– Когда это произойдет, Рейф? – Я ненавидела настаивать на своем, особенно теперь, но у меня не было выбора. – Ты ведь знаешь, что Морриган все еще нужно предупредить. Что мне нужно…
– Я знаю, Лия. Знаю. Пожалуйста, дай мне несколько дней, чтобы разобраться со всем этим. А потом мы сможем поговорить о…
Из-за двери высунулась голова Свена.
– Ваше величество, – позвал он, закатывая глаза в сторону комнаты за его спиной, – ваши подчиненные становятся несколько нетерпеливыми.
Рейф оглянулся на меня, задерживаясь еще на мгновение, – так, словно не хотел уходить. Я видела тени, залегшие под его глазами. Ему удалось выкроить всего несколько часов сна, несмотря на то что ему требовалась по меньшей мере неделя отдыха, и ему была предоставлена лишь минута скорби, в то время как он нуждался в гораздо большем сроке, чтобы оплакать родителей. Все, чего он просил у меня, – это несколько дней, чтобы освоиться в новой для него роли короля, однако для Морригана несколько дней казались роскошью, которую он не мог себе позволить.
Я кивнула, и он повернулся, исчезая за дверью вместе со Свеном, прежде чем я успела попрощаться.
Я застегнула последнюю пряжку лифа и поправила пояс. Я была благодарна за то, что Вила и Аделина принесли мне гораздо более практичную одежду – кожаную юбку, безрукавку и рубашку, – однако она оказалась не менее роскошной, чем мое вчерашнее платье. Тисненая коричневая кожа была настолько эластичной, что мне чудилось, будто она может растаять между моими пальцами.
На моих только что вычищенных ботинках вместо старых порванных и уже несколько раз связанных между собой шнурков появились новые, а перевязь Вальтера надежно облегала мою грудь, сверкая, как и в тот день, когда Грета только подарила ее мужу.
– Семейная реликвия? – уточнила у меня Вила.
Обе они неуверенно смотрели на меня, словно сумев прочитать что-то болезненное в моем лице, когда я надевала перевязь. Они были так же добры ко мне, как и капитан Хейг груб. Я улыбнулась и кивнула, стараясь стереть с лица печаль, которую они заметили.
– Ну, я готова.
Мне предложили провести экскурсию по большой овальной крепости, внутри которой и раскинулся аванпост. Наши с Рейфом палатки были разбиты сразу за офицерским корпусом и столовой, и по пути Вила и Аделина то и дело указывали мне на ряды солдатских казарм, солдатскую столовую, медицинскую часть, притаившуюся между ними кухню… Мы спустились к широким воротам, ведущим на самый нижний уровень заставы. После осмотра всех сараев, загонов и поварского огорода мне показали также и двор, где в клетках содержались вальспреи, поразительные птицы с белоснежным оперением, бритвенно-острыми когтями и устрашающим взглядом. Над светящимися красными глазами каждого, словно нахмуренные брови, виднелась черная полоска перьев. По словам Вилы, размах их крыльев достигает пяти футов[1].
– Они способны пролететь тысячи миль без единой остановки. Так мы передаем сообщения между аванпостами и столицей.
Я спросила, возможно ли отправить их куда-нибудь еще, но нет, их обучали летать только по определенным направлениям. Головы птиц угрожающе повернулись за нами, наблюдая, когда мы двинулись к выходу.
За дальней стеной крепости простиралась река, она огибала всю заставу полукругом. Мы вернулись на верхний уровень; тут мне показали прачечную, и она оказалась просто огромной. Что, впрочем, учитывая их любовь к одежде, было неудивительно. В конце концов мы снова оказались возле служебных помещений полковника Бодина. Я взглянула на маленькие высокие оконца и задумалась про себя, какие же «меры» они там обсуждали.
– А мы можем сходить туда? – полюбопытствовала я, указывая на ворота главной сторожевой башни.
Рейф сказал, что кочевники часто разбивают свои лагери у стен заставы. Повозок племени Дихары я не заметила, когда мы подъезжали к Марабелле вчера, но, по правде говоря, я вообще мало что видела, кроме людей, высыпавших нам навстречу. И теперь я задавалась вопросом, не могла ли она вместе с остальными находиться где-нибудь здесь, в этом импровизированном городе.
– Конечно, – оживленно отозвалась Аделина.
Небольшая дверца в массивных воротах сторожевой башни оказалась открытой, и, как и приказал Рейф, количество стражей возле нее возросло до четырех. Каждый из них держал наготове тщательно отполированную алебарду. Солдат они пропускали беспрепятственно, а вот купцам позволяли только оставлять послания, после чего отправляли их восвояси.
Когда мы приблизились, алебарды со звоном скрестились, словно хорошо отлаженный механизм, преграждая нам путь.
– Джеймс! – воскликнула Аделина. – Что такое? Пропусти нас! Мы хотим…
– Ты и Ви можете пройти, – ответил он, – но ее высочеству без эскорта туда нельзя. Приказ короля.
Я нахмурилась. Рейф все еще боялся, что снаружи могли шнырять рахтаны.
– А эти дамы не считаются моим эскортом? – спросила я.
