да лежал в бреду. Они ведь действительно любили друг друга, и я удивилась тому, как не заметила этого раньше.
Я бросила взгляд на Королевского книжника, все еще сидящего на каменном полу. Он прождал меня тут целый час.
– Вижу, твои пальцы все еще при тебе, – произнесла я.
Он вытянул ногу и поморщился, потирая бедро.
– Вы и ваша стража были весьма убедительны. Полагаю, теперь я могу двигаться?
– Я всегда тебя ненавидела, – продолжила я, глядя на него сверху вниз, – и это нисколько не изменилось.
– Разумно. Не такой уж я и симпатичный человек.
– И ты тоже терпеть не можешь меня.
Он отрицательно покачал головой, его черные глаза безапелляционно уставились в мои.
– Неправда. Вы раздражали меня, досаждали мне и вечно оспаривали мое мнение, однако это было как раз то, что я и ожидал. Я давил на вас – порой даже слишком сильно. Ваша матушка не позволяла мне беседовать с вами о даре, и я подчинялся ей, однако я стремился сделать вас сильной и иными способами.
Я все еще цеплялась за свою ненависть к нему, лелеяла ее, словно любимую привычку, как ноготь, который я догрызла не до конца. Я еще не закончила с ним. Мне хотелось большего, однако я уже ощущала истину, прячущуюся за его хитростью.
– Вставай, – приказала я, желая, чтобы каждое мое слово жгло его каленым железом. – Мы продолжим в твоем бывшем кабинете. Моя мать пока отдыхает.
Книжник с трудом поднялся на ноги, его ноги затекли, и я приказала страже помочь ему встать.
Потом он поправил мантию, разгладил складки, пытаясь вернуть себе достоинство, и наконец выпрямился передо мной. Ожидая дальнейшего моего слова.
– Моя мать считает, что ты сумеешь мне все объяснить. Пусть я и сомневаюсь в этом. – Я с угрозой опустила руку на кинжал. – Поэтому твоя ложь должна быть очень убедительной, чтобы я в нее поверила.
– Тогда, возможно, правда убедит вас лучше.
Я снова увидела перед собой Королевского книжника, которого знала, – он огрызался и исходил слюной от малейшей провокации. Его уши сразу вспыхнули красным пламенем, едва я уличила его в том, что он посылает в Венду ученых.
– Я бы никогда не сделал такого! – вскричал он.
А когда я поведала ему об их грязных делишках в тамошних подземельях, он вскочил на ноги и принялся носиться по кабинету, наперебой перечисляя имена. Я подтвердила каждое из них кивком. Он повернулся ко мне, и теперь я увидела на его лице не просто гнев, а пронзительную обиду от предательства, словно каждый перечисленный книжник лично ткнул его ножом.
– И Аргирис, да?
– Да, – подтвердила я. – И он тоже.
Его ярость вдруг схлынула, и он попятился, его подбородок задрожал. Я снова услышала слова своей матери: «Я абсолютно уверена, что он никогда бы не отвернулся от тебя». Что ж, если это и было притворством, то очень убедительным. Судя по всему, Аргирис нанес ему удар ниже пояса. Книжник опустился в кресло и постучал костяшками пальцев по столу.
– Аргирис был одним из моих лучших учеников. Мы провели вместе много времени. Годы. – Он откинулся в кресле, плотно сжав губы. – Канцлер говорил, что я постоянно теряю своих лучших ученых потому, что со мной трудно. Они все ушли, не сказав ни слова. Уехали в отдаленные сакристы Морригана – таково было их объяснение. Я хотел навестить Аргириса спустя месяц, но в сакристе сказали, что он пробыл там всего несколько дней, после чего снова уехал. Куда именно он отправился, никто не знал.
И если книжник разозлился, когда я рассказала об ученых, то, когда я спросила его об охотнике за головами, посланном перерезать мне горло, он пришел в настоящую ярость. Он ущипнул себя за переносицу и покачал головой, пробормотав «вот глупец» себе под нос.
– Я был беспечен, – наконец произнес книжник. – Когда я обнаружил, что книги пропали, а на их месте лежит ваша записка, то сразу принялся за поиски. – Он поднял одну бровь и устремил на меня пристальный взгляд. – Вы ведь написали, что теперь они «лежат хорошо». Я решил, что вы просто сунули их куда-то на другую полку в архиве.
Книжник сказал, что канцлер застал его и его помощников за разбором шкафов и поинтересовался, что же такое они ищут. Но прежде чем книжник успел что-либо придумать, за него ответил один из служек.
– Канцлер был просто в ярости и сам перетряс несколько полок. Он выбежал из библиотеки, потребовав, чтобы я сжег книгу, если вообще найду ее, как мне и было приказано. Мне показалось странным, что он помнит текст спустя аж пять лет, ведь он назвал его просто варварской тарабарщиной. В тот момент я и начал интересоваться им. Даже обыскал его кабинет, однако ничего там не обнаружил.
Меня это нисколько не удивило. Мои собственные поиски окончились тем же.
Королевский книжник подался вперед, и гнев улетучился с его лица.
