и Гарри начал с тревогой раздумывать, в какую опасную историю он сдуру вляпался, тем более что в глубине души очень любил Великобританию, с которой его связывали воспитание, сыновнее чувство и благодарность. Да вот только бывают ошибки, последствия которых непременно приходится расхлебывать. Те, к кому несколько месяцев назад от обиды и раздражения занесло Петра, очень ему помогли. И теперь его долг «вновь обретенным братьям» достигал такой цифры, что при одной мысли об этом молодого человека прошибал холодный пот. Он знал, что загнан в угол, а кроме того, просто боялся, зная, что новые «соотечественники» шутить не любят и при малейших признаках бунта ему, Петру Милукину, вероятно, придется совершить выдающийся кувырок в Темзу и побить все рекорды погружения на глубину. Однако тот факт, что он осознал всю чудовищность совершенной глупости, ничуть не утешал Петра Сергеевича Милукина, или Гарри Комптона. Успокаивало лишь то, что за восемь месяцев в обмен на благодеяния от него ровно ничего не потребовали. Сперва он всерьез опасался, что новые друзья заставят его прикончить старого доброго Мака[2], подбросить бомбу в Палату общин или при всем честном народе оскорбить архиепископа Кентерберийского. Как видно, душа новоиспеченного советского шпиона слишком пропиталась мелкобуржуазным романтизмом. Со временем Гарри Комптон потихоньку уверовал, что СССР просто решил провести благотворительную акцию, взяв на вечный кошт любезного его сердцу Петра Сергеевича Милукина, который отказался от мнимых удовольствий капиталистического существования ради суровых будней коммуны. То, что этот выбор так и остался на уровне теории, молодого человека нисколько не волновало — ведь его новые друзья сами помешали ему вернуться на историческую родину.
Однако погружение в самоанализ никогда не приносило особого удовлетворения Гарри Комптону (именно так мы и станем называть его впредь), а потому он просто жил как живется, немного печалясь, что марксизм-ленинизм запрещает верить в Бога, хотя именно сейчас он особенно склонен оценить отеческую заботу Всевышнего.
9 часов 00 минут
Приехав в Адмиралтейство, сэр Реджинальд вздохнул. Здесь он вне пределов досягаемости Барбары. Поднимаясь к себе в кабинет, начальник сектора «Д», как это часто случалось с ним в последнее время, размышлял, как он будет жить, когда настанет время уйти в отставку, если, конечно, до тех пор Господь, по милосердию своему, не сделает его вдовцом. Потом, прежде чем вызвать обоих помощников — Герберта Рутланда и Дональда Фаррингтона, стал проглядывать бумаги, разложенные на столе секретаршей.
Этажом выше адмирал Норланд тяжело опустился в кресло. Губы его горько кривились, сердце давила тоска — адмирал все никак не мог пережить, что больше не уйдет в плавание. Из окна кабинета он смотрел в небо поверх крыш и старался представить себе, будто по-прежнему стоит на мостике «Отважного». Наблюдая за движением облаков над столицей, старик вычислял силу ветра, а когда сильно задувало с юга, он распахивал окно настежь, надеясь уловить отдаленное дыхание моря. Адмирал и мысли не допускал, что возраст, хотя бы теоретически, может взять верх над ним и над его страстью к флоту. И вот, чтобы по-прежнему слышать словечки, без которых не мог обойтись, и постоянно видеть милую сердцу морскую форму, Норланд бросил якорь в Адмиралтействе, и каждое утро он воображал, будто явился туда за приказом отправиться в дальнее плавание. А в Грейвсенде его жена, затворившись в похожей на музей комнате, напоенной разными восточными ароматами, мирно грезила об ослепительных небесах Востока, не замечая туманов Темзы.
Сэр Реджинальд Демфри, не обнаружив в бумагах ничего примечательного или хотя бы срочного, собирался было вызвать помощников, но секретарша сообщила, что его немедленно хочет видеть адмирал Норланд.
Старик Норланд, с его потемневшей и задубевшей от морской воды кожей, напоминал отставного чемпиона по вольной борьбе. Он протянул Демфри широкую, как валек прачки, ладонь.
— Ну, Реджинальд, как дела?
— Благодарю вас, сэр, прекрасно.
— Хорошо… Садитесь… Вы в точности выполнили все мои указания насчет «Лавины»?
Прежде чем ответить, сэр Демфри с тревогой посмотрел на высокого, крепкого мужчину, сидевшего в кресле у окна.
Адмирал заметил его взгляд.
— Извините, совсем забыл вас познакомить! — воскликнул он. — Инспектор Эверетт Картрайт из Интеллидженс Сервис. Сэр Реджинальд Демфри, начальник сектора «Д». Именно в его сейфах хранится досье «Лавина»… И это, должен признать, удовольствие ниже среднего!
Демфри вздохнул. Ему и в самом деле не доставляло никакого удовольствия отвечать за «Лавину» — план мобилизации всех флотов НАТО, который русские с наслаждением полистали бы, чтоб выяснить, какие именно цели первыми попадут под обстрел союзнических кораблей в случае всемирной заварушки.
— Да, сэр. Уйдя от вас вчера утром, я сообщил всем своим подчиненным — помощникам, двум личным секретаршам, а также секретаршам помощников, что забираю досье «Лавина» домой, где никому не придет в голову его искать… По крайней мере, будем надеяться.
Сдержанный вздох сэра Реджинальда позабавил адмирала.
— Не стоит так нервничать, Реджинальд! Досье, которое лежит у вас в Кенсингтоне, — фальшивка. Но уж об этом — никому ни слова, ладно?
Демфри вдруг показалось, что небо неожиданно просветлело.
— Счастлив слышать, сэр! Но тогда я не понимаю, зачем понадобилось столько сложностей?
— Чтобы у вас его украли, Реджинальд.
— Что?
Адмирал повернулся к представителю Интеллидженс Сервис.
— Объясните ему, Картрайт.
— Двойной агент продал нам ценное сообщение. Стоило это очень дорого, но информация оказалась верной. Судя по всему, русские решили любой ценой заполучить «Лавину». Люди, которым это поручено, нам хорошо известны. Все это старые знакомцы, которых мы нарочно оставили в покое из опасения, что их заменят новыми, на сей раз темными лошадками. Однако, похоже, они собираются возложить попытку похищения на новичка, надеясь таким образом усыпить наши подозрения. К счастью, я думаю, что благодаря счастливому стечению обстоятельств и бдительности наших агентов в Бристоле мы знаем, о ком идет речь. Следовательно, у нас немало шансов не только обезвредить молодого человека, но и добраться через него до главарей.
— Но вы, кажется, только что утверждали, будто и так все о них знаете?
— Точнее, сэр, нам бы хотелось поймать главную фигуру советской шпионской сети в Лондоне. До сих пор, невзирая на все усилия, нам не удалось узнать об этом человеке ровным счетом ничего. Никто из наших агентов его не видел. Известно лишь, что существует некий «номер первый». А кроме того…
Полицейский умолк, словно не решаясь продолжать. Однако заметив ободряющий взгляд адмирала, он снова заговорил:
— А кроме того, сэр, нам очень хотелось бы обнаружить, кто именно из ваших служащих — предатель, и обезвредить его.
Демфри так потрясло это заявление, что сначала он просто остолбенел. Потом к лицу прихлынула кровь, и сэр Реджинальд уже собирался растолковать этому полицейскому, что он думает о подобной наглости, как вдруг вмешался Норланд:
— Спокойно, Реджинальд! Я, вернее, мы с Картрайтом хорошо понимаем ваше волнение, но, к несчастью, он сказал чистую правду… Русские уже знают, что вы храните «Лавину» у себя в Кенсингтоне.
Демфри с удрученным видом повернулся к инспектору. Тот кивнул:
— У нас тоже есть свои люди на другой стороне, сэр.
— Но, в конце-то концов, это просто невероятно! Мне известна вся подноготная Рутланда и Фаррингтона!
— У вас работают не только они, сэр… И потом, тщательное расследование показало, что, хоть Герберт Рутланд и экономит каждый пенс, у него масса денежных трудностей, а его жена очень много проигрывает в карты… А что до его