– Диночка! Девочка! Как же это… – Азалия бессвязно выкрикивала что-то невразумительное, захлебывалась слезами и торопливо приближалась ко мне. Несколько раз споткнулась и едва не упала. Ее бережно поддержал за локоть… Жан! С ними шли еще трое незнакомых мужчин.
Я выпрямилась и смотрела на маленькую группу, ничего не понимая. Стояла на краю разрытой ямы, вся перепачканная в грязи. В руках по-прежнему была лопата, вокруг валялись комья земли.
Азалия добралась до меня первой и сразу бросилась вырывать лопату. Я машинально вцепилась в нее, не отдавая.
– Да ты ведь… Разве можно его тревожить?! Вы видите? – с плачем обернулась она к незнакомым мужчинам. – Надо что-то делать!
– Вы это, девушка, нехорошо… – неуклюже произнес один из них, – не положено. Осквернять.
– Что? Осквернять? – Неужели кто-то мог подумать такое? – Но я же…
– Манюня, пойдем отсюда. Зачем ты… – Жан выступил вперед. В глазах плескались тревога и растерянность.
Я ничего не понимала. Голова шла кругом. Они обступили меня, захватили в кольцо.
– Халимов, ты полицию вызвал? – спросил самый старший из мужчин. – Это же вандализм самый настоящий! Я как директор кладбища…
– Вызвал, – угрюмо отозвался Халимов. – Сейчас будут, сказали.
«Что происходит? Как такое могло случиться?» – Мысли прыгали, как перепуганные белки.
– Девочка потеряла отца! – Азалия припала к груди директора кладбища. – Поседела вся – это в двадцать-то лет! Не спит, не кушает толком. Да еще с парнем своим поссорилась…
– С каким парнем? – возмущенно крикнула я. – Он мне никто!
– Вот видите? – Азалия зарыдала еще горше.
Жан нахмурился. Кладбищенский босс понимающе кивнул. У него тоже была взрослая дочь.
– Себя не помнит! Час назад Ванечка, вот он, мальчик! – Азалия указала пальцем на Жана. – Звонит, говорит: «Тетя Азалия, Диночка-то наша… Не верю, говорит, что папы нет! Не он там в могиле! И на кладбище рванула!» Мы думаем, вдруг что с собой сделает? И тоже сюда! Врача позвали – мало ли… Спасибо, приехал. А она что надумала! Откопать решила, убедиться!
Третий мужчина, молчавший до сих пор, протолкался ближе. Я увидела под темным пальто белый халат. В руках он держал небольшой саквояж.
– Разрешите! – властно произнес врач. – Азалия Каримовна, успокойтесь. Дина, отдайте лопату, пожалуйста.
– Она все врет! Я не хотела откапывать папу! Это ведьма! Она меня изводит! Закопала что-то в могилу, чтобы меня убить!
Я говорила и сама понимала, как звучат мои слова. От отчаяния почти кричала, размахивала руками, стискивая в правой перепачканную в грязи лопату.
Утренняя встреча в кафе, поход к Жанне… Неужели это мне почудилось? Неужели ничего не было, и я просто напридумывала всю эту дичь? Выходит, я больна?
Нет, нет… Не может быть!
Врач попытался отобрать лопату, но я сама отшвырнула ее в сторону и попала по ноге Жану. Тот взвыл от боли. Я обернулась к нему и проорала:
– Скажи им! Мы же с тобой сегодня разговаривали… Она все подстроила! Ты сам… Это же ты меня отправил! Не молчи! Что ты молчишь?
Я шагнула к Жану, но он отпрянул:
– Манюня, опомнись! Я отправил тебя раскапывать могилу?!
Я постаралась говорить спокойнее.
– Нет, но ты послал меня к экстрасенсу, к Жанне, а она сказала, что Азалия ведьма, и велела откопать предмет…
– Бедняжка моя, о чем ты? Я не знаю никакой Жанны!
Он выглядел настолько искренне, а слова его звучали так убедительно, что я ничуть не удивилась, когда директор кладбища произнес, потирая лоб:
– Тут не полицию, тут из дурки надо… Доктор! Как вас там? Сделайте что-нибудь!
– Я пытаюсь! – огрызнулся врач и попробовал взять меня за руку.
Собрав все силы, я рванулась прочь от него, и это словно послужило сигналом к действию. Кладбищенские служащие бросились на меня, удерживая и не давая убежать. Жан неуверенно переминался с ноги на ногу, не осмеливаясь подойти ближе. Азалия заламывала руки и истерично выкрикивала бессвязные фразы.
Врач споро достал из саквояжа лекарство и шприц, попутно командуя:
– Держите ее! Крепче! Руку! Руку зафиксируйте!
Я отчаянно отбивалась, вырывалась, отталкиваясь ногами. Уже не пыталась никому ничего объяснить, только кричала, не узнавая собственного голоса, плакала и снова и снова просила отпустить меня.
Один из мужчин провалился в выкопанную мною яму, видимо подвернул ногу, и ударился спиной о деревянную стелу. Заматерился, на минуту ослабив хватку, и я попыталась отпихнуть его и директора кладбища. На помощь поспешил Жан, ловко скрутив мне руки. Я извернулась, плюнула ему в лицо. И в тот же момент почувствовала боль от укола. Врачу удалось ввести препарат…
– Что ты мне уколол?! – бешено заорала я.
– Спокойно, спокойно! Все будет хорошо! – проговорил доктор, отступая назад. Азалия ухватила его за локоть и принялась благодарить.
