Взгляд капитана помрачнел, между его бровей пролегла глубокая складка.
– Несколько недель назад один из наших взводов пропал без вести. Мы выслеживали…
– Тот взвод уничтожен, – ровным тоном возразил Рейф. – Все. Я видел, как их окровавленное оружие и имущество доставили Комизару. Эти двое не причастны к произошедшему. И, как я уже сказал, я все объясню по дороге.
Капитан сразу же побледнел. Целый взвод солдат был уничтожен? Однако больше он ничего не произнес, подчинившись решению Рейфа дать объяснения в пути. Напоследок он бросил косой взгляд и на меня, но оказался слишком тактичен, чтобы поинтересоваться, а кто я такая. Наверняка он видел, что я еду на лошади вместе с Рейфом, и, скорее всего, уже предположил нечто неприличное. А смущать Рейфа или капитана правдой в этот момент я не хотела. Все мы слышали, как он отозвался о Морригане и упомянул о гневе, который тот на себя навлек. Когда капитан повернулся к своему коню, остальные солдаты тоже с любопытством воззрились на меня. В остатках традиционной одежды кланов и с кожей, все еще забрызганной кровью, я, вне всякого сомнения, выглядела в их глазах дикаркой из Венды. А что, черт побери, мог делать их король, скача вместе со мной на одной лошади?
Но пристальные и косые взгляды не ускользнули и от Рейфа. Он опустил глаза и покачал головой.
Да, ему многое предстояло объяснить.
У меня не было даже возможности обнять Рейфа. Сказать ему, как мне жаль. Выразить хоть какое-то сочувствие. Колонна немедленно возобновила движение. Быть может, Рейфу требовалось время для того, чтобы переварить эту новость самостоятельно, без моих слов, которые взбудоражили бы его эмоции еще больше.
Я видела его отца лишь однажды. Вскользь. То был старик, поднимающийся по ступеням цитадели, хромая, и нуждающийся в посторонней помощи. И от того зрелища меня охватил ужас. Ведь он был настолько стар, что годился мне в дедушки. Я предположила самое худшее и о возрасте принца, однако теперь понимала, что возраст короля Дальбрека не имел никакого значения. Мой ужас был связан с тем, что этот человек прибыл в Сивику для подписания моего брачного договора. И при виде него я ощутила, что, каков бы ни был мой выбор, теперь он будет подавлен навсегда, а мой голос навечно замолкнет в далеком чужом королевстве, о котором я почти ничего не знала. Я была объектом купли-продажи, словно телега, полная вина, – пусть и менее ценным и уж точно гораздо менее приятным. Тише-тише, Арабелла, то, что ты хочешь сказать, никому не интересно.
Я знала, у этого короля должны были обнаружиться хоть какие-то положительные качества, раз Рейф любил его, а Свен от новости о его кончине даже прослезился, но я никак не могла забыть и того факта, что этот самый король сказал своему сыну: «Если невеста тебе не понравится, возьмешь себе любовницу после свадьбы». Так что я могла оплакивать его только ради Рейфа.
Теперь, когда нас должны были сопровождать тридцать солдат, я поехала отдельно, на своей лошади. Я знала, всем будет только удобнее, если меня не окажется рядом, когда Рейф и Свен начнут объяснять, где они пропадали последние несколько месяцев. Насколько сильно рассердится на меня народ Дальбрека, узнав, что причиной исчезновения их принца стала я? Я ведь слышала, каким тоном произнес капитан слово «Морриган» – так, словно это был яд, который он хотел сплюнуть.
Вскоре поднялся прохладный ветер, и я испытала тоску по теплу Рейфа у меня за спиной. По его объятиям; по его подбородку, прижимающемуся к моей голове. Мои волосы провоняли копотью, дымом, и грязью, и даже рекой, которая едва не убила нас обоих, и все же он прижимался ко мне так, словно они пахли цветами, как будто ему все равно, была я настоящей принцессой или нет.
– Рейф выглядел потрясенным. Так понимаю, слабое здоровье короля тоже было одной из его сказок?
Я и не заметила, как рядом со мной появился Каден. Вероятно, он вел счет всем неправдам с тех самых пор, как я оставила его на террасе Черного камня.
Я бросила на него взгляд: его плечи ссутулились. Он был изможден. Однако усталость, которую я видела в его глазах, исходила откуда-то из другого источника, а именно – из обманов, что вырезали целые куски его плоти; каждую новую ложь он прибавлял к уже имеющимся. Из моего собственного коварства. Я было попыталась защититься, но в его взгляде больше не было злости, и это разом лишило меня сил. Мне было не на что опереться. У меня не осталось ни одной фигуры для этой игры.
– Мне жаль, Каден.
Его губы приподнялись в страдальческой улыбке, и он покачал головой, как бы отгораживаясь от дальнейших моих извинений.
– У меня было время подумать об этом. И я не должен был ожидать от тебя правды. Я первым солгал и предал тебя еще в Терравине.
Это была правда. Он и солгал, и предал меня, но отчего-то моя ложь выглядела в моих глазах более тяжким преступлением. Я играла на его потребности быть любимым. С сочувствием выслушивала его самые сокровенные, самые болезненные тайны, которыми до меня он еще ни с кем не делился. Он впустил меня в самый потаенный уголок своей души, и я воспользовалась этим, чтобы завоевать его доверие.
