ду, идти вперед давай! Быстро-быстро! Цо!
Шагнув за полог, я прищурился от ударившего в глаза яркого солнца. Удивительно: внутри хлипкой на вид конструкции из тряпок и палок стояла мертвая тишина, здесь же пространство снова наполнилось шумом, скрежетом и грохотом. Нас провели через весь табор, туда, где высилось несколько неопрятно-ржавых фургонов на колесах, игравших у кечвегов роль хозяйственных построек. В одном из них, наиболее старом и потрепанном на вид, охранник отпер дверь, распахнувшуюся с протяжным тоскливым скрипом.
– Вы заходить. Сидеть тихо. Аманут!
– Вот такой вот аманут, – вздохнула в ответ Лора, – и заодно мухабат. Чего делать будем, Ударник?
Я огляделся. Помещение небольшое, стены склепаны из таких же ржавых железных листов, судя по всему, позаимствованных в незапамятные времена на одной из местных свалок. Крошечное зарешеченное оконце под потолком, в углу – грязное ведро с крышкой вполне определенного назначения. И правда, полный аманут.
– Дождемся темноты, а там посмотрим, – пожал плечами я.
– Думаешь, что-то сильно изменится? Сомневаюсь…
– Зато отдохнем с дороги.
Ничего другого нам не оставалось, кроме как, опустившись на пол, терпеливо ждать. Время тянулось ужасно медленно, словно патока. Шум за окнами не прекращался, наоборот, сделался даже гуще. Лора, не выдержав, уцепилась за решетку и подтянулась к ней, повиснув на руках.
– Кажется, движняк какой-то намечается, – сообщила она.
– Надеюсь, им не придет в голову под шумок совершить набег на третью заставу, – негромко произнес я.
– А что? Самое время. Порталы закрыты, помощи им ждать неоткуда. Боеприпасов тоже надолго не хватит. Лучше и не придумать, чтобы навести там шухер.
– Жалко мужиков. Не справятся они с такой толпой.
– Да не дрейфь, они к вечеру опять перепьются в сопли, их тепленькими и возьмут. О, прикинь, и вправду кочевники по коням попрыгали, с ружьями и автоматами. Ща чего-то будет, точно тебе говорю.
В подтверждение ее слов снаружи донесся дробный конский топот и отрывистая гортанная речь. Видать, кечвеги и впрямь решили нанести внеурочный визит нашим друзьям-пограничникам.
Глава 18
Топот копыт и непонятные выкрики становились все громче. В такой суматохе сбежать будет намного проще, подумалось мне, главное, найти способ. Оконце слишком маленькое, не пролезть, а дверь заперта снаружи. Я потрогал металлические листы, набитые на стены и пол фургона, – они оказались ржавыми и прекрасно гнулись под пальцами. Каркас фургона, похоже, был сработан из дерева, а куски железа крепились к нему обычными гвоздями. Несколько минут у меня ушло на то, чтобы расковырять один из листов настила. Вскоре Лора присоединилась ко мне, и дело пошло быстрее. С железякой мы провозились минут сорок, и результатом наших трудов стало небольшое отверстие в полу, в которое мог пролезть взрослый человек. Металлический лист с противоположной стороны фургона поддавался хуже, но и его нам удалось выломать достаточно быстро. Прежде чем выбраться из заточения, я осторожно выглянул наружу.
В лагере царила суматоха. Кочевники, оседлав лошадей, с криками и гиканьем поскакали куда-то прочь, но в стойбище еще оставалось слишком много людей, чтобы мы могли покинуть его пределы незамеченными. Так и вышло: едва мы вылезли из дыры и притаились возле колеса фургона, на нас обратил внимание один из пробегавших мимо по своим делам кочевников.
– Андан! – заверещал тот. – Текен, аманут!
Времени на размышления не оставалось. Распрямившись, я заехал кечвегу головой под дых, а сверху его приложила по голове Лора. Пока кочевник не пришел в себя, я дернул за ремень болтавшуюся на его плече винтовку, а моя спутница споро обшарила карманы кожаной куртки, не обнаружив там, впрочем, ничего интересного.
– Бежим! – скомандовал я.
И мы побежали. За спиной раздались встревоженные голоса, хлопнул выстрел. Мы двигались зигзагами от одного фургона к другому, стараясь пригибаться пониже к земле. Какая-то темная фигура преградила нам путь, я вскинул винтовку, нажал на спуск и, кажется, попал: фигура повалилась на землю, но за ней маячили еще несколько кочевников.
– Быстрее!
Вниз по склону, туда, где можно скрыться за нагромождением камней. Обернувшись, я несколько раз пальнул наугад, после чего выкинул бесполезную винтовку прочь: кончились патроны. Стойбище кечвегов осталось позади, и нас вроде бы никто не преследовал. Тем не менее мы решили не останавливаться, а бежать, покуда хватит сил.
– Все, не могу больше. – Лора остановилась, тяжело дыша. – Башка гудит, сил нет.
– Это Поющий Лес, – предположил я. – Он на всех так действует, дальше будет хуже.
В голове и вправду повис гулкий протяжный звук, словно огромный хор замер на одной ноте, а виски как будто стиснуло тугим металлическим обручем.
– Я слышала, этот лес вызывает головокружение и боль, но не думала, что он действует на таком расстоянии.
