Оразгелди женщина убедилась, что это никакой не джигит, а совершенно чужой человек, она немного растерялась, хотела было вернуться обратно в дом, но потом, сделав вид, что не заметила Оразгелди, повернув голову набок, быстрым шагом завернула за дом. Постояв ещё немного, Оразгелди, покашливая, приблизился к дому и увидел, как только что вышедшая из дома женщина спускается с холма вниз, в долину. Чувствовалось, что ей неудобно оттого, что её застали здесь.
Оразгелди узнал её по тому, что она не носила борук, как местные женщины, а повязывала голову лёгким платком. Это была Ханума. Её имя также отличалось от имён здешних женщин. Возможно, у неё было другое имя, но поскольку Ягды сельсовет называл её Ханума, то и люди подхватили это имя. В Союнали она появилась всего два-три года назад. Разные слухи ходили по поводу её появления здесь. Говорили, что Ханума была женой одного из марыйских баев, собравшегося перейти границу. Она была другой национальности. А когда на границе возник переполох, он бросил имущество, скот и жену и бежал на ту сторону. Другие высказывали предположение, что она является тайным человеком Мамлы – начальника приграничной контрразведки, хорошо знающим о разговорах по ту и эту сторону границы. Вполне возможно, что так оно и было. А иначе чем объяснить тот факт, что большевики, возглавившие страну и наступающие на пятки баям, позволили остаться в стране жене бая, да ещё поселиться в приграничном селе Союнали? И чтобы подвести эти разговоры к общему знаменателю, народ сделал собственный вывод: Ягды выпросил Хануму у Советов, потому что она была грамотная, и он взял её для того, чтобы женщина работала с его документами. Ханума была круглолицей, среднего роста, и хотя не очень юной, но сохранившей женские прелести, с молодой крепкой грудью. Никогда прежде Оразгелди не видел её с такого близкого расстояния. А увидев, подумал: «Понятно, почему сельские парни глаз от тебя не могут оторвать!», – по-мужски оценив красоту Ханумы. Тем временем из дома донёсся грозный голос председателя сельсовета:
– Джигит, это ты?
– Это я, Ягды. Ты меня вызвал.
– А, Оразгелди, это ты? Входи, – в его голосе прозвучало некоторое беспокойство.
Войдя в дом и немного осмотревшись, Оразгелди увидел Ягды сельсовета, который лежал на просторном матрасе в глубине комнаты, опираясь на пару подушек, покручивая усы и облизываясь с видом кота, караулящего свою жертву.
Казалось бы, человек, которого застали врасплох, должен смутиться, однако на задубевшем от солнца тёмном лице Ягды ничего подобного не просматривалось. Из-за спины председателя сельсовета выглядывала вышитая женская штанина. Видно, услышав приближение чужого человека, женщина впопыхах не успела надеть нижнее белье и в спешке закинула ему за спину.
Предложив Оразгелди садиться, Ягды, видимо, заметил оставленные штаны, и чтобы прикрыть свой позор, бросил на них одну из подушек, а вторую подушку отодвинул назад, как бы освобождая место для гостя, и подсунул себе под бок. Хотя Ягды сельсовет и вызвал Оразгелди, но он не предполагал, что тот может явиться так быстро. А он вот, сидит перед ним, застав хозяина дома врасплох. В доме к свежему воздуху примешивался приятный запах женских тел с цветочным ароматом. А вообще-то Ягды, считавший Хануму своей второй внебрачной женой, и самонадеянно даже не старался скрыть её от посторонних глаз. Он был уверен в том, что большевики доверили ему судьбу села, увидев в нём надёжного человека, а потому не сомневался и в том, что ему дозволено делать всё, что захочется. И чем больше его слушались, тем больше он убеждался в своей безнаказанности.
Продолжая лежать на боку, подложив под локоть подушку, Ягды выгнулся и взял стоявшую поодаль пиалу с чаем, а Оразгелди указал на стоявший у очага укутанный чайник с заваренным чаем:
– Возьмите, там должен быть настоявшийся чай!
Это предложение пришлось Оразгелди по душе. Торопясь сюда, он после обеда не успел вдоволь напиться чаю. По пути сюда он почувствовал, как у него пересохло во рту, как хочется пить. Давала чувствовать себя чекдирме из свежей баранины. Оразгелди не пришлось долго ждать объяснений, для чего он был вызван сюда. Не успел он выпить пиалу чая, как Ягды сельсовет, глядя на собеседника широко распахнутыми глазами, приступил к разговору:
– Вчера я через нашего племянника Хангулы позвал одного из таких же, как ты, единоличников. Его зовут Берди Акы, ты его знаешь. Они тоже позади, в Яндаклы, вместе с Таганами стригут своих овец, – Ягды издалека начал. Про себя думая: «Что, если я попрошу его помочь со стрижкой колхозных овец? Как он отреагирует? Не скажет ли он как Берды Акы «В колхоз вы нас не приняли, так что пусть колхозных овец тоже стригут те, кого вы взяли в колхоз. Раз вы отделили нас, а теперь сами и справляйтесь».
Временами, пока Ягды говорил, в его глазах вдруг вспыхивал огонёк надменного недоброжелательства.
Молча слушая, пившему чай Оразгелди с самого начала было понятно, сначала куда клонит председатель сельсовета. Про себя же размышлял: «А если я скажу ему, что у нас и своей работы хватает, не придумает ли этот человек что-нибудь ещё, чтобы при случае обвинить нас? Он ведь может запросто сказать, что этот человек, то есть я, плохо относится к советской власти».
В тоне Ягды звучал неприкрытый упрёк: «Когда-нибудь, и ты обратишься ко мне за помощью, и я поступлю также, вот и рассчитаемся». И снова Оразгелди мысленно произнёс: «Но ведь Берди Ак сказал тебе то, что надо», отметив про себя, что тон Ягды становится всё требовательней, потому что он занимает такую должность, и поэтому не стал тому перечить.