Я отложила расческу и посмотрела в зеркало. Мои волосы свободно рассыпались по плечам. Внешне я выглядела так же, как и раньше, быть может слегка исхудавшей, однако внутри меня все было иначе. И так, как прежде, уже не будет никогда.
Он обручен.
Эта мысль пришла ко мне неожиданно, словно внезапный порыв ветра. Ее заслоняла от меня целая гора обязанностей, но сейчас один свободный миг впустил ее обратно.
Я поспешно встала из-за столика, поправила на себе перевязь, убрала кинжал в ножны, пытаясь привыкнуть справляться одной рукой там, где раньше мне требовались две.
Наша семейная столовая предназначалась для небольших, более интимных трапез, однако сегодня нас должно было собраться шестнадцать человек. Я бы просто похлебала бульона у себя в комнате и завалилась спать, как и во все предыдущие ночи, или перекусила чем-нибудь во время нашего запоздалого совещания, но мама лично пришла ко мне, чтобы предложить это, – а она не покидала своих покоев уже несколько дней. Я подумала о своих терзаниях в первые дни после смерти Астер, о том, как Рейф сказал мне, что я должна перегруппироваться и двигаться вперед. Похоже, именно это она и пыталась сделать сейчас.
Мои тетушки сразу же поддержали ее инициативу, заметив, что в суматохе последних дней мы все виделись только урывками. Они сказали, что нам предстоит долгая борьба, и совместная трапеза позволит нам теснее сплотиться. С этим поспорить я не могла.
Мы с Берди пришли в столовую первыми, и, когда она обняла меня, я уловила запах теплого свежего хлеба и разглядела мучную пыль на ее щеке.
– Ты была на кухне?
Она подмигнула мне.
– Может, и заходила. Твоя мама сама попросила меня, и я с радостью исполнила ее просьбу.
Я уже было собиралась спросить, что она там делала, но тут к нам присоединились Гвинет и Натия. Взгляд Натии сразу же поднялся к высокому потолку, а затем изучил обшитые гобеленами стены. Я вспомнила, как впервые разделила с ней трапезу. Тогда она встретила мое обжорство невинным взглядом и множеством вопросов. Теперь же девочка молчаливо наблюдала за происходящим с настороженностью кошки, прячущейся в кустах и готовой в любой момент вскочить, впрочем, как и остальные. Все мы явились к столу с оружием, что в прошлом было бы строго запрещено протоколом, но сегодня никто не стал возражать, даже тетушка Клорис.
Мы расположились на одном конце стола.
Потом пришли моя мать, ее сестры и тетка Паулины, леди Адель. Волосы мамы были тщательно расчесаны и заплетены, а платье аккуратно отутюжено, и в ней будто бы снова вспыхнул огонь, который едва тлел в последние дни. Я видела это в ее глазах, в расправленных плечах и высоко поднятом подбородке – предателям не сломить нас. И я была немало удивлена, заметив, что она болтает с Берди, словно они были старыми подругами.
Оррин, Тавиш, Джеб и Каден вошли вместе. Все четверо выглядели смущенными, однако моя мать тепло поприветствовала каждого и направила их к своим местам. В этот момент я внезапно поняла, как мало они знают друг о друге, пусть мы и находились здесь уже несколько дней.
Нам действительно нужно было сплотиться. Совместная трапеза нужна была не только для насыщения наших тел. Потом слуги начали наполнять кубки вином и элем. Пусть мама и обещала, что ужин будет скромным, но игристый вишневый мускат явно свидетельствовал об обратном.
– А где Паулина? – спросила я Гвинет.
Услышав мой вопрос, леди Адель тоже насторожилась, ожидая ответа. Я знала, после их стычки в наш первый вечер здесь Паулина избегала встречаться с тетей. Поэтому и оставалась в аббатстве с ребенком. Но сегодня она вернулась в цитадель.
– Ей нужно было отлучиться, чтобы кое-что забрать, – ответила мне Гвинет. Разумеется, мы обе понимали, что женщина имеет в виду под «кое-чем». – Паулина скоро подойдет, – добавила она, а когда леди Адель отвернулась, Гвинет пожала плечами так, словно тоже понятия не имела, что могло задерживать подругу и придет ли она вообще.
Свен появился вместе с капитаном Эйзией, и я с удивлением обнаружила, что они оба одеты в офицерские мундиры. Капитан тотчас покраснел под взглядами моих тетушек, и тут я впервые обратила внимание на то, насколько на самом деле он был молод. Они со Свеном быстро включились в разговор с тетушками и леди Адель. Мне стало любопытно, почему же задерживается Рейф. Я как раз потягивала свой мускат, когда услышала его шаги. Я знала их так же хорошо, как и свои собственные: его поступь, темп, легкое бряцанье ножен. Он торопливо вошел в столовую и замер в дверном проеме – волосы немного растрепались, а сам он был одет в мундир синего Дальбрекского цвета. Мой желудок сжался против воли. Он извинился за опоздание – его задержала встреча с подчиненными. Поприветствовал мою мать, принеся ей дополнительные извинения, а затем повернулся ко мне. Его взгляд упал на мою перевязь.
– Лекарь сказал, что это поможет снять отек, – тут же объяснила я.