Наши вопли разносились по притихшему кладбищу. Прибывшие полицейские без труда нашли место предполагаемого преступления и бежали на подмогу, перепрыгивая через могильные холмы и невысокие оградки.
Но их помощь уже не требовалась. Я больше не вырывалась и не отбивалась, лишь бессильно обмякла на руках у своих мучителей. В голове повис густой туман, ноги подогнулись, руки словно лишились костей. Звуки доносились издалека и были тягучими, гулкими. А потом и вовсе исчезли.
Глава 15
Дина уже не видела, как Жан подхватил ее и понес прочь. Взял у Азалии ключи от машины и вызвался отвезти девушку домой. Вслед за ним отправились и все остальные, включая полицейских. Они наскоро осмотрели развороченную истоптанную могилу и двинулись в административный корпус составлять протокол.
Директор кладбища пригласил участников происшествия в свой кабинет. Настроение было ни к черту. С таким ему пришлось столкнуться впервые, и он заметно нервничал.
– Жалко девчонку. Совсем с катушек съехала. Молоденькая такая…
Директор снова вспомнил свою дочь и полез в шкаф за коньяком. Покосился на полицейских и передумал. Потер ладони друг о дружку и сел за стол.
– Халимов!
– Че? – откликнулся сторож, который приткнулся на стуле возле выхода.
– Сходи-ка, прибери там…
Халимов привстал со стула.
– Ему же можно уйти? – спохватился директор.
– Пускай идет, – махнул рукой один из полицейских. – Без него свидетелей хватает.
Полицейские записали со слов Азалии детали случившегося. Она перестала рыдать и только морщила губы, всем видом демонстрируя, как ей плохо. Доктор и директор кладбища дополнили картину, подтвердив каждое ее слово.
Вскоре полицейские укатили. Азалия тоже отбыла, доктор последовал за ней: требовалось присмотреть за непредсказуемой пациенткой. Директор с облегчением вздохнул и все-таки достал коньяк.
Сторож вернулся на могилу. Притащил с собой большую лопату и принялся приводить все в порядок. Темнело стремительно, и Халимов старался быстрее управиться. Он давно работал на кладбище, привык, навидался всякого и ничего не боялся. Да и вообще был человеком невпечатлительным. Однако сегодня ему было не по себе. Он вдруг осознал, что уже почти ночь, а в радиусе километра или даже гораздо больше рядом с ним нет ни единой живой души.
Только мертвецы, терпеливо ждущие Судного дня в стылых тесных могилах. Халимову показалось, что они наблюдают за ним – сотни, тысячи мертвых глаз и пустых глазниц, и он почувствовал, как все волоски на теле встали дыбом.
Это был древний, лишенный всякого смысла и конкретики, нерациональный и оттого непобедимый страх. Так боятся, лежа в темных спальнях, маленькие дети. Ни уговоры, ни призывы старших не могут прогнать их ужас. Быть может, это страх вечности, неизвестности, смерти. Избавиться от него невозможно – можно только перерасти.
Но бывают дни – такие, как сегодня, – когда забытый страх вдруг возвращается. И ты понимаешь, что, несмотря на седые волосы, прожитые годы и жизненный опыт, ты перед ним бессилен.
Халимов поспешно закидал яму землей, наскоро разровнял, поправил венки и ушел, бормоча что-то себе под нос.
На кладбище снова стало тихо. К ночи зарядил дождь. Он шуршал по крыше сторожки, словно нашептывая что-то. Халимову нестерпимо захотелось напиться, хотя он не позволял себе лишнего после прошлогоднего инфаркта.
Эта девчонка… Было в ней что-то… Если бы он мог подбирать слова, то сказал бы – трагичное. Потерянное.
Не совсем ладно было со всей историей. Когда эти двое, красавчик с бабой, подрулили на стоянку на дорогущей красной тачке, Халимов как раз вышел покурить. Стоял в небольшом закутке возле ворот, и они его не заметили.
Халимов докурил и вернулся в контору, Максимыч, директор, его уж искал. Пошли, говорит, могилу разграбить хотят! Тут из его кабинета – мать честная, эти двое! Баба ревет белугой, парень ее культурно под локоток поддерживает. Сам бледный, тоже чуть не плачет. Оказывается, дочкин жених! Халимов аж присвистнул.
Пошел было к двери, Максимыч за ним, а баба ни с места. И красавчик тоже. Что такое? Оказывается, врача ждут. А откуда им было знать, что доктор понадобится? Ну ладно, может, на всякий случай позвали. Хорошо.
Но ведь баба и полицию велела позвать! Этих-то на кой? Что они, впятером с одной девчонкой бы не сладили?! Неужто нормальная мать будет ментов в такое дело впутывать? Ребенку жизнь портить?
И ведь неизвестно пока, что там, на могиле-то! Откуда эта фифа знала, что девчонка обязательно труп откапывать станет? Мало ли что она этому красавчику наговорила! Может, сидит там да ревет. Или в обморок свалилась. Или над собой что сделала. Матери бы быстрее туда: а ну как поздно будет! Всю жизнь себе не простишь. Так нет! То врача ждет, то ментов…
Тут доктор прибежал. Двинулись на могилу. Максимыч тоже, конечно, полицию не хотел звать. Но баба и так и эдак, ужом вертится, не отстает. Без них, дескать, нельзя. Максимыч рукой махнул: шут с ней! Звони, Халимов.
Он и позвонил. С начальством не поспоришь.