– Скажи хоть что-нибудь. Например, как ты относишься ко всему этому.
– А, так ты, оказывается, ничего не понял, – Ягды бросил на Нурджуму насмешливый взгляд.
– Я же сказал, нет.
– Ну, а раз не понял, надо было у начальника ОГПУ спросить, они бы тебе всё так доходчиво объяснили, что мало не показалось бы. После этого вряд ли у тебя была бы возможность задавать вопросы.
Ехидные слова Ягды задели Нурджуму. И тогда он, чтобы не отстать от собеседника, решил напомнить тому о детской оплошности:
– Эй, Кабан, ты можешь хоть раз сказать что-то умнее, чем «У Мерджен, оказывается, тоже есть сиськи!»?
Напоминание о той детской шалости больно задело Ягды, но он постарался не показать виду, усмехнулся, словно говоря «Нашёл, о чём вспомнить».
Ягды и Нурджума были не просто односельчанами, но и выросшими вместе ровесниками. Оба росли озорными и хулиганистыми мальчишками. И вместе они тоже совершали не всегда благовидные поступки. В тот раз их было трое. Нурджума, Ягды и с ними ещё один по имени Агамырат. На тот поступок их подвигло детское любопытство. В те дни до них дошёл и привлёк их внимание слух о том, что на краю села, в укромном месте, в реке купаются и играют в разные игры сельские девчушки. Ну и как было устоять перед соблазном увидеть это своими глазами, когда тебе всего-то 10-12 лет?.. Девичий брод находился среди зарослей и представлял собой небольшой залив. Оказавшись в этом уединённом месте, девчушки чувствовали себя спокойно. Могли без посторонних глаз раздеться донага и купаться, устраивать всевозможные девичьи игры. На соседнем холме оставляли кого-нибудь для дозора, и если появлялся посторонний, немедленно узнавали об этом. Поэтому приблизиться к девочкам можно было только приплыв по реке. Мальчики решили наведаться в девичью купальню, и уже шумно представляли, что они там увидят, обсуждали, как поведут себя девчонки в случае, если увидят их. Радовались предстоящему веселью. Конечно, плыть среди камышей с облепленным водорослями телом не так-то и приятно, да и нелегко. К тому же в местах, где никогда не бывает человек, может быть много водяных змей – ужей, и это тоже пугает. Но сейчас мальчишки были охвачены азартом, поэтому забыли о всяких страхах.
Близко подплыв к заливу, в котором купались девочки, мальчишки увидели даже больше того, что ожидали увидеть. Девочки чувствовали себя уверенно, никаких признаков беспокойства на их лицах не было. Мальчишки, никогда в жизни не видевшие голого женского тела, а тем более, в таких количествах, замерли от удивления. В тот момент спрятавшийся среди камышей Ягды неожиданно для себя вслух произнёс: «Эй, оказывается и у Мерджен есть сиськи!», – назвав имя девочки-ровесницы. Неожиданный мальчишеский голос заставил девчонок броситься врассыпную. Одни из них нырнули в воду, другие, прикрывая ладонями интимные места, поспешили к своей одежде. Обдирая кожу лица и рук, они прятались среди зарослей камышей и колючих кустарников. А у мальчишек не получилось незаметно появиться и так же незаметно уйти. Девчонки узнали их. В селе такое бесстыдство не поощрялось, в особенности, если это имело отношение к девочкам и девушкам.
Через пару дней после того события несколько посрамлённых девочек рассказали своим старшим родственникам об этом. Они нашли Нурджуму и Ягды, где они играли сверстниками, и избили этих любознателей.
Взглянув на Нурджуму, Ягды многозначительно улыбнулся, словно хотел что-то сказать, но опять ничего не сказал, будто ждал, что его попутчик снова вспыхнет, и что-нибудь наговорит. Нурджуму и в самом деле задело молчание Ягды, и особенно его высокомерный взгляд.
– Вижу я, Кабан, тебя судьба односельчан никак не беспокоит! А ведь сколько ещё людей оказались у самого края обрыва…
– Нурджума, в этом вопросе я, конечно, понимаю тебя. А ещё я скажу тебе одну умную вещь, если узнают, что ты потворствуешь людям, которые не нравятся власти, то и тебе несдобровать, знай это.
– И что они со мной сделают?
– Станешь байским прихвостнем. А могут и сослать куда подальше, следа от тебя не оставив…
– Нет, постой! – перебил его Нурджума. – А ты не задумывался над тем, сколько людей, названных баями, басмачами, ишанами и муллами, покинули родные места? Семья Маммет хана переселилась, Заир чопчи, Таир чопчи, Гувандык бай, Эрсары бай – все они с семьями ушли отсюда… Скажи, что плохого сделали тебе эти люди?
Распаляясь всё больше, Нурджума не знал, какие смешанные чувства вызывают его слова у его собеседника.
– Гмм! – произнёс Ягды, поворачиваясь в сторону Нурлжумы и всем своим видом выражая недовольство. – Эй, Нурджума, я у тебя кое-что спрошу, только ты должен честно ответить на мой вопрос! – потребовал он.
– Ну, так спроси!
– А спросить хочу я, друг мой, вот о чём. Кто тебя, меня поставил руководить людьми? Конечно же, советская власть. А кем ты был без неё? И ты, и я были безлошадными бедняками, седлав ишака, добывали свой кусок хлеба. Про меня вообще говорили: большеглазый раб такого-то.