Я вздохнула, слишком уставшая перебирать виноватых, словно фишки в карточной игре. Какая разница, чья колода была больше – моя или его?
– Это было целую жизнь назад, Каден. Тогда мы оба были другими людьми. И оба использовали ложь и правду в своих целях.
– А как теперь?
Я видела, как он неуверенно протягивает мне руку, – предлагает истину, договор, начертанный в воздухе между нами. Но было ли доверие вообще возможно между нами? Я забыла, что это такое, и не знала, пришло ли время для него сейчас.
– Чего ты хочешь, Каден? Я не понимаю, зачем ты вообще здесь.
Его светлые волосы развевались на ветру. Он пристально всматривался вдаль, однако слова все не шли. Я видела его борьбу, его старания вернуть то ложное спокойствие, которое он всегда демонстрировал на своем лице. Но сейчас это оказалось ему не под силу.
– Ты ведь сам только что предложил говорить правду, – напомнила я ему.
Его губы растянула вымученная улыбка.
– Все эти годы… Я не желал видеть Комизара таким, какой он есть. Он спас меня от чудовища, и я загорелся таким же стремлением, как и он. Я был готов заставить заплатить за грехи моего отца – человека, которого я не видел уже больше десяти лет, – целое королевство. Полжизни я провел в ожидании дня, когда он умрет. Я отгородился от доброты всех людей в Морригане, которых когда-либо встречал, сказав себе, что это не имеет значения. Такова была цена войны. Моей войны. А все остальное не имело значения.
– Но если ты так ненавидел его, Каден, то почему просто не убил своего отца сам? Ты мог сделать это давным-давно. Ты же убийца. Для тебя это не составило бы труда.
Он прочистил горло, и его рука сжала поводья крепче.
– Потому что этого было бы недостаточно. Каждый раз, когда я представлял, как мой нож перерезает его горло, это не приносило мне того удовлетворения, которого я хотел. Такая смерть была бы слишком быстрой. Чем дольше я планировал этот день, тем больше мне хотелось. Я желал, чтобы он страдал и знал, почему это происходит. Чтобы все, в чем он мне отказывал, ускользало из его пальцев по крохам. Чтобы он умирал сотней разных способов – медленно, мучительно, день за днем; так, как умирал я, когда попрошайничал на углах улиц, боясь, что не смогу собрать достаточно монет, чтобы удовлетворить алчность тех животных, которым он меня продал. Я хотел, чтобы он испытал такие же удары плетью, как и те, что наносил мне.
– Ты сказал, что тебя били нищие.
– Да, но первые шрамы нанес он, а они самые глубокие.
Я содрогнулась от жестокости, которую Каден пережил, однако ужас того, как долго он жаждал своей мести и планировал ее, поднял тошнотворный комок в моем горле. Я сглотнула.
– И ты все еще жаждешь этого?
Он кивнул – без малейших колебаний.
– Да, я все еще желаю ему смерти, но теперь появилось кое-что другое, чего я хочу гораздо больше. – Он повернулся ко мне лицом, и вокруг его глаз появились встревоженные морщинки. – Я не хочу, чтобы погибли невинные. Комизар не пощадит никого: ни Паулину, ни Берди, ни Гвинет – не уцелеет никто. А я не хочу, чтобы они умирали, Лия, и я не хочу, чтобы умерла ты.
В тот момент он смотрел на меня так, словно уже видел на моем челе бледную маску смерти.
У меня свело живот. Я вспомнила последние слова Венды, которые она нашептала мне, недостающие стихи, которые вырвала из книги чья-то неведомая рука: «Но велика надежда на ту, что Джезелией зовется, чья жизнь будет отдана в жертву». Я никому еще не рассказывала об этом стихе. Некоторые вещи нужно было держать пока в тайне. Истинная концовка была еще слишком далека для меня.
– Под угрозой целое королевство, Каден. Не только те немногие, кого ты успел узнать.
– Два королевства. В Венде тоже живут невинные.
При мысли об Астер и всех остальных, погибших на площади, у меня зарябило в глазах. Да, под угрозой было два королевства. А при мыслях о совместных происках Комизара и Совета внутри меня заклокотал настоящий гнев.
– Кланы заслуживают большего, чем то, что выпало на их долю, – проговорила я, – однако в Венде сейчас разрастается страшная угроза, которую просто необходимо остановить. И пусть я не знаю, как это сделать, но я попытаюсь.
– Тогда тебе понадобится помощь, Лия. Мне некуда возвращаться, пока у власти остается Совет. Меня так же ненавидят и на моей родине, в Морригане. И я даже не могу больше вернуться в лагерь кочевников. Но если я буду с тобой…
– Каден…
– Не придавай этому значения больше, чем нужно, Лия. Мы с тобой оба хотим одного и того же, и я предлагаю тебе свою помощь. Ничего сверх того.
Это была правда, в которую пытался поверить сам Каден. «Ничего сверх того». Но я видела в его глазах нечто большее. В них было желание. И мне будет очень непросто следовать этому пути. Я не хотела снова обманывать его или причинять ему боль. Тем не менее сейчас он предлагал мне то, от чего я не имела права отказываться. Помощь. А венданский убийца в моем распоряжении представлял собой неоспоримую ценность. Хотела бы я увидеть реакцию кабинета министров на это – особенно канцлера и Королевского книжника. «