– Чай уже настоялся, пей!
Прислонившись к тюку с вещами, Оразгелди смотрел на противоположный берег реки. Вид у него был задумчивый, словно он к чему-то прислушивался. Он с удовольствием принял у жены тунчу с чаем и поставил её около себя.
– Я тебе тоже оставлю немного чая…
– Пей сейчас, я уже напилась воды, пока кормила и поила детей.
Помимо выпавших на их долю трудностей, ссыльных больше всего угнетала неизвестность, они не знали, что их ждёт впереди, всё было покрыто мраком. Люди ощущали себя оказавшимися на краю пропасти. Женщины с присущей им сдержанностью, унаследованной от матерей и бабушек, занимались детьми, время от времени исподтишка бросая взгляды на мужей и пытаясь понять, в каком они состоянии.
Наевшись и после обеда немного отдохнув, детишки снова увлечённо играли в свои игры. Проблемы, с которыми столкнулись родители, обходили их стороной.
Алланазар уже успел сдружиться со сверстниками из других семей, таких же ссыльных, как и его семья. Мальчишки носились по берегу Мургаба, играли в догонялки, кричали, шумели, убегали друг от друга, словом, получали от жизни свою порцию удовольствий. Вода в реке была тёплой, приятной. И даже когда солнце уже заходит за горизонт, и воздух становится немного прохладнее, вода в реке не остывает, напротив, как будто ещё теплее становится. Сейчас у реки бегало много ребятишек, и одним из них был Алланазар.
Огулджума, держа подле себя двух младших детей, о чём-то тихо беседовала с невесткой Гуллы эмина, Акджемал, но в то же время глаз не спускала с Алланазара, опасаясь, как бы он с ходу не нырнул в реку и удалился от берега. Их окружало подразделение ОГПУ, они охраняли ссыльных. И хотя они запретили ссыльным уплывать далеко от берега реки, не смогли запретить это детям, привыкшим в своём селе нырять в воду и плавать столько, сколько их захочется. Дети, которых прогоняли с одного места, тут же объявлялись в другом месте, прыгали в воду и продолжали наслаждаться купанием в чистой воде реки. Но потом они отстали от детей, возможно, кто-то сказал: «Не трогайте детей, пусть они купаются, сколько хотят». Да и как детям удержаться, когда стоит такая невыносимая жара, а рядом течёт река?!
Через два дня на рассвете, услышав приближающиеся к ним шаги и тихие голоса, Оразгелди проснулся. И хотя ночь уже отступала, было довольно темно. Посмотрев в ту сторону, откуда доносились голоса, он увидел большую группу прибывших издалека людей, они стали сгружать свои вещи и располагаться рядом с ними.
Вечером мужчины собрались у большого костра в центре стоянки, обменивались мнениями о своём положении. Когда Оразгелди вернулся оттуда, лежавшие рядком дети уже крепко спали. На небе повисла красивая луна, плывя по небосводу, она была похожа на родственницу, пришедшую посочувствовать попавшим в такой сложный переплёт жителям Пенди.
Оразгелди растянулся на узком месте, оставленном ему рядом с Алланазаром, а между ним и матерью спали двое младших детей.
Его младшего брата Оразгылыча вместе с двумя-тремя другими семьями оставили в Тахтабазаре, и это породило в душе Оразгелди слабую надежду на то, что брат, возможно, вернётся домой и будет ухаживать за стариками. Он даже подумал, что Баллы, будучи большевиком, выпивал с их пьющими людьми и сумел убедить их не трогать хотя бы одного из двух сыновей Кымыша, позаботился о них, Оразгелди в душе был благодарен тому. И радовался, что Оразгылыч вернётся домой и сможет смотреть за стариками и девочками.
Целый день его не отпускали мысли о том, как Оразгылыч возвращается в село, как радуются старики появлению сына.
И поэтому, увидев вновь прибывших, испуганно подумал: «Неужели они привезли сюда и Оразгылыча?» Если это так, то все его мечты и надежды развеются в прах.
И хотя он не очень хорошо мог разглядеть лица вновь прибывших, но по их говору понял, что этих людей никогда раньше он не видел.
Взяв мерлушковую папаху, которую использовал вместо подушки, Оразгелди встряхнул её и надел на голову, затем накинул на себя дон и пошёл к реке, чтобы умыться и отогнать от себя остатки сна. От того, что не выспался, в глазах щипало, рот раздирала зевота. В воздухе стоял горьковатый запах гари. Это был запах дыма, которым вчера вечером отгоняли комаров, иначе от них здесь не было спасу. Дети до крови расчёсывали места комариных укусов, поэтому взрослым пришлось принимать меры борьбы с этими кровососами. Отыскав полусырые ветки, разожгли костёр, дым от которого заполнил всю округу. И лишь после этого комары отступили, и люди смогли немного облегчённо вздохнуть.
Пока Оразгелди умывался у реки, приходя в себя после сна, несколько человек из вновь прибывших, при виде реки, побросав вещи, с ходу попрыгали в воду. Другие, присев на корточки на берегу, набирали воду в ладони и пили её, а кто-то попросту ложился на берег и пил воду прямо из реки, опустив в неё лицо. С трудом передвигая ноги, подошёл старик и опустился на землю рядом с Оразгелди. Засучивая рукава, усталым голосом ответил на приветствие соседа:
– Как дела, молодой человек? – а затем, повернувшись в сторону, посмотрел на людей, собравшихся на поляне вместе с вещами. – Значит, мы люди одной судьбы?
