Словно подозревая какую-то ловушку, Рейф приказал всем оставаться на своих местах. Он спешился, чтобы проверить, в чем дело, однако мы и так уже все видели: плащ Гриза съехал, обнажая влажную окровавленную ткань на его боку. Его лицо выглядело бледным и влажным, и я окончательно уверилась, что это был не трюк. Рана, нанесенная ему несколько дней назад Джориком, все еще не затянулась.
– Что происходит? – спросил Рейф.
– Ничего не происходит, – прорычал Гриз. – Просто дай мне руку…
– Заткнись-ка уже, – посоветовал ему Каден. Он поднял глаза на Рейфа. – Его ранили в потасовке на террасе. Меч пропорол бок. Я пытался перевязать его, но рана все время открывается.
Гриз злобно зыркнул на Кадена и снова попытался подняться, но Рейф придержал его сапогом.
– Не шевелись, – приказал он, а затем крикнул Тавишу через плечо: – Осмотри-ка его.
Пока Тавиш проверял Гриза, Оррин отвел Кадена на несколько футов в сторону и велел ему сесть. Мы застыли, наблюдая, как Тавиш задирает грязный жилет и рубашку Гриза, а затем срезает промокшие бинты с его тела.
Увидев рану, Свен застонал, а мне пришлось подавить дрожь. Восьмидюймовая рваная борозда запеклась засохшей черной кровью, а кожа вокруг нее раскраснелась и воспалилась. Из пореза сочился желтый гной.
Тавиш покачал головой, заявив, что здесь, на тропе, он ничего не сможет с этим сделать. Прежде чем зашивать рану, ее нужно промыть горячей водой.
– Придется повозиться.
И по тому, как он произнес слово «повозиться», я сразу поняла, что даже он сомневается в том, что здесь можно что-то сделать. Я опустилась на колени рядом с Гризом.
– У тебя есть с собой таннис? – спросила я.
Он покачал головой.
– У меня есть немного, – отозвался Каден со своего места в нескольких футах от нас.
– Не буду я пить таннис, – простонал Гриз.
– Молчи! – воскликнула я. – Если прикажу, то будешь.
Однако, спрашивая про таннис, я думала про припарку, чтобы вывести хотя бы часть яда из его раны, когда мы спустимся в долину.
Руки ему, конечно же, развязали, и Рейф, Джеб и Свен совместными усилиями подняли Гриза на ноги. Несколько проклятий спустя они наконец смогли посадить его на лошадь. Теперь они уже не боялись, что он выкинет что-то неожиданное. Но Каден по-прежнему был вынужден идти впереди нас. Его положение не изменилось.
Свен поехал рядом с Гризом, и, когда тот покачнулся в седле, он вытянул руку и поддержал его.
Из-за задержки, вызванной присоединением Гриза и Кадена к нашему отряду, добрались до дна долины мы только к сумеркам. Каден шел пешком уже пять часов со связанными за спиной руками. Я заметила усталость в его шагах, но, как ни странно, вместо сочувствия на меня нахлынули лишь гнев и страх. Сколько месяцев я была в том же положении – полуголодной пленницей, униженной и испуганной, не ведающей, проживу ли я еще один день? Он страдал и вполовину не так, как я. И все же. Самое неприятное заключалось в том, что он пришел сюда добровольно. Так почему же в действительности он был здесь?
Мы двинулись по центральной дороге, вдоль которой протянулись жуткие громады зданий. Многие из древних стен и крыш все еще были на месте, так что мы быстро нашли себе подходящее убежище – такое, которое легко можно было бы защитить.
Просто на всякий случай.
Посовещавшись, Рейф и Тавиш выбрали руины. Мы все собрали по охапке сухих веток и вошли в огромное сооружение, ведя за собой лошадей. Наверное, здесь мог бы уместиться целый полк.
Как только костер запылал, я приготовила Гризу припарку, взяв все необходимое в седельной сумке Кадена. Тавиш наточил свой нож, и мы приступили к обработке раны Гриза. Наше укрытие поднималось на несколько этажей вверх, и толстые каменные плиты, упавшие когда-то оттуда, густо устилали пол вокруг нас. На одной из них и лежал Гриз. Он был слаб и, как теперь оказалось, даже слегка бредил, так что удерживать его на месте, пока Тавиш чистил рану, пришлось сразу четверым.
Кадену пока было приказано сесть на открытом месте, подальше от снаряжения и огня. Я расположилась неподалеку на большом камне, присматривая за ним и положив на колени меч. Внутри меня клокотало странное чувство, словно от несвежей еды, проглоченной наспех. Я снова взглянула на его руки, все еще связанные за спиной. Во рту поднялся кислый привкус.
Теперь он был пленником, как и я прежде. Все его поступки, которые я уже было отбросила и позабыла, потому что знала – с помощью них каким-то извращенным способом он спас мне жизнь, вдруг предстали передо мной такими свежими и болезненными, словно все это произошло только вчера. Я ощутила, как веревка впивается в мои запястья, как я задыхаюсь от ужаса, пытаясь вдохнуть под черным капюшоном, который он натянул мне на голову. Мне даже было стыдно плакать, когда мое лицо погружалось в песок. Мои эмоции теперь были не ослепительно-яркими, как тогда, а обузданными и сдержанными, словно зверь, бьющийся в клетке моих ребер.
