Как только молоко вскипело, Джемал мама налила его в миску и протянула мужу, который сидел у сачака, собрав куски лепёшек, чтобы сложить их в молоко и съесть, когда они размякнут.
– На, попей горяченьким, чтобы внутри тебя тепло разлилось. Даст Бог, и наши мальчики могут сегодня вернуться. Во сне я всю ночь путалась в белой шерсти.
Голоса бабушки с дедом первой разбудили Огулбике. В доме было сумрачно. Акджагуль, Аганазар и Алланазар всё еще пребывали во власти сна. Проснувшись, она потянулась, и села в постели, с трудом раздирая сонные глаза. Но тут в голову девочки пришла озорная мысль. Посмотрев на спящих Аганазара и Алланазара, она стала думать, как бы их разбудить. Вот будет потеха, если я побеспокою их, подумала Огулбике. Хитро и довольно улыбнувшись, девочка посмотрела по сторонам, потом взяла в руки одну из косичек и расплетённым концом провела ее по щеке спящего брата. Аганазару это не понравилось, и он нахмурился. Затем повернулся на другой бок, чтобы ему не мешали спать. Видно, мальчик подумал, что ему на лицо села муха. Огулбике была довольна, что её озорная выходка удалась. Ей захотелось продолжения. Огулбике постоянно ссорилась с братьями, соперничала с ними. Ей ни в чём не хотелось уступать мальчишкам. Огулбике перегнулась через Аганазара и приблизилась к Алланазару. Его лица тоже коснулась концом косы. Нахмурившись, он тоже беспокоился. Девочка не видела, что сидевший за завтраком дед исподволь наблюдал за ней. «Ах, коза, опять взялась за свои проделки, смотри, как бы на кочергу бабушки не нарваться!» – думал старик. Он знал, что если сейчас подаст голос и сделает девочке замечание, Джемал мама не оставит этого без внимания, обязательно поругает её. Встретившись взглядом с дедом, Огулбике виновато улыбнулась, понимая, что тот сделал вид, что за спиной бабушки ничего не видит. Когда конец косы во второй раз попал в ноздрю мальчика, тот понял, что это никакое не насекомое и не муха. Неожиданно Алланазар резко открыл глаза. Но спросонья не сразу понял, отчего Огулбике нависла над ним. А девочка, довольная своей проделкой, прыснула и, прикрыв рот ладонью, отвернулась, как бы говоря: «Ну, как, отыгралась я на тебе?» И тут Алланазар понял, что эту игру затеяла Огулбике.
– Коза, что ты делаешь? – мальчик вскочил с места и набросился на сестру. У Огулбике было больше сил, поэтому она мигом уложила Алланазара на лопатки, подмяла под себя. Лёжа на полу, Алланазар стал звать на помощь Аганазара:
_ Акгы, оттяни эту козу за волосы!
Прежде Огулбике могла одолеть обоих мальчишек. Но прошло время, и мальчики выросли, возмужали, стали сильнее, поэтому справиться сразу с двумя было не так-то и просто. Вдвоём они могли запросто одержать над Огулбике верх.
В тот момент, когда Джемал мама обернулась, чтобы узнать, что за шум поднялся у неё за спиной, Аганазар, поспешивший на помощь брату, схватив Огулбике за волосы, пытался оттянуть её от Алланазара.
Видя, что внуки снова сцепились и тянут Огулбике за волосы, Джемал мама, не сходя с места, стала стучать кочергой по полу и ругаться:
– А ну, прекратите, пёсьи дети, а то я сейчас встану с места и обоих отхожу кочергой!
Поскольку бабушка видела только конец потасовки, обвинила в случившемся Аганазара и Алланазара. И всегда в таких случаях Джемал мама становилась на сторону поверженного, того, кто был слабее.
– Бабушка, она первой начала, – при помощи брата подняв Огулбике с пола, Алланазар пытался объяснить бабушке, что на этот раз в этой схватке виноваты не они.