– Выходит, так…
– Нас, сынок, в Теджене собрали, – сказал старик, как бы спрашивая: «А вы откуда будете?»
– А мы, из Тахтабазара.
– А-а, тогда вы к нашим родственникам сарыков относитесь.
– Мы живём в одном из сёл на берегу Мургаба, в том месте, где река заходит на туркменскую землю.
Еще через пару дней на широком берегу реки не осталось свободного места от новых прибывающих сюда ссыльных. Стало тесно. По ночам в разных местах разводились костры, они отражались в реке, словно по ней плыли яркие огоньки, которые вот-вот соединятся в одно большое пламя. Из разных мест всё ещё свозили людей для дальнейшей отправки в ссылку. Похоже, они решили согнать сюда всех туркмен, никого не оставив, а потом распихать по вагонам и отправить невесть куда. Собственно, на деле так оно и оказалось. Через неделю после прибытия в Мары солдаты, расхаживая среди толпы, заглядывали в какие-то записи и называли имена людей, которые должны вместе отправиться в путь. Этих людей выводили в сторонку, после чего грузит в вагоны для дальнейшей отправки. Семья Оразгелди была названа вместе с семьями Гуллы эмина и другими земляками прибывших из Тахтабазара.
Солнце беспощадно жарило людей, которым негде было скрыться от его лучей. Утренний ветерок гулял над рекой, вызывая на поверхности воды лёгкие волны. Хотя их и подготовили к отправке, ни в тот, ни в следующий день группу Оразгелди не тронули с места. Люди собрали свои вещи и были готовы в любую минуту продолжить свой скорбный путь, так что полукочевая жизнь между двумя мостами продлилась ещё несколько дней.
А народ всё прибывал и прибывал, толпа росла с каждым днём. Люди задыхались в этом тесном мире, в узком пространстве у реки.
С того дня семья Оразгелди стала наполнять водой всю захваченную из дома посуду, чтобы быть готовыми в любую минуту сняться с места. От жары у малышей Рахмангулы и Рахманназара на теле появилась колючка, и Огуджума каждый день купала их в реке. Вот и сегодня, решив, что вода в реке уже прогрелась, она взяла с собой мальчиков и отправилась к воде. Уложив Рахмангулы на снятом с него и расстеленном на земле доне, взяла за руку Рахманназара и повела к воде. Не обращая внимания на капризы ребёнка, который не желал купаться, она раздела его и, держа одной рукой, второй рукой стала зачерпывать воду и обтирать ею мальчика.
– Ну, вот, теперь ты стал беленьким мальчиком. Теперь мой сыночек стал чище всех. А Дурды даже лицо не умывает, поэтому все комары и все мухи садятся на него, – с любовью шептала она сыну. Рахманназар, радуясь тому, что стал беленьким, весело заверещал:
– Мама, теперь и Рахмана искупай, пусть он тоже станет беленьким!
Огулджума принялась за второго сына. Не обращая внимания на его плач, она первым делом вымыла его ноги, на бёдрах ребенка появилась сыпь, и она по вечерам смазывала эти места прокалённым маслом, после чего вымыла ребёнку голову, умыла лицо. Мальчик после такого купания ожил.
– Что ж ты плачешь, малыш, я ведь помочь тебе хочу, чтобы тебе прохладно было, а ты… Посмотри, каким беленьким стал Рахманназар, – как взрослого человека, увещевала мать ребёнка.
Алланазар в это время вместе с новыми друзьями уже бесился у реки, они скакали, прыгали, гонялись друг за другом, и всё это с криками, получая удовольствие. Вдруг его взгляд задержался на мальчике, которого воины ОГПУ вместе с другими ссыльными вели мимо них на вокзал для дальнейшей отправки. Какой-то здоровый знакомый мужчина, закинув за спину вещмешок, решительно двигался вперёд, держа за руку мальчика в белой рубашке и чёрных штанах. Сердце Алланазара дрогнуло. Когда увидел этого мальчика он узнал сразу. Хотя расстояние его между ними было и неблизким, он узнал в нём одного из своих Кымышей. Это был не кто иной, как его близкий друг и двоюродный брат Аганазар, по которому он сильно соскучился уже за эти прошедшие пятнадцать дней.
– Акгы джан! – крикнул мальчик, не в силах сдерживать рвущуюся из него радость, но в его детском голосе были слышны слёзы. Рванув с места, он быстро догнал движущуюся толпу и стал пробираться сквозь неё. Шедший рядом с крупным мужчиной мальчик, услышав своё имя и узнав голос, обернулся. Это был голос Алланазара. Да и кто другой мог бы называть его таким именем «Акгы джан? Увидев брата, который, раскинув руки, мчался к нему, и Аганазар остановился, а затем рванул ему навстречу:
– Алла джан!
– Акгы джан!
Спустя минуту два мальчика в одинаковых белых рубахах и чёрных штанах, подбитых красной бейкой, стояли в центре толпы, крепко обнявшись и заливаясь слезами.
Эта картина тронула людей, ведь каждому из них пришлось расстаться с кем-то из своих родных и близких. А тут разлучали двух братьев, причём, навсегда. Люди, увидевшие их тоже не сдерживали слёз, тихо плакали и горько рыдали. Было видно, что в этот момент люди думали о тех, с кем теперь навеки разъединены, как и семьи Аганазара и Алланазара. Услышав взволнованный голос сына и, решив,