– Здравствуй, Микаэль.
Он замер на полушаге в узком переулке за трактиром; девушка с красивыми каштановыми кудрями все еще цеплялась за его руку. Микаэль поспешно стряхнул ее и велел спутнице идти дальше, сказав, что догонит позже.
Он уставился на меня во все глаза, хоть мое лицо и было все еще скрыто тенью капюшона. Но он узнал мой голос.
– Паулина.
Едва он произнес мое имя, как по моему позвоночнику побежали мурашки; каждый тембр его голоса был таким же сладким и маслянисто-гладким, как я и помнила.
– Ты не приехал, – произнесла я, с трудом выговаривая слова.
Он шагнул ко мне, и я крепче сжала корзинку, которую держала перед животом. В его лице отразились беспокойство и раскаяние.
– Мне пришлось снова поступить на службу, Паулина. Мне понадобились деньги. Моя семья…
– Ты сказал, у тебя нет семьи.
Он сделал паузу, опустил взгляд, но лишь на мгновение, словно устыдившись.
– Мне не нравится говорить о них.
Мое сердце сжалось.
– Мне ты мог рассказать.
Он сменил тему разговора с семьи на нас.
– Я ужасно скучал по тебе, – промолвил он и сделал еще один шаг ко мне, протягивая руку, словно уже и позабыл о каштанововолосой девушке.
Я опустила корзину на землю и отодвинула плащ с плеч.
– Я тоже по тебе скучала.
Микаэль замер и удивленно уставился на мой округлившийся живот. В его лице отразилось потрясение, момент затянулся, как самый последний вздох, а затем из его рта вырвался короткий неловкий поток воздуха. Его руки, которые только что тянулись ко мне, аккуратно сложились на груди.
– Поздравляю, – наконец сказал он, а затем более осторожно спросил: – Кто отец?
И в этих нескольких словах, на какое-то мимолетное мгновение, я увидела вовсе не Микаэля, а Лию: ее длинные волосы рассыпались по плечам, глаза блестели, дыхание было испуганным, а голос – хрупким, точно весенний лед. «Он погиб, Паулина. Он погиб».
Микаэль смотрел на меня, ожидая ответа. Когда он только познакомился со мной, я была непорочна. Он прекрасно знал, что был единственным моим мужчиной. Его губы плотно сжались, а зрачки сузились до острых бусинок. Я видела, как крутятся его мысли, гладкие, шелковистые, уже обдумывающие, что ответить на то, что я скажу.
– Ты не мог его знать, – ответила я.
Его грудь поднялась в облегченном вздохе.
А я повернулась и пошла прочь.
Глава сорок седьмая
К концу дня Натия так и не нашла Паулину. В Сивике было не больше дюжины трактиров, и Натия сказала, что она побывала в каждом из них. В ответ на ее расспросы люди лишь пожимали плечами. По моим расчетам, живот Паулины к этому времени уже должен был стать круглым от восьмимесячного срока, и от глаз трактирщиков это не должно было укрыться.
Но потом в моей голове пронеслась мысль, о которой я не подумала раньше. Что, если она потеряла ребенка? Энцо ведь ничего не упоминал о ее состоянии в Терравине. Что, если…
Впрочем, существовала еще одна вероятность.
Что, если мы не могли найти ее потому, что Паулина уже была в темнице?
– Ты выглядишь словно тень, – заметил отец Магвайер, пока я, точно губка, впитывала слова Натии. – Ты ела?
Я покачала головой. То немногое, что я закинула в себя, теперь лежало на мостовой Сивики. Жрец усадил меня за стол. Комната, в которой мы сейчас находились, была не просторнее чулана. В ней стояли стол, стул, узкая раскладушка и был вбит одинокий крючок в стену. Она располагалась на территории аббатства и предназначалась для путешествующих священников, когда они приезжали, чтобы наведаться в архив, и ни для чего более. Так что долго оставаться здесь мы с Натией не могли. Это непременно привлекло бы внимание.
Сегодня я посетила еще и амбар на мельничном пруду, чтобы проверить, не догнал ли нас Каден, но он как сквозь землю провалился. Мой позвоночник снова сжали холодные пальцы страха. Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо.
Я опустила голову на руки. После обсуждения неудачных поисков Натии жрец поинтересовался, как прошел и мой день, на что я ответила молчанием. Я прокручивала в голове все полученные мной сведения.
Отец был болен неизвестным недугом, причиной которому стало злодейское предательство принцессы Арабеллы. Королеву никто не видел с тех пор, как заболел король; вся ее свита вообще отдалилась от двора, оплакивая погибших солдат. И я даже не могла попасть к своей тетушке Бернетте, ибо цитадель охранялась так, словно в ней заключены все сокровища континента. Мои братья, которых я так отчаянно хотела увидеть, были в отъезде – вместе со своими отрядами, на поддержку которых я рассчитывала. Паулины нигде не было. А принц Вальтер, согласно всеобщим слухам, был убит рукой своей вероломной сестры.
Я прикрыла глаза.
А это был лишь мой первый день здесь.