– До него и недалеко, не больше километра, – пожал плечами я, – возможно, именно поэтому кечвеги и не погнались за нами. Боятся.
Насколько я помнил здешние легенды, Поющий Лес существует одновременно в двух мирах, однако никто до сих пор так и не смог толком объяснить этот феномен. Все просто воспринимали это как данность: вот есть солнце, степь, трава, а вот – Поющий Лес, и, войдя в него, можно очутиться в мире вонгов, гуманоидов, застывших в своем развитии где-то на предындустриальном уровне. Именно им кечвеги продавали добытый в руинах металл, а те не скупились, выплачивая за него много большую цену, чем предлагали за металлолом в Гранце и Антарии.
Марш-бросок до границы леса против моего ожидания занял несколько часов. Солнце уже клонилось к закату, однако мы сразу оставили мысль заночевать здесь: во-первых, Поющий Лес уже действовал на нас вовсю, вызывая приступы тошноты и головокружения, а во-вторых, в любую минуту нас все-таки могли нагнать кочевники. Потому выбраться из леса нам обоим хотелось как можно скорее.
Боль в висках становилась все нестерпимее. Я где-то слышал, будто местные, прежде чем сунуться в Поющий Лес, жевали какую-то местную траву, оказывающую на организм легкое дурманящее действие. Так они сберегали мозги, чтобы не сойти с ума. У нас ничего подобного под рукой не было, а потому оставалось лишь стиснуть зубы и терпеть.
– Хорошо, что жрать было нечего, – простонала Лора, – а то меня сейчас вывернет.
При ее словах я и сам ощутил острый приступ дурноты. Вблизи Поющий Лес представлял собой бесформенное переплетение стволов и ветвей, меж которыми тем не менее можно было протиснуться друг за другом. Голова разламывалась от боли, и мне казалось, что влажная земля под ногами ходит ходуном. Приходилось поминутно прикрывать лицо ладонью, чтобы какая-нибудь слишком назойливая ветка не выколола глаза. Позади топала Лора, но ее присутствие я отмечал скорее по громкому сопению и треску сухих ветвей, ломающихся под ее ногами, чем визуально.
Долго ли мы шли, или нет, я не знал: спустя несколько минут пребывания в Поющем Лесу меня охватил какой-то отупляющий ступор, и я утратил счет времени. Мне оставалось только механически переставлять ноги, но с каждой минутой все больше казалось, что мы топчемся на месте. Наконец боль в висках стала понемногу стихать. Или я попросту привык к ней? Когда я снова обрел способность соображать, то увидел, что лес вокруг поредел и расступился. Перед нами расстилалась колышущаяся разнотравьем равнина, посреди которой высились каменные дома-купола странной архитектуры. Да и воздух тут был заметно теплее, чем в весеннем Центруме. Кажется, мы все-таки дошли.
Первого вонга мы повстречали на окраине деревушки. Замотанный с ног до головы в немыслимое рваное тряпье абориген копался в земле, орудуя небольшой тяпкой, – по всей видимости, искал съедобные коренья. Заметив наше приближение, вонг оставил свою монотонную работу и принялся настороженно следить за нами из-под надвинутого на глаза капюшона. Вступить с нами в контакт он, впрочем, тоже не спешил.
В самом поселке мы насчитали гораздо больше обитателей, около полусотни, однако и они на нас внимания не обратили – ну, ходят тут пришельцы из других миров, дело привычное. Их безразличие объяснялось довольно просто: вонги были очень заняты. Собравшись на расположенной посреди поселка площади, больше напоминающей грязный и замусоренный пустырь, они соорудили в ее центре неопрятную кучу из нескольких уложенных поленницей бревен и наваленного сверху хвороста. Сами вонги уселись вокруг на землю и, покачиваясь из стороны в сторону, затянули заунывную песню, состоящую из нескольких повторяющихся нот. Время от времени один из певцов поднимался на ноги и начинал нарезать вокруг кучи круги, хлеща себя по спине длинной, очищенной от листьев веткой. Совершив это странное действие, вонг швырял ветку к остальному хворосту и занимал прежнее место. Его тут же сменял другой.
– Что они делают? – поинтересовалась, глядя на это представление, Лора.
– А черт их знает. Может, религиозный праздник какой-то или обряд.
– Больше похоже на всеобщее помешательство.
– И вправду похоже. Только вот про психологию вонгов мы вообще ничего не знаем, потому и непонятно, что у них тут считается нормой, а что нет. Они же не люди, хоть и гуманоиды.
Между тем непонятное действо на пустыре продолжалось. Закончив свой бесконечный хоровод, вонги принялись бросать в нагромождение веток подвяленные фрукты и съедобные корешки, напоминающие по форме и цвету гибрид морковки с брюквой. Тот абориген, которого мы встретили у границы поселения первым, вывалил в общую кучу не меньше десятка таких корней. Затем все сидевшие вдруг поднялись на ноги и затянули новую песню, еще заунывнее и тоскливее предыдущей. Поскольку все присутствующие на этом мероприятии, кроме нас самих, были облачены в жуткие лохмотья, зрелище представлялось весьма сюрреалистическим – будто полсотни нищих бродяг решили ни с того ни с сего устроить вокальный концерт.