Он опять перевел взгляд на перевязь, на меня, на перевязь, и я поняла, что он подыскивает слова, пока в голове у него вертятся другие. Я знала все его реакции, паузы, вздохи. Сможет ли когда-нибудь его суженая узнать его так же хорошо, как я?
– Я рад, что ты следуешь его советам, – наконец произнес Рейф.
Всего лишь несколько слов, но внезапно все отвлеклись от своих разговоров, чтобы понаблюдать за нами. Рейф повернулся и занял свое место на противоположном конце стола.
Перед тем как подали первое блюдо, мама обратилась ко мне:
– Лия, не хочешь произнести поминовение?
То была не простая вежливость. Это был жест признания положения, которое я теперь занимала.
Память ощутимо толкнула меня под ребра, и я встала. Благословение жертвоприношения. Но тарелки с костями, которую можно было бы поднять над головой, не было. Некоторые слова я произносила только про себя, другие же – для всех присутствующих.
E cristav unter quiannad.
– Вечно памятная жертва.
Meunter ijotande.
– Никогда не забываемая.
Yaveen hal an ziadre.
– Во все дни нашей жизни. И пусть небеса даруют нам мудрость. Paviamma.
«Paviamma», – повторил за мной лишь Каден.
Мама непонимающе посмотрела на меня. То была совсем не традиционная молитва.
– Это поминовение Венды?
– Да, – ответила я. – И частично наша.
– А это последнее слово? – спросила вдруг леди Адель. – Павим?
– Paviamma, – поправила я.
Мое горло неожиданно сжалось.
– Это венданское слово, – ответил за меня Рейф. – И оно может означать множество вещей в зависимости от того, как его произносят. Дружбу, прощение, любовь.
– Вы тоже знаете этот язык, ваше величество? – спросила моя мать.
Рейф не сводил глаз с меня.
– Не так хорошо, как принцесса, и, разумеется, не так, как Каден, но я понимаю его достаточно, чтобы знать это.
Взгляд моей матери переместился на Кадена, потом на меня. Я заметила тревогу в ее глазах. Венданский язык, венданский Убийца, сидящий за нашим столом, венданское поминовение – и лишь Каден был ответом на все. Нас с ним объединяло гораздо большее, чем просто побег из Венды, поняла она.
Судя по всему, Свен заметил заминку моей матери и начал рассказывать, как сам выучил венданский язык, проведя два года в плену, в шахте с парнем по имени Фальгриз.
– Чудовищный человек, однако он помог мне выжить…
Его колоритная история увлекла всех, и я была благодарна, что Свен отвлек внимание от меня. Мои тетушки были буквально заворожены рассказом о его смелом побеге. А Тавиш закатил глаза так, словно уже слышал эту историю – много-много раз.
И вот на стол подали первое блюдо – сырные клецки.
Утешительная закуска. Я подняла глаза на маму, и она улыбнулась. Именно это блюдо она подавала всякий раз, когда мне или моим братьям было нехорошо. Я мысленно поблагодарила и ее – за то, что она не прикладывала особых усилий, чтобы произвести впечатление на короля Джаксона. В свете последних событий самая обыкновенная еда казалась мне наиболее уместной.
Потом мама спросила о вальспреях, и Свен уверил ее, что послание уже наверняка прибыло на заставу, пусть мы и не получим ответ. Он пояснил, что это сообщение в один конец, и нам не стоит терять надежды.
– Значит, сохраним эту надежду, – подытожила тетушка Бернетта. – Мы благодарны всем вам за то, что вы нам ее подарили.
Мама подняла бокал и произнесла тост за Рейфа, его людей, вальспреев и даже за полковника, который получит письмо и поможет спасти жизнь ее сыновьям. За этим последовал целый поток тостов, облетевших стол и выражающих благодарность всем присутствующим, кто помогал раскрыть заговор предателей.
В моей груди потеплело от многократных глотков муската, и подавальщица вновь потянулась, чтобы наполнить мой кубок.
– Мы благодарны и тебе, Каден, – продолжила моя мать. – Я сожалею, что тебя предал наш соотечественник, и вдвойне благодарна тебе за то, что ты помогаешь нам сейчас.
– Сын Морриган наконец-то вернулся домой, – поддержала тетушка Клорис, поднимая свой бокал.
От меня не укрылось, как скривился Каден, – предположение, что он больше не венданец, задело его, – однако он лишь кивнул, стараясь принять это признание с изяществом.
– И за… – подняла было свой бокал я, чтобы переключить внимание с него на себя.
Головы всех повернулись в мою сторону, ожидая услышать, за что или за кого я хочу выпить. Я посмотрела на Рейфа. Он словно почувствовал, что я собираюсь сейчас сказать. Голубой лед его глаз впился в мои, но мы должны были пройти через это. Перегруппироваться и двинуться вперед. Так и надлежит поступать хорошему солдату.
Я проглотила ком.
– Я хотела бы поздравить короля Джаксона с предстоящей свадьбой. Я желаю вам и вашей невесте долгой и счастливой совместной жизни.
Рейф будто застыл – не пошевелился, не кивнул, ничего не сказал в ответ, – и Свен тотчас поднял свой бокал, толкнув локтем Тавиша. Вскоре через стол прокатился шквал теплых пожеланий остальных. Рейф опрокинул в себя остатки вина и тихо произнес: