– Ай, что с него взять, этот человек любит показать свою власть. Зависть в нём говорит, вот и всё. И потом, разве он когда-нибудь в своей жизни видел такой достаток?! Не каждый может вынести чужое благополучие, – по-своему объяснил случившееся старик.
Как у главы семьи у Кымыша-дузчы тоже хватало забот. В голове постоянно вертелись мысли о том, как сохранить семью, не дать ей распасться, что для этого сделать. И даже во время чтения намаза веря, что Всевышний слышит его, молится о ниспослании мира и благополучия семье. Вот и сейчас, беседуя с сыновьями, он думал о том же, те же заботы и мысли не покидали его. И верил, что, если его сыновья будут дружны и бдительны, им удастся сохранить семейный очаг, никому не позволить разрушить его.
И всё же иногда, видя, как меняется мир, что надвигается неминуемая буря, у старика возникает чувство, будто никому не удастся устоять перед этим ураганом, и тогда испытывал настоящий страх.
Беседуя с отцом, Оразгелди и Оразгылыч вдруг разом начали зевать, после чего стали расходиться по домам.
Джемал мама, заняв свое место между внуками Аганазаром и Алланазаром, уже давно досматривала десятый сон. Увидев, что Алланазар выкатился из постели и докатился почти до самого очага, Кымыш-дузчы задержал Оразгылыча.
– Сынок, прежде, чем уйдёшь, ты перенеси Алладжана на его место! А то он лежит на жёстком месте!
– Ну да, они не могут спокойно лежать, начинают метаться, – проворчал Оразгылыч, на руках перенося Алланазара на постель, заодно бросив ласковый взгляд на своего сына Аганазара, который лежал сбоку, раскинув в стороны руки и ноги. В нос ударил исходящий от детей смешанный с чем-то приятный запах. И он вспомнил, как в таких случаях, беззаветно любя внуков, говорила мать: «В запахе ребёнка нет запаха мускуса, как у женщины-кайтармы или мазы17, дети пахнут раем».
Выходя на улицу Оразгылыч ощутил, что жара заметно спала, лёгкий ветерок доносил со стороны тугаев смешанные с паутиной лягушачьи запахи. Потягиваясь и глядя на звёзды, он ещё какое-то время раздумывал о жизни.
Туркмены обладают огромными землями: в пустыне паси скот, на лугах разводи пашню. Выращивай хлеб, собирай урожай, живи среди детей своих, радуйся, что у тебя ещё живы родители. Но почему всё время что-то мешает жить радостно, почему всегда возникают какие-то неприятности?
Оразгылыч снова вспомнил о событиях последних дней, о том, что творится вокруг. Посмотрев по сторонам, осторожно зашагал к дому, стараясь не наступить на спящего Алабая.
* * *
Жизнь в Союнали была неспокойной.
Оразгелди, выйдя из главного дома, вошёл в свою юрту. Тусклый свет масляной лампы едва заметно освещал комнату. Огулджума ещё не ложилась, ставя заплату на платье, она думала о муже: «Что-то он задержался у своего отца. Ну, ладно, вот закончу свою работу, и тогда лягу. Ну а лампу он погасит сам, когда вернётся».
Увидев жену, Оразгелди спросил: «Ты ещё не спишь?», – присел на край кошмы у порога и стал снимать чокаи.
– Что-то вы в этот раз припозднились, – Огулджума воткнула иголку в определённое место и стала сворачивать работу, готовиться ко сну.
– Отец – старый человек, беспокоится о нас, – при упоминании отца в голосе Оразгелди появились тёплые нотки.
Сняв с голову борук, Огулджума повязала голову лёгким платком и подвинулась к постели.
– Сам погасишь лампу?
– Погашу.
– Только поставь её в сторонке, чтобы ночью, выходя на двор, на споткнуться об неё!
– Ты тоже, как моя мать, любишь поучать, никак не можешь без своих советов!
– А разве не говорят, что свекровь и невестка из одного теста слеплены? – раздался в темноте тёплый смешливый голос Огулджума.
Вскоре после того, как был погашен свет, в полночь в конце двора раздался лай собаки. Было известно, что она лает какому-то чужаку. Оторвав голову от подушки, Оразгелди задумался: «Кого это принесло?» Тем временем с улицы донёсся приглушенный голос, пытающийся успокоить собаку: «Алабай, Алабай, ты не узнал меня?» Всё еще неузнанный человек уже подходил к дому.
– Оразгелди ага, Джумаэдже!
Полусонная Огулджума услышав знакомый голос своей девичьей клички сначала подумала, что он ей снится. Тем временем голос еще раз громче повторился.
– Оразгелди ага!
– Ох, да это же голос Махмут джана! – Огулджума знала голос брата и спешно надела на голову лежащий рядом с постелью борук и вперёд мужа поспешила к двери, чтобы встретить ночного гостя.
Но у самого входа её остановил голос мужа:
– А ну, зажги лампу!
Огулджума не ошиблась. Ночным гостем оказался один из её братьев, Махмут, ранее вместе со всей семьёй перебравшийся в Афганистан. Огулджума была бесконечно рада встрече с братом, который уже давно пропал из виду. Сердце женщины бешено колотилось в груди, был слышен его стук. Продолжая радостно улыбаться, она, оставаясь воспитанной в строгих правилах женщиной, только после мужа поздоровалась с братом. При тусклом свете лампы с жадностью всматривалась в лицо любимого брата.