– По долгу службы я должен был подписать указ на ваш арест – единственный из всех – и предложить вознаграждение за ваше возвращение. Он был вывешен на главной площади, но про убийство там ничего не было. Я не посылал никаких охотников за головами, чтобы убить вас, как не посылал их и ваш отец. Он отправлял лишь следопытов, чтобы отыскать вас и вернуть домой.
Я поднялась и прошлась по кабинету. Мне не хотелось верить ему. Я снова повернулась к книжнику.
– Зачем ты вообще спрятал Песнь Венды? Моя мать ведь велела уничтожить ее.
– Джезелия, я ученый. Я не могу уничтожать книги, что бы они в себе ни таили. Настолько старые манускрипты – редкость, а это, судя по всему, самый древний из всех, что я держал в руках. Я положил «Последний завет Годрель» в ящик рядом с венданским текстом совсем недавно. В надежное, как мне тогда казалось, место. И я еще не успел перевести его.
Едва книжник заговорил о старых текстах, как я различила в его глазах оживление.
– Я перевела его почти полностью, – ответила я.
Внимательно наблюдая за его реакцией, я поделилась с книжником содержащейся в манускрипте историей. Он слушал меня с огромным интересом.
– Значит, Годрель и Венда были сестрами, – медленно повторил он, словно пытаясь проглотить чересчур жесткий кусок мяса, пережевывая слова, которые никак не мог осознать. – А Морриган – внучкой Годрель? Все это одна семья? – Он потер горло, словно пытаясь выдавить из себя продолжение. – А Джафир де Алдрид – просто падальщиком?
– Ты что, не веришь мне?
Его лоб нахмурился.
– К сожалению, полагаю, что верю.
Он приблизился к шкафу, из которого я когда-то и стащила книги, и я с удивлением обнаружила, как он открывает еще один ящик с фальшивым дном.
«Вам есть что скрывать». Я знала это еще тогда, но, потом, обнаружив один его секрет, перестала искать другие.
– Сколько же всего у тебя тайников, книжник?
– Боюсь, это последний из моих сюрпризов.
Он положил на стол толстую пачку бумаг.
– Что это? – поинтересовалась я.
Он извлек из стопки несколько страниц.
– Письма, – ответил он. – Найденные несколько десятилетий назад предыдущим Королевским книжником. Они противоречили Священному Писанию, а он, как и я, не уничтожал древние тексты, и потому они стали неким непостижимым для нас отклонением.
– Значит, их спрятали потому, что письма рассказывали иную версию истории?
Он кивнул.
– И они подтверждают то, что вы рассказали мне только что. Похоже, что почитаемый отец нашего народа, Джафир де Алдрид, и правда был мусорщиком, не умевшим ни читать, ни писать, когда его встретила Морриган. После того как они прибыли сюда, он учился грамоте, составляя письма. Я перевел примерно половину из них. – Книжник пододвинул ко мне стопку. – Это – его любовные послания к ней.
Любовные письма?
– Думаю, ты ошибся, книжник. Этого просто не может быть. Согласно истории Годрель, Морриган украл вор Харик, который и продал ее Алдриду за мешок зерна.
– Да. Письма это подтверждают. Но каким-то образом… – Он покопался в страницах и вынул одну из них, начав читать: – «Я твой, Морриган, твой навсегда… и, когда последняя звезда во вселенной угаснет, я все равно останусь твоим». – Он снова перевел взгляд на меня. – По-моему, это весьма похоже на любовное письмо.
Выходит, Королевский книжник все же ошибся: он еще мог удивить меня. А настоящая история Морриган неизменно таила в себе какие-то секреты.
Глава семьдесят вторая
На площади было полным-полно народу. Все они пришли посмотреть на повешение принцессы Арабеллы, однако вместо этого мне предстояло сказать им, что я поведу их на битву всей их жизни. Я поднялась на балкон портика, по одну сторону от меня встала моя мать, по другую – Королевский книжник, по обе стороны от них – Рейф и Каден. А дальше – то, что осталось от Королевского Совета.
Внизу виднелся ряд суетящихся лордов, обескураженных тем, что конклав должен был стоять рядом с простолюдинами. Сразу за ними плечом к плечу возвышались Берди, Гвинет и Паулина. Они глядели на меня, и их уверенные взгляды придавали мне сил. По периметру площади вместе с отрядами солдат наблюдали за толпой Свен, Джеб, Тавиш и Оррин.
Когда моя мать вышла вперед, чтобы заговорить, вокруг поднялись замешательство и ропот. Она сказала, что король болен – после того, как его отравили предатели, те самые, которые и послали ее сына с отрядом в засаду, а затем громко огласила имена изменников. При упоминании вице-регента наступила потрясенная тишина, словно он уже стоял у виселицы и на его шею только что накинули петлю. Из всех членов Совета он был наиболее любим в народе, и подданным было непросто принять эту новость. Королева сказала, что заговор был раскрыт благодаря верности принцессы Арабеллы – не предательству, нет, – и что теперь настала пора им выслушать меня.
Тогда я сделала шаг вперед и поведала людям о надвигающейся на нас угрозе, которую видела собственными глазами; об ужасающей силе, такой же, что и великое опустошение, о котором было рассказано в Священном Писании.