Я так стремилась к своей цели, не обращая никакого внимания на препятствия, пока то самое, что двигало мной, не сделало меня абсолютно беспомощной. Я оказалась слишком привязана к Сивике и даже не заметила этого. Да, я гневалась на предателей в Совете отца, но еще здесь находились люди, которые были мне дороги: деревенский пекарь, у которого всегда находился теплый пирог для меня; конюх, который научил меня ходить за лошадьми; солдаты, которые ухмылялись, когда я обыгрывала их в карты, – и то, что они думали обо мне, имело для меня значение. Мне было не все равно. Я вспомнила свой первый день в зале Санктума и Комизара, изучающего меня издалека. Прикидывающего, что я из себя представляю. Никто в Королевском Совете Морригана и близко не изучил меня так, как он. Я видела его руку во всем происходящем.
Не желая поддаваться нахлынувшей на меня безысходности, я потерла глаза.
Это не конец.
Отец Магвайер поставил передо мной миску с теплым бульоном, и я с усилием откусила кусочек хлеба. Вальтер был мертв. Я не могла изменить ни этого, ни того, что люди думали обо мне теперь.
– Вы позаботились об указах? – спросила я.
Он кивнул.
– Все написано и готово, однако для пущей убедительности не помешала бы официальная печать.
– Я постараюсь добыть ее.
– У меня есть некоторые опасения по поводу твоих посланий. Обнародовать их будет слишком рискованно. Быть может, нам…
– Это просто страховка. На всякий случай. Они помогут нам выиграть время.
– Но…
– И это единственная наживка, на которую они клюнут быстрее, чем на бесплатный кувшин эля.
Отец Магвайер вздохнул, однако кивнул, и тогда я поручила ему еще одно задание. Я попросила незаметно навести справки и узнать, не пропадали ли из виду еще какие-нибудь ученые.
Потом я сняла с крючка свой плащ и изучила работу Натии, скрытую за подкладкой. В тусклом свете сумерек это наверняка сработает. До возвращения моих братьев из Града Священных Таинств могло пройти еще немало дней, однако мне все равно нужно было осуществить задуманное.
Цитадель представляла собой большое, разросшееся строение. Если архитектура Венды была платьем, сшитым из лоскутков, то архитектура Морригана – крепким практичным одеянием рабочего со множеством продуманных стежков и широким швом для его перекройки.
Она росла веками, как и все королевство, однако, в отличие от Санктума, рост ее был более упорядоченным. От центрального Большого зала расходились четыре основных крыла, а на территории вокруг них со временем появились многочисленные башенки и хозяйственные постройки. Соединительные переходы между флигелями и другими строениями создавали множество интересных закоулков и коридоров, в которых юная принцесса легко могла ускользнуть от своих наставников. Я была знакома с каждой портьерой, с каждым шкафом, с каждым уголком и выступом в цитадели так, как только может быть знаком ребенок, отчаянно жаждущий свободы. Но еще существовали и тайные ходы, о которых никто ничего не должен был знать, – пыльные забытые лазы, проложенные в более темные, мрачные времена, однако мои скитания привели меня и к их обнаружению.
Королевский книжник прекрасно знал о моих талантах, однако его попытки поймать меня всегда по большей части оказывались жалкими. Я раскрывала их еще до того, как поджидавший за углом наставник успевал схватить мое плечо, раньше, чем я задевала натянутую шелковую нить с предупреждающим колокольчиком на ее конце, раньше, чем любое поставленное препятствие на моем пути могло меня задержать. Его настойчивость стала для меня вызовом и немало послужила на благо моей незаметности. Можно сказать, он стал для меня невольным наставником другого рода.
Сады, разбитые за цитаделью, представляли собой иную, уникальную разновидность укрытия. Мы с братьями проделывали себе лазы в неплотно растущих живых изгородях, и некоторые из этих туннелей были настолько велики, что мы могли целиком залезать в подобные норы, чтобы полакомиться там сладкими пирожками, стащенными кем-то из нас из кухонной печи.
Там я и расположилась, в одной из таких нор, выжидая подходящего момента. Метко пущенный камень вполне открывал передо мной необходимую возможность. И вот вдалеке послышался шорох. Стражники повернулись на шум, и я метнулась в тень крытой аллеи.
Отсюда они уже не могли увидеть меня. Я была в цитадели.
Было что-то опасно волнующее в том, чтобы тайно пробираться по коридорам. Даже когда мое сердце колотилось в ушах, чувства во мне оживали, вспыхивали, светились. Все было так знакомо: звуки, запахи… А потом мое сознание внезапно укололо что-то еще. Что-то, у чего теперь было имя. Оно проскользнуло мимо меня – чудовище, овеянное запахом предательства. Я прямо ощутила, как его подбрюшье прошелестело по моей коже. Услышала, как бьется его сердце внутри стен. Почуяла его вкус, сладкий и коварный, витающий в воздухе. Здесь ему было уютно и комфортно – оно жило здесь уже очень давно. И было голодно.
Быть может, именно поэтому я и предпочитала бегать со своими братьями на свободе по лугам и лесам. Я чувствовала его еще в детстве, но тогда не знала, как его назвать. Теперь же истина шептала мне, выдавая тайны и сговоры нечестивых: они все были здесь. Цитадель полностью принадлежала им. И каким-то образом мне надлежало вернуть ее настоящим владельцам.