Но Джемал мама верила не словам внука, а тому, что видела своими глазами.
– Чего вы никак не поделите в такую рань? И вообще, эти двое мальчишек спокойно жить не дают моей девочке…
Своим озорством Огулбике напоминала бабушке Джемал её детство, поэтому она называла её дочкой и очень сильно любила.
Лежавшая рядом с ними Акджагуль тоже встала, разняла мальчиков. Зная о проделках Огулбике, она стала ругать девочку, а потом, махнув рукой, велела:
– Убирайся, чтоб я не видела тебя здесь! – и толкнула её в спину. Глядя на девочку, которая тяжело дышала как после долгого бега, она сказала:
– Бабушка, ты не ругай мальчишек, это твоя коза что-то сделала им!
Поддержанная бабушкой, девочка покосилась на братьев и, тяжело дыша, проворчала:
– Конечно, вы вдвоём напали на меня, а вы попробуйте по одному подойти ко мне, я размажу вас по полу, и потом, за косы не дергать…
Зато Аганазар с Алланазаром сидели с видом победителей, и, довольные собой, улыбались.
Вспомнив, что всю эту схватку видел дед, Огулбике, заплетая распущенные косы, пристыженно посмотрела в его сторону.
Девочка заметила, что дед смотрит на неё с улыбкой. Поняла, что он мысленно говорит: «Ах, внученька, тебе и в этот раз удалось избежать наказания от бабушки». Радостно улыбаясь проделкам внучки, он ласково кивнул ей. Понимая друг друга без слов, дед с внучкой обменивались выразительными взглядами.
– Раз вдоволь покувыркались, теперь идите умываться, а потом садитесь рядом с дедом и пейте своё молоко! – ласковым голосом Джемал мама выпроводила мальчишек во двор.
Долгожданные стригали вернулись не в тот день, когда их ждали, а спустя ещё четыре дня поздно вечером. В разных концах села залаяли собаки, оглашая ночную тишину и извещая о возвращении людей. Лежавший возле стены кибитки Алабай, подняв голову, только раз гавкнул, а затем затрусил в сторону дороги, чтобы выяснить, отчего лают собаки и присоединиться к их хору. Оразгылыч, загрузивший коня множеством мешков с шерстью, шёл впереди, за ним на ишаке с тяжёлым грузом следовал Оразгелди.
Когда они вернулись, Аганазар и Алланазар, вдоволь наигравшись за день, крепко спали. Акджагуль и Огулбике помогли бабушке вымыть и убрать по местам использованную посуду и тоже готовились отойти ко сну. Услышав стук копыт животных, повернувших с дороги в сторону дома, Кымыш-дузчы понял, что это его сыновья возвращаются, быстренько вдел руки в рукава накинутого на плечи чекменя и перед тем, как выскочить во двор, обратился к жене, дремавшей возле очага:
– Жена, кажется, сыновья вернулись!
Обрадовавшись доброй вести и спеша своими глазами увидеть сыновей, Джемал мама вслед за мужем вышла на улицу. Оразгылыч уже был возле дома, поздоровавшись с отцом и расспросив о делах, развязывал узлы на верёвке, которой были обвязаны мешки с шерстью на спине лошади.
– Вернулся благополучно, сынок! – обрадованно воскликнула Джемал мама, после чего стала помогать сыну развязывать верёвки.
– Салам алейкум, мама, – ответил Оразгылыч на приветствие матери. Ему не понравилось, что она взялась помогать ему, нахмурившись, произнёс: – Мама, я сам справлюсь!
– Но я же хочу помочь тебе…
– Нет, мне не нужна твоя помощь! – недовольно произнёс Оразгылыч.
