Не так уж и метко, отметил Ховик. Из эдакого-то доброго оружия. Капрал, можно поспорить, целился явно не в ногу.
Капрал махнул свободной рукой, и молодой засуетился, сгоняя в кучу остальных лагерников.
— Ну-ка, ты там, — ствол угрожающе уставился на Ховика. — Туда, к откосу! И остальные тоже! — Голос был неровный, готовый сорваться на крик. — Кто шелохнется, всем конец!
Старший конвоир, по-прежнему не выпуская из правой руки пистолета, уже бежал по откосу в ту сторону, куда скрылся Джо Джек, левой на ходу высвобождая винтовку. Сгребаясь по откосу вниз, кинул напарнику:
— Кончай черножопого!
Ховик вместе с остальными смотрел, как тонкий аккуратный ствол, чуть качнувшись, накренился вниз, целя во Фредди Берда. Короткие вспышки напряженного огня, на секунду прибив сухопарую темнокожую фигуру к откосу, обратили ее в неподвижный куль, грузно осевший на землю.
У Ховика холодом свело внутренности. Цепенея с поднятыми руками, он вдруг обнаружил, что так и не застегнул ширинку. Еще веселее: член свешивается наружу. Теперь так вот и стой до самого конца! Двигаться ведь запрещено.
Несколько секунд спустя все явственно расслышали из-за изгиба глухой, полый удар — тяжелый! Не иначе, топор грохнул по черепу.
Молодой, обернувшись вполоборота, метнулся было на звук, но тут же остановился. Не очень удачная мысль гнаться в одиночку за беглым — особенно за таким, у кого, судя по всему, оказалась в распоряжении заряженная М-16 — и когда четверо остальных лагерников остаются без надзора. На соседних базах имеются спецотряды с вертолетами, профессиональными филерами и егерями; пусть они и возятся с этим индейцем!
Воцарилась длинная пауза. Ховик, обливаясь потом, следил за неуверенно блуждающим дулом М-16: лишь бы сопляку не стукнуло в голову взять и перестрелять их тут всех, чтоб самому потом пуститься за Джо Джеком. Он уже напряженно подумывал о безвыходном бегстве, но тут конвойный вскинул винтовку стволом вверх, махнув лагерникам, чтоб те выбирались из балки.
— Застегнись ты, ради Бога! — фыркнул он на Ховика.
Когда они стояли у дороги, дожидаясь, пока конвойный сообщит по портативной рации о побеге, Ховик на миг огорчился, что не присоединился к Джо Джеку. Правда, лишь на миг; понятно, что у Джо Джека все вышло лишь чудом. Но заноза-таки засела, и к тому времени, когда из лагеря подоспела охрана и кто-то, взяв на себя команду, велел им топать обратно в лагерь, Ховик вполне серьезно решил, что и сам когда-нибудь сделает ноги.
Ночь
Лагерь представлял собой большой прямоугольник с серединой, приходящейся на старые ключи Пайют; отсюда и название местности — Блэктэйл Спрингс (Спрингс — букв, ключи). Ключи эти были единственным источником воды в этом районе пустынного плоскогорья до самых отрогов. Это, а также жесткий учет лагерной комендатурой любых емкостей, годных для переноски воды, помогали сдерживать число побегов. Еще в лагере имелся маленький, довольно убогого вида садик, с почвой, состоящей в основном из компоста содержимого отхожих мест и помета из пещер в отрогах, где обитают летучие мыши. Взойти в садике еще ничего не успело — весна только началась.
Имелась также проволочная загородка, где ютились несколько тощих курят. У коменданта в кабинете на стене висела карикатура — произведение одного из талантливых заключенных: двое политических смотрят на цыплят. Один говорит: «Приятно видеть хоть кого-то за колючкой толще чем наша». Карикатурист этот прошлой зимой повесился в душевой, но комендант рисунка не выбросил: веселит.
В лагере были шесть двухэтажных бараков — три с одной стороны строевого плаца, три — с другой, и еще один для охраны, стоявший в дальнем конце огороженной площади. Командный состав размещался в строениях поменьше, сам комендант квартировался в большом трейлере; помимо этого, вдоль лагеря тянулось еще длинное здание столовой, и штаб с узлом связи и оружейной — на запоре, под усиленной охраной. Все здания были сложены из кирпича; с деревом нынче по всей стране было туго, а уж в этих местах и вообще немыслимо. На каждом углу, а также посередине каждой из сторон этого гигантского прямоугольника возвышались сварные вышки с двумя дежурными, телефоном, прожектором и пулеметом тридцатого калибра.
Сам по себе это был совершенно обычный, ничем не примечательный тюремный лагерь устоявшегося образца, почти не изменившегося с начала столетия — изобретение той же природы, что велосипед или револьвер: схема настолько практичная, что нет смысла и дорабатывать, разве что в деталях. Этот антураж сразу бы узнал любой ветеран ГУЛАГа. Равно как и японец, сидевший в Калифорнии в сороковые, или военнопленный любой из воюющих сторон Первой или Второй Мировой. Узнал бы, если уж на то пошло, и любой переживший Бухенвальд или Дахау, за одним существенным исключением: не считая застреленных при попытке к бегству или редких публичных казней (скажем, за нападение на охранника или владение оружием), в Блэктэйл Спрингс никого не убивали. Безвестное кладбище сразу за колючей проволокой было довольно-таки большим — в Блэктэйл Спрингс количество мертвых нынче превосходило число живых — но лежали там в основном самоубийцы да те, кто умер от болезней, холода, жары или просто от отчаяния.
