Насладившись ночью любви с Ханумой, Ахмет поначалу хотел было отправиться домой, но, пройдя немного, свернул к Холму споров, где в укромном месте был спрятан конь. И уже оттуда направился к Ягды.
Возвращаясь в село, Ахмет думал о том, что должен встретиться с Ягды, однако после ночи любви с Ханумой на какое-то время забыл об этом своём желании. Нет, он помнил, конечно, но ни разу не упомянул его имени. Они оба хорошо знали, когда встречаются две жаждущих друг друга души, третий всегда бывает лишним. Как бы ни был зол Ахмет, когда ехал сюда, от любовных ласк Ханумы ни за что бы не отказался. Даже там, где ему пришлось находиться вдали от дома, он часто вспоминал эту созданную для любви женщину, жаждал встречи с ней.
По-женски чуткая Ханума внимательно слушала Ахмета, всматривалась в него, однако не заметила, что у него есть ещё какие-то другие цели, помимо свидания с ней. Она была благодарна ему за то, что он, вернувшись, поехал не домой, а сразу же появился у неё.
Провожая Ахмета, она крепко обняла его, грустно подумав: «Доведётся ли нам ещё хотя бы раз увидеться?». Ей совсем не хотелось расставаться с ним, поэтому следом за ним вышла на улицу и немного проводила. Затем, посмотрев по сторонам, поспешно вернулась в дом. Сейчас, уставшая от бурной ночи, она хотела спать. Именно поэтому, проводив Ахмета, она не очень внимательно посмотрела по сторонам, поспешила домой. Будь она чуть внимательнее, обязательно увидела бы силуэт Нурджумы, слившийся с деревом напротив её дома. Ведь это было всего в десяти, двадцати шагах от неё. Ночь была лунная, Ахмет, напитавшись ласками Ханумы, как будто немного смягчился, и всё же он не мог простить Ягды, который приложил руку к разорению семьи брата Кымыша-дузчы. Он должен расправиться с ним! Это желание росло в нём потом с каждой минутой.
Направляясь к дому Ягды, Ахмет размышлял: «Не зря же говорят «не пускай чужака в свои ряды!». А теперь получите! Уж на что Гуллы эмин мудрый человек, но и тот не разглядел его, допустил к нам этих чуждых нам людей!» Он всю дорогу ругал Ягды, распаляясь всё больше и больше. Ему захотелось дойти до его дома и немедленно расправиться с ним. Это будет справедливым отмщением за ссыльных сыновей брата.
Спешивший как можно скорее добраться до места Нурджума, подойдя ближе к ряду кибиток родственников Ягды, заметил, как чья-то тень мелькнула между домами и приближалась к дому Ягды. Нурджума прибавил шаг. И тут же услышал низкий хриплый чей-то голос:
– Ягды! Ягды!..
Когда зов повторился во второй раз, из дома донеслось возмущенное бормотанье, а следом сонный, недовольный голос Ягды. Он думал, что это опять голос Нурджумы.
– Ягды, выйди на пару слов, поговорить надо.
Ягды не выдержал, взорвался:
– Да что же это такое? Что за ночь такая выдалась?! – возмущался Ягды, идя к выходу. Зевая, Ягды появился на пороге, и в это время в грудь ему упёрлось дуло ружья Ахмета.
Но тут подоспел Нурджума, он двигался незаметно, по-кошачьи. Подойдя к Ахмету сзади, схватил его за руки и крепко обнял.
– Не надо, не делай этого, браток!
И в этот момент тишину ночи разорвал громкий выстрел.
Не понимая, что происходит, Ягды вздрогнул и отступил назад. Под тяжестью тела Нурджумы Ахмет чуть было не упал, но удержался на ногах и, шатаясь, сделал несколько шагов. Ружьё с грохотом выпало из его рук.
Нурджума обнял Ягды, таким образом спасая от следующего выстрела, который вполне мог раздаться.
Ягды оказался счастливчиком, шальная пуля лишь задела мягкие ткани на голени. Под тяжестью тела Нурджумы оба рухнули внутрь дома.
Ахмет узнал голос Нурджумы. Но никак не мог понять, как тот оказался за его спиной среди ночи. И неведомо было ему, что его намерения были заранее известны, но Нурджума всё же сомневался, пойдёт ли Ахмет на такой отчаянный шаг, а потому искал его и следил за ним. Когда на звуки выстрелов вся родня Гамышчи высыпала на улицу, Ахмет, подхватив ружьё, убегал огородами и был уже далеко.
Неожиданное происшествие окончательно разбудило Ягды, испугало его. Сейчас сельские собаки соревновались в лае возле Холма споров гапланов.
Ягды узнал Нурджуму, который поднимался вместе с ним с пола, и, не понимая, что к чему, удивился:
– Эй, Шаллак, а ты что тут делаешь?
– Да вот, пришёл к тебе…
– Наверно, ты что-то заподозрил! Неспроста ты шастал вокруг моего дома, неспроста! Ты хоть узнал человека, который приставил к моей груди ружьё?
– Нет!
– Тем не менее, ты его назвал «браток» – иним.
Наверно, тебе послышалось, скорее всего, я сказал не «иним». А «энен…» ругань!
Увидев толпу собравшихся у дома родственников, Ягды прикрикнул на них:
– Слушайте, разойдитесь по домам, что вы тут митинг устроили!
При звуках выстрела из дома выскочила босая, без головного убора Бостан эдже – мать Ягды. Она до смерти перепугалась, что с её сыном что-то случилось. Плача, она обняла сына, который к этому времени уже пришёл в себя. «Вай, что всё это значит, сыночек?!»
– Не бойся, мама, со мной ничего не случилось! – выдавив из себя улыбку, Ягды попытался успокоить мать.
– Ты не ранен? – слезливым голосом спросила Бостан эдже.
– Я же сказал «нет!», – зло произнёс Ягды, нервничая из-за поведения матери.
Нурджума, думая о том, что всё обошлось, что замысел Ахмета не удался, попытался встать с места, но понял, что ноги его не держат, поэтому снова опустился на пол. Немного подвинувшись назад, прислонился к стене дома. Это происшествие вызвало переполох в семье главы сельсовета Ягды, но и Нурджуму потрясло и лишило сил. Ему надо немного прийти в себя, иначе он даже до своего дома не доберётся, не говоря уже о погоне за Ахметом. Не разобравшись в происходящем, мать Ягды, увидев сидящего за спиной сына Нурджуму и в темноте не узнав его, решила, что именно этот человек совершил покушение на её сына. Посмотрев в ту сторону, она обрушила на него поток ругательств, заодно обращаясь к стоявшим людям:
– Что вы не связали его по рукам и ногам, этого подлюгу!
Адресованные ему слова матери разозлили Нурджуму.
– Эй, Кабан, скажи ей, а то она меня обвиняет в покушении на тебя!
– А ну, зайди в дом! – в этот момент раздался требовательный голос Нарлы-гамышчи.
Повернувшись на голос, Ягды увидел отца в белых штанах и белой рубахе, словно вышедшего из савана. Он стоял, опираясь на черенок лопаты, которую прихватил с собой в качестве оружия, если вдруг понадобится дать отпор. Повернувшись к отцу, Ягды хотел было успокоить его, сказать что-нибудь утешительное. И он ласково произнёс: «Все хорошо, отец, всё закончилось, идите домой, ложитесь спать». Постояв ещё немного, не произнеся ни слова, Нарлы гамышчи молча последовал за женой, которая только что вышла из дома сына, где успокаивала невестку, и они пошли к своей чёрной юрте.
– Шаллак, дай немного наса! – попросил Ягды, также прислонившись спиной к стене дома, уселся рядом с Нурджумой.
– Да я и сам хочу кинуть в рот, уже зубы сводить начало! – Нурджума достал из кармана дона табакерку и с удовольствием постучал ею по колену.
Воздух был чист и прохладен. Скоро начнёт светать, небо стало серым, будто присыпанным пылью. То тут, то там стали раздаваться крики петухов, оповещающих о приближении утра.
* * *
Перед самым рассветом поезд в каком-то месте сбросил скорость, потом резко дёрнулся, готовясь остановиться. Спящих людей разбросало по сторонам. Огулджума проснулась и, прижав к себе спящего рядом с ней сына, приподняла голову и посмотрела по сторонам. Слева от неё раздался недовольный голос женщины:
– Неужели нельзя было сделать это помягче?
Этот грохот помимо Огулджумы разбудил ещё несколько человек. Они тоже что-то недовольно проворчали, попытались снова уснуть. «Неужели мы приехали по назначению?» – недоверчиво подумала Огулджума.
С улицы начали доноситься требовательные голоса солдат, сопровождающих состав с ссыльными. Они о чём-то переговаривались между собой. Перекинув руку через спящих рядом с ней детей, Огулджума коснулась мужа:
– Акгасы! Акгасы!
– Что?
– Посмотри в щелочку, кажется, мы приехали.
– Куда?
– Ну в эту самую Сибирь.
– Спи спокойно. Если нас везут в Сибирь, то туда мы доберёмся ещё не скоро.
Послышались решительные шаги, приближавшиеся к вагону. Через некоторое время двери вагона отрылись, отодвинутые в сторону. В проёме двери показались головы двух солдат, которые заглядывали внутрь. А затем снова напомнили находящимся внутри людям права и обязанности ссыльных, провели инструктаж.
– Приготовьте посуду для еды, скоро вам подадут обед. Разрешается выйти из вагонов. Рядом протекает ручей, вы сможете умыться, напиться и набрать воды, но переходить на ту сторону ручья запрещается!
– Какой может быть обед ни свет, ни заря? – недовольно произнёс кто-то из сонных обителей вагона.
– Радуйся хотя бы тому, что дают, брат, а если бы вообще ничего не давали, разве было бы лучше? – раздался другой голос.
Сегодня, как и во все предыдущие дни, состав проехал мимо большого вокзала и остановился на запасном пути. Сумрачно, ничего не видно вокруг. Дул ранний прохладный ветерок, он облизывал лица сонных людей, понемногу вливая в их усталые тела энергию, гладил их по голове, стараясь успокоить их растревоженные души. Ветерок изгонял из вагона тяжелые застоявшиеся запахи и наполнял его свежим воздухом. Такой распорядок дня говорил о том, что состав вёз какой-то таинственный груз, о котором никому не положено знать, поэтому-то поезд шёл в ночное время. Поскольку в вагоне не было ни окон, ни дверей, ссыльные могли смотреть на окружающий мир только сквозь щели в дощатых стенах вагона. И каждый раз, подъезжая к большим вокзалам, состав замедлял ход и останавливался поодаль. Каждый раз людям казалось, что они доехали до места, что здесь у них будет последняя стоянка. Привокзальные площади всегда были забиты толпами людей. Иногда из каких-то вокзальных помещений доносились запахи готовящегося плова или ещё какой-либо вкусной еды. Эти несчастные поняли, что едут по узбекской земле по музыке, которая лилась из вокзальных репродукторов.