Оразгылыч был сильно уставшим. От его одежды исходил горьковатый запах баранов и коз. Тем временем показался и Оразгелди, ведя на поводу груженного доверху ишака. Мешков с шерстью было так много, что они возвышались над спиной ишака, напоминая гору, отчего самого ишака не было видно. Казалось, огромный кусок холма, закутавшись в густую тьму ночи, катится в их сторону.
Увидев, как родители крутились возле Оразгылыча, радуясь, как дети радуются возвращению отца с базара, он с грустью подумал о том, что чем старше отец и мать они становятся, тем больше становятся похожими на детей.
Разгрузившись, стригали помылись и пошли к родителям на ужин. Время от времени бросая взгляд на спящих детей, они сидели возле очага у расстеленного матерью сачака, ужинали и неторопливо беседовали. Когда очередь дошла до чая, Джемал мама подумала о невестках, которые лежат в своих домах в ожидании возвратившихся мужей, поэтому не захотела, чтобы мужчины засиживались за чаепитием. Не дав вволю наговориться, она стала выпроваживать сыновей.
– А теперь отправляйтесь в свои кибитки и укладывайтесь спать в свои желанные постели!
После этих слов матери Оразгелди и Оразгылыч отправились по домам.
Повидав сыновей, Кымыш-дузчы успокоился. До возвращения сыновей он думал, что, как только они вернутся, он сообщит о том, что пшеница созрела, и на следующий же день отправит на жатву. Но теперь, видя, как они устали после многодневного пребывания в песках, пожалел их, решил, пусть они пару деньков побудут со своими семьями, хорошенько отдохнут, а уж потом можно будет взяться и за работу. К людям, выполнившим изнурительную работу, совсем другое бережное отношение. В особенности, со стороны матери и отца.
* * *
На другой день после возвращения со стрижки Ахмет, невзирая на увещевания старшего брата и его жены, говоривших: «Отдохнул бы немного, как-нибудь в другой день съездишь, шерсть она есть шерсть, что ей сделается, она не испортится, не завоняет», – отправился в пески, чтобы забрать оставшуюся шерсть. Всё равно ведь рано или поздно ему самому надо будет съездить за ней, так почему не сделать этого сразу, ведь может случиться, что возникнет какое-то дело, и тогда он не сможет это сделать. С разрешения дяди взяв с собой его тяглового верблюда, он поставил его позади своего ишака. В тот самый момент, когда он уже готов был отправиться, старшая гелнедже (жена старшего брата) чабана Гуллара принесла в большом хурджуне еду и питье, сменную одежду для мужа. После чего сказала:
– Эй, парень, ты скажи своему другу Гуллару, пусть он не ждёт, когда наступит Курбан-байрам или ещё какой праздник, и отправит сюда одну-двух овец пожирнее, а сам скажет, что их волк задрал. И жена его вздрагивает от каждого звука посторонних шагов, думает, что это он приехал домой. Скажи ему, пусть покажется здесь!?».
Ахмет решил, что одну ночь проведёт у чабана Гуллара, уложит в чувалы и канары оставшуюся шерсть, а поутру отправится в обратный путь. В тот же день к вечеру он уже был в коше чабана Гуллара, передал ему отправленные от семьи продукты и вещи, наказы и, как намеревался, заночевал под открытым небом возле чабана. Наутро, загрузив верблюда и ишака мешками с шерстью, поехал обратно. Он ехал по тропе, ведущей от коша чабана Гуллара, и когда солнце уже пошло вверх, добрался до большой дороги, которая вела в село. Воздух был напоен утренней свежестью, а по небу плыли белые облака, казалось, что какие-то невидимые нити тянут их за собой. Год выдался благоприятным, в свое время и снег выпадал, и мороз был, а потом и дождей пролилось достаточно. Пустыня напоминала покрытое жёлтой соломой озеро. Разросшиеся по уступам холмов кусты одетой в зелёный наряд верблюжьей колючки – яндака, рассыпавшись по этим уступам, напоминали идущих вверх молодых невесток, головы которых были покрыты зелёными курте