Каден встретил мой взгляд; его глаза ничего не выражали – холодные, спокойные, мертвые. Мне бы хотелось видеть в них ужас. Страх. Точно такой же, какой он наверняка прочел в моих, когда я обнаружила, что он не торговец пушниной, за которого себя выдавал, а убийца, посланный за мной.
– Каково это? – спросила я.
Он сделал вид, будто не понимает, о чем я, и я решила во что бы то ни стало заставить его страх всплыть на поверхность.
– Когда у тебя связаны руки за спиной? Когда тебя тащат по пустыне, а ты не знаешь, что с тобой будет? – Я заставила себя лучезарно улыбнуться, будто наслаждаясь поворотом судьбы. – Каково это – быть пленником, Каден?
– Мне не нравится, если ты это хотела услышать.
У меня зарябило в глазах. Я жаждала гораздо большего.
– Чего я хочу, так это увидеть, как ты умоляешь об освобождении. Чтобы ты отчаянно принялся торговаться за свою жизнь, как делала это я.
Он вздохнул.
– И это все? Один вздох?
– Я знаю, что ты страдала, Лия, но я поступал так, как считал правильным в тот момент. Я не могу отменить сделанного. Лишь попытаться загладить свою вину.
Я поперхнулась этим словом. Я с горечью выучила урок, какой ценой обходятся попытки загладить вину и как жалко они могут закончиться. Когда Грета умерла, я решила, что во всем была виновата я, и, конечно же, тоже попыталась «загладить свою вину», однако теперь поняла, что даже не знала правил игры, в которую оказалась втянута, как и ее игроков, подобным предателям в Сивике. Мое искупление ничего бы не изменило. Ложь только продолжила бы плестись дальше. Как и ложь Кадена.
– Ты солгал мне насчет моста, – сказала я. – Старый мост никуда ведь не делся.
– Да. Он в четырех милях к северу от Брайтмистских ворот. Был. Но теперь его нет. Мы перерубили его.
Всего в четырех милях? Да мы могли дойти туда пешком!
Я откинулась на плиту.
– И какую же хитроумную историю ты придумал, чтобы заставить их пощадить твою жизнь? Уверена, она была превосходной. Ты ведь мастер обмана.
Его карие глаза, глубокие и темные, словно ночь, изучали меня.
– Нет, – произнес он. – Больше нет. Думаю, этот титул давно перешел к тебе.
Я отвела взгляд. Я с радостью приняла бы этот титул, если бы он помог получить то, что мне было нужно. Я посмотрела на свет костра, пляшущий на стали меча; обе его острые грани сверкали.
– Я делала то, что должна была.
– А вещи, которые ты мне говорила? То, что ты должна была, значит?
Я поднялась, меч по-прежнему оставался в моей руке. Я не собиралась поддаваться чувству вины.
– Кто тебя послал, Каден? – потребовала я. – Почему ты здесь? Это был Малик?
Его губы искривила отвратительная ухмылка.
– Скажи мне, – повторила я.
– Если ты не заметила, Лия, в тот день на террасе Черного камня нас было несколько меньше, чем их. Мы едва спаслись. Файвел погиб. Как и другие, сражавшиеся за тебя. Мы с Гризом с боем пробились к воротам на самом нижнем уровне и запечатали за собой вход. А потом три дня прятались в заброшенных переходах. Когда нас не сумели отыскать, в Санктуме решили, что мы бежали с вами, на другом плоту.
– Откуда ты знаешь, к каким заключениям они пришли? Или то, что за нами был послан отряд?
– Один из подземных ходов, в котором мы укрылись, оказался прямо рядом с Центральным Залом. И из него было прекрасно слышно, как Комизар раздавал приказы. В том числе и о вашей поимке.
Мои колени превратились в желе. Я уставилась на Кадена во все глаза, и руины вдруг закружились вихрем теней.
– Но он же мертв.
– Вполне может быть к этому моменту. Он был очень слаб, однако Ульрикс вызвал целителей. Они пытаются выходить его.
Мои ноги окончательно подкосились, и я рухнула на пол. Я снова почувствовала, как глаза Комизара сверлят меня; дракон отказывался умирать.
– Лия, – прошептал Каден, – развяжи меня. Пожалуйста. Только так я смогу помочь тебе.
Он придвинулся ближе, наши колени почти соприкоснулись.
Я попыталась сосредоточиться, но вместо этого ощутила соленый запах крови, пролившейся на камень, увидела блеск глаз Астер, услышала крики толпы, ощутила кожей ледяную рукоять ножа, когда вытаскивала его из ножен, и тот день вновь ожил в моей памяти. Неверие, охватившее меня, секунды, изменившие все, Комизар, рухнувший на землю, и наивная надежда, что все действительно может быть окончено в этот самый момент…
Слова, сухие, как мел, застыли у меня на языке. Пытаясь набрать слюны, я сглотнула и наконец сумела хрипло прошептать:
– Что случилось с остальными, Каден? С Калантой, Эффирой, слугами?
Я перечислила еще с полдюжины имен тех, кто относился ко мне с симпатией, кто взирал на меня с надеждой. Они ждали от меня чего-то, что выполнить я так и не сумела. Они до последнего продолжали верить в меня.
Каден нахмурился.
– Скорее всего, мертвы. Кланы, которые поддержали твое пришествие, понесли немалые потери. Казни послужили посланием. Точного числа я не знаю, но их было по меньшей мере сотня. Из клана Астер убиты все, включая Эффиру.