Последнюю фразу он произнёс с особым напором.
Конечно, Ягды был благодарен новой власти, сделавшей его владыкой целого села, благодаря которой он достиг такой вершины. Любую свою работу он соизмерял с мнением новой власти: «Если я поступлю так, понравится это новой власти?» Поручения новой власти он выполнял беспрекословно, не обращая внимания на то, что она творит, и даже не задумываясь об этом. При этом он верил, что поступает правильно и от этого получал удовольствие.
Находясь среди своих, тех, кого причисляли к роду «рабов», любил пофилософствовать: «Нам большевики пришлись ко двору, они нас не просто равными сделали, а подняли ещё выше. Наступила наша очередь править бал. Те, кто раньше не отдавал нам своих дочерей, называя «гулами»22 (невольниками), теперь почтут за счастье видеть нас своими зятьями. Власть и достаток – вот что делает «гулов» «игами»23. И с удовольствием расставлял людей своего клана на руководящие должности.
– У меня тоже на многое нет обиды, – чтобы поддержать разговор, Нурджума постарался ответить в тон собеседнику.
– Главное, наш дом цел? Цел. Даже если мы очень захотим, не всё нам под силу, не всё в нашей власти. И потом, говорят же: «Узбек сам себе бек!» – слово узбек он выделил голосом, постарался произнести это слово в узбекской тональности.
Нурджума пристально посмотрел в лицо собеседника, не сдержался, вспыхнул:
– Вот уж точно «у пасынка не может быть желчи»! – иронично произнёс он. Ягды не понравились слова Нурджумы, исключавшие его из числа туркмен. Он обжёг его злым взглядом.
Сказанные к месту слова попали в самую точку. Вышло по поговорке: «Если ига назвать гулом, это вызовет у него смех, если гула гулом назовёшь, ему захочется умереть». Глаза Ягды налились кровью, волосы на теле встали дыбом, волосатые ноздри стали шире.
Резко откинув поводья в сторону и оскалив свои крупные зубы, он неожиданно накинулся на Нурджуму:
– Я сейчас покажу тебе, кто из нас неродной!
Не ожидавший такого всплеска эмоций, под тяжестью тела соперника Нурджума вместе с попутчиком слетел с телеги.
А вокруг ни души. В жару люди по этой дороге не ходят. Да и от села достаточно далеко, будь ты мальчишкой, можно было спокойно здесь вдоволь наиграться.
Воздух всё ещё не остыл, было душно и в то же время жарко. Только-только начал задувать предвечерний слабый ветерок, раскачивая похожие на короны верхушки астрагала лисовидного.
На землю оба хлопнулись одновременно. И хотя ударились о твёрдый грунт, ни один из них не почувствовал боли. Чтобы не оказаться придавленным тяжелой тушей Ягды, Нурджума быстро откатился в сторону. Хотя они и росли вместе, и не раз схватывались в драке, сейчас его противник набрал борцовскую силу, оказаться под ним ему меньше всего улыбалось. Они снова вскочили на ноги и набросились друг на друга, сейчас они были похожи на двух разъярённых быков, готовых поднять противника на рога. Силы у них были примерно равными. Ягды решил применить какой-нибудь приём, подманить Нурджуму к себе, схватить его и с силой швырнуть оземь. Но поскольку они хорошо знали приёмы друг друга, Нурджума догадался о задумке Ягды. Он постарался не приближаться к противнику, чтобы тот не мог застать его врасплох. Они ещё какое-то время боролись друг с другом, иногда падали на землю, а потом набрасывались опять друг на друга с новой силой.
Начав задыхаться, Ягды вдруг увидел свисающую с края телеги плётку, стремительно оттолкнул Нурджуму, освободив из захвата неожиданного противника свою руку. Второму борцу показалось, что он сейчас скажет: «Ну, хватит, давай, прекратим эту схватку». Но не тут-то было. Когда Ягды схватил плётку, на его лице появилось выражение многозначительного торжества, как у человека, которого защитили.
Первый удар плёткой вызвал у Нурджумы ощущение, будто его тело обожгло огнём. Нурджума разъярился. Когда Ягды собрался ожечь его во второй раз, Нурджума, успел сконцентрировать свои силы, боднул его головой. Раскачиваясь из стороны в сторону, Ягды по инерции ударился боком о телегу. Плётка отлетела в сторону.
У обоих противников рубахи намокли от пота, хоть выжимай. Царапины на лице, руках кровоточили и саднили. Как разъярённые быки, они, задыхаясь, смотрели друг на друга, готовые схватиться по-новому.
Кустики на земле были примяты, как будто здесь валялись свиньи.
Казалось, что Нурджума готов пойти в наступление, но он не стал этого делать. Присев на корточки, руками показал Ягды на оторванный от рубахи огромный кусок ткани.
– Эй, Кабан, ты что натворил?
Ягды ответил взглядом, в котором отчётливо читалось: «Так тебе и надо!» и он ехидно улыбнулся.
– Разве у всех, как у тебя, имеется две жены, чтобы могли быстренько залатать порванную одежду? Вот, приедем в село, заставишь Хануму зашить мою рубаху.
– Вот что она тебе зашьёт! – Ягды показал Нурджуме огромную фигу.