Восемь тридцать, полчаса до первой вечерней поверки. Светло как днем: все огороженное пространство залито светом стационарных фонарей, да еще и подвижные лучи прожекторов бойко утюжат темные места, проникая в незанавешенные окна, чтобы лишний раз напомнить заключенным, где те находятся. В городах оно пусть и темновато, и тускловато, и энергия нормирована, в этих же местах электричества хоть залейся. До ближайшей плотины Большого Каньона меньше двухсот миль, а исправительные учреждения, даже такие второразрядные, как это, всегда на первом счету после Вооруженных Сил. Даже когда заключенные спали, въедливые лучи прожекторов бегло скользили по отключенным умам, навязчиво оставляя в пригасшем сознании свой след. Поговаривали, что политические, отбывшие свое и выпущенные на волю, долго еще не могут заснуть без какого-нибудь, хотя бы и побочного, освещения.
Хотя в лагере ко сну еще только готовились.
Сидя у себя в кабинете в халате и тапочках, комендант дочитал чистовик своего рапорта о побеге и бросил его в корзину с надписью «НА ВЫНОС»: утром в отделе должны будут разобраться. Службист-холостяк без особых увлечений, он обычно засиживался на работе допоздна. Вот и сейчас, потянувшись к стопке папок, раскинул их веером по столу.
— Сэр, — сообщил адъютант, — пока вы были на выезде и высылали розыскные бригады, приезжал курьер забрать папку с делом четыре тысячи шестьсот восемнадцатого.
— Четыре тысячи шестьсот восемнадцатого?
— Да, индейца. — У адъютанта вся эта сверхурочная работа вызывала гораздо меньше энтузиазма, но приходилось рыть копытом, чтобы повысили в звании — тогда воткнут служить куда-нибудь в другое место, всяко лучше, если сравнивать с Блэктэйл Спрингс. Если подумать, то чем здесь еще заниматься по ночам? — Джо Джек- Бешеный Бык, — добавил адъютант.
— Или, может, Бык-Джо Джек Бешеный. Интересно, и кто только решает, как раскидывать все эти индейские прозвища по алфавиту? — Комендант хохотнул. — Черт возьми, быстро они нынче с курьером, даже при новых вертолетах. Наверно, оказался кто-нибудь в округе по делам, вот и направили к нам по рации. Если в Управлении начнут вдруг умнеть и шевелиться, я просто глазам своим не поверю.
Дело любого сбежавшего заключенного полагалось незамедлительно отправлять в районное Управление для передачи в картотеку Скрывающихся. В смысле практики занятие в целом совершенно лишнее: информация и без того уже подана в ФЕДКОМ — компьютерную систему Главного Управления, накрывавшую все Соединенные Штаты немыслимо разветвленной электронной сетью. В узле связи работают двое молодых офицеров-техников; процедура по сути автоматическая. Но чтобы папки с досье — те, что перекидываются из инстанции в инстанцию, штампуются, сортируются по алфавиту и в конце концов бесследно хоронятся, — вдруг взяли и исчезли, представить было невозможно; так же невозможно, как представить отсутствие тюрем и заключенных.
Дело заключенного 3340 — Берд, Фредерик Дуглас — комендант отложил в сторону, тиснув на обложке одним движением большой красный штамп «ЛИКВИДИРОВАН». Рапорт о его гибели был уже составлен и подшит (с рапортом о конвойном придется сложнее).
— Застрелен при попытке к бегству, — комендант скорчил гримасу. — Что ж, у нас по крайней мере не то место, где какой-нибудь невротик или изувер из охраны мог бы использовать это как отговорку на все случаи жизни.
— Именно, сэр, — несколько кукольно кивнул адъютант. Следующую часть тирады он уже затвердил наизусть.
— У нас, лейтенант, не Южная Африка и не Мексика. Мы офицеры исправительной службы, а не палачи. Если бы мне нужен был взвод ликвидации, я бы его вызвал. Но именно в этом и заключается вся заслуга, чтобы охраняемый вел себя как надо добровольно, а не из-под палки. Убивать-то любой дурак может!
Теперь, по логике, следовало добавить, что двое сегодня повели себя далеко не как надо; более того, убит один из конвойных. Взыскание может быть очень жестким, но беспокоиться нечего: послужной список и личные связи надежно все загладят. Сейчас коменданта занимало иное: что из себя представляют заключенные, фактически не принявшие участие в побеге, но способные-таки косвенно ему содействовать.
— Заключенный 7163, — сказал он, мельком глянув на первую папку. — Наш человек из барака Чарли.
— Хороший, надежный осведомитель, — похвально отозвался адъютант, — у нас уже полтора года. Прошлой осенью сообщил о подземном ходе.
— Что ж… Но почему-то о побеге не упредил, хотя, очевидно, тот планировался заранее, а в наряде было всего с полдюжины человек. Не знаю, что за этим, глупость или соучастие; хотя в целом мне все равно. — Он отложил папку в сторону. — Не перевариваю осведомителей, лейтенант, хотя и приходится ими пользоваться. Но когда они перестают быть надежными, мне они на дух не нужны. Этот у нас безусловно отправится в Лагерь 351.