– Вооруженного эскорта, – уточнил он.
Я с преувеличенным недоумением посмотрела на кинжалы, висящие на боку каждой из нас.
Мы были вооружены.
Но Джеймс покачал головой. Судя по всему, наше оружие не соответствовало требованиям.
Ходить среди купеческих повозок в сопровождении шести настороженных стражников с острыми алебардами в руках было несколько неуютно, однако нам повезло, что Джеймсу удалось разыскать их, так как ни одному из четверых постовых нельзя было покидать свое дежурство.
Небольшой городок на колесах напомнил мне чем-то джехендру. Здесь было что угодно на любой вкус: жареная еда, разноцветные ткани, кожаные аксессуары, палатки, где играли в азартные игры и предлагали экзотические сорта пива, и даже бюро отправки писем для солдат, которые желали отправить домой весточку, оформленную с особым шиком. Иные торговцы находились здесь только для того, чтобы продать заставе все необходимые припасы и отправиться в путь дальше.
Я все еще размышляла, нарушала ли Марабелла договор между нашими королевствами, согласно которому на Кам-Ланто не дозволялось возводить сооружения. Почему семья Эбена сгорела, незащищенная, а здесь, в этой же самой глуши, стояла крепость, в которой жили сотни людей?
Когда я спросила об этом Аделину, один из моих провожатых ответил вместо нее:
– Здесь нет постоянных жителей. Мы регулярно сменяем друг друга.
Это объяснение звучало словно лазейка, которой воспользовались высокопоставленные и влиятельные люди. Я вспомнила, как Реган рассказывал мне о лагерях, в которых останавливались и отдыхали их патрули, однако я всегда представляла себе их как временные перевалочные пункты с мутными лужами грязи, шаткими палатками и потрепанными солдатами, ютящимися на ветру в непогоду. Теперь же мне было любопытно, не пользовался ли и Морриган этими лазейками и не являлись ли и их лагеря немного более долговременными, чем это представлялось мне.
По пути я выспрашивала у купцов, где находятся лагеря кочевников, и нам неизменно говорили пройти «чуть дальше», однако ни один из них не оказался тем, который искала я.
– Мне нужен тот, который ведет Дихара, – в конце концов напрямик сказала я старику, выбивающему узоры на кожаном налобнике.
Он оторвался от своей работы и зубилом указал направление – дальше вдоль стены.
– Да, она здесь. В самом конце.
Мое сердце подпрыгнуло, но лишь на мгновение. Морщины старика сделались еще глубже, превратившись в безошибочно узнаваемую мрачную маску. Я побежала в указанном направлении, да так, что Вила, Аделина и солдаты с трудом поспевали за мной.
Когда мы добрались до стоянки, я поняла, почему он стал угрюм. Лагерь встал под развесистыми сосновыми ветвями, однако на них больше не развевались ленты. Не свисали разукрашенные колокольцы или колотая медь. Не было и дымящегося котелка посередине. Палаток не было. Только три обгоревших carvachi.
Кибитка Рины казалась уже скорее черной, нежели фиолетовой. Она сама сидела на бревне у кострового кольца с одной из молодых матерей, Тевио скреб грязь острой палкой неподалеку, а позади одной из повозок я заметила мужчину с ребенком на руках, ухаживающего за лошадьми. Здесь больше не царило веселья.
Я обернулась к конвоирам и попросила их подождать меня в стороне.
– Пожалуйста, – сказала я. – У них что-то произошло.
Они обшарили глазами округу и неохотно согласились сохранять дистанцию. Аделина и Вила сразу же встали перед ними, словно своеобразный заслон – черта, которую нельзя было переступать.
Я направилась к кочевникам. Сердце мое неистово колотилось в груди.
– Рина?
Ее лицо посветлело, она выскочила мне навстречу и прижала к своей полной груди так, словно никогда больше не хотела меня отпускать. Когда она разжала объятия и снова взглянула на меня, ее глаза заблестели.
– Chemi monsé Lia! Oue vifar!
– Да, я жива. Но что произошло? – спросила я, указывая на ее обугленную carvachi.
К этому времени к нам подоспели еще несколько человек, включая и Тевио, который принялся дергать меня за юбку. Рина поманила меня к костру, чтобы я присела.
Это были всадники. Венданцы. Такие, каких она еще никогда не видела. Дихара вышла к ним навстречу, однако они не захотели разговаривать. Они показали маленький нож и сказали, что помощь врагам Венды не должна оставаться безнаказанной. А потом убили половину лошадей, подожгли палатки с повозками и уехали. Рина и остальные спешно схватились за одеяла – что угодно, что помогло бы побороть пламя, – но шатры сгорели дотла почти мгновенно. Удалось спасти только три carvachi.
Как только она упомянула о ноже, на моем языке появился противный соленый привкус. Она говорила о ноже Натии. А к концу ее рассказа я уже стояла во весь рост, не в силах сдержать гнева. Один раз убить Комизара было явно недостаточно! Я жаждала убить его еще тысячу раз! И я обрушила сжатый кулак на деревянный бортик carvachi. Злость захлестывала меня с головой.