Положив рядом с собой папаху, недалеко от себя и винтовку, Махмут устроился удобнее, прислонившись спиной к стене кибитки, сел, скрестив ноги. Беседуя с Оразгелди и Огулджума, временами он бросал ласковые взгляды на сопевших во сне племянников. Окинув взглядом комнату, он увидел, как живёт семья его сестры, какое у неё благосостояние.
Не обращая внимания на слова Махмуда, что он сыт, Огулджума тотчас же занялась приготовлением какмача18. Она будто знала, что встретит брата, потому что сегодня к вечеру, не откладывая назавтра, испекла целый тамдыр пышных и ароматных лепёшек – чуреков из муки нового урожая. Женщина радовалась, что ей есть чем вкусным угостить брата, ведь он прибыл сюда из отчего дома, который так почитала Огулджума. Она выставила на середину сачак с ещё не успевшими остыть пышными лепёшками. Ей хотелось угостить любимого брата ещё и пловом из риса нового урожая, но, вспомнив о том, что в доме нет риса, потому что он был припрятан в укромном месте до лучших времён, расстроилась, что не сможет сделать задуманного.
Хлопоча возле очага и готовя угощение, Огуджума не отрывала от брата глаз. После того, как семья перебралась в Афганистан, от них не было никаких известий, поэтому она временами тосковала по родным, думала: «Неужели мы больше никогда не увидимся?» И сейчас ей хотелось ухаживать за братом, накормить его самой вкусной едой, налюбоваться им. Она называла по именам всех живущих в Афганистане родственников, и о каждом по отдельности расспрашивала брата.
Оразгелди сидел возле Махмуда, пил чай, ведя непринуждённую беседу о жизни.
– Ну, и как вы там устроились? Какой у вас там достаток?
– По-разному, Оразгелди ага! Есть там живущие плохо, еле сводящие концы с концами, и раздетые, но есть и состоятельные люди.
– А вы как там живёте?
– Мы, слава Аллаху, живём неплохо. Акынияза акгама и там уважают, его почитают и те, кто приходит отсюда, и сами афганцы. В случае необходимости и тамошний Беркут говорит: «Приведите ко мне туркмена Акынияза!», зовёт его в свою крепость, советуется с ним. И к нам брат относится по-братски, помогает во всём.
– Но некоторые из тех, кто перебрался отсюда, иногда возвращаются обратно, бегут оттуда.
– Оразгелди ага, люди ведь разные бывают. Афганистан – жёсткая страна, там орашаемой землёй, и с водой большие проблемы, да и других забот хватает. Там тоже никто не ждёт нас с распростёртыми объятьями. Там всё надо зарабатывать своими деньгами, способностями и трудом. Свой скот иметь. Мы-то, слава Аллаху, при помощи Акынияза акга приобрели двор, есть у нас и земля, чтобы сеять и сажать, и скотина.
Махмут был самым младшим из детей Маммет хана от старшей жены Оранияза. Став подростком, он был одним из братьев, как младший выполняющий поручения для обоих домов мальчик побегушка после того, как сестра Огуджума стала членом семьи Кымыша, выйдя замуж за его сына Оразгелди, он часто приходил к ним. И хотя в семье Махмут рос избалованным ребёнком, впоследствии вырос в смелого и сильного юношу. Будучи председателем Госкомитета в Тахтабазаре, Акынияз бай отправил юношу в Байрамали учиться на тракториста, просчитав, что так он скорее приобщится к новой обстановке. Потом юноша некоторое время вместе с русским парнем на тракторе пахали землю в Союнали. В селе даже стали называть его Махмудом-трактористом. Вспомнив о том, что брат жены когда-то был трактористом, Оразгелди подумал: «Похоже, на той стороне нет тракторов, мы ведь днём и ночью слышим доносящиеся оттуда лай собак, ор ишаков, а вот звуков трактора до сих пор не слышали».
Словно прочитав мысли Оразгелди, Махмут улыбнулся:
– Какие там тракторы, Оразгелди ага? Да если бы они и были, а где взять солярку для них? По правде говоря, там нет такого размаха, как у большевиков. Это русские оказались богами металла. Оказывается, трактор начинает пыхтеть от удовольствия при виде тракториста, совсем как конь при виде своего хозяина.
Говоря об этом, Махмут явно весело вспоминал трактор, которым когда-то управлял сам. Чувствовалось что он соскучился.
Готовящееся в казане тонко нарезанное мясо молодого барашка источало аппетитный запах и довольно быстро было готово. Наполнив миску с приятно пахнующим жареным мясом, Огулджума поставила её перед мужчинами. Махмут, некоторое время назад заявлявший, что он сыт, с аппетитом уминал вкуснейшее мясо. Потом Огулджума заварила свежий чай и поставила рядом с ними чайники с чаем и пиалы, после чего села за спиной мужа неподалёку от них.
Отсюда она хорошо видела лицо брата, которое при тусклом свете лампы приобрело красноватый оттенок. Лицо брата напоминало ей то отца, Маммет хана то других братьев Акынияза бая и Ходжу. Ей всегда было тяжело думать о том, что теперь её родной дом находится на чужой стороне. Делая вид, что смотрит на спящих детей, Огулджума незаметно для мужа и брата концом пуренджека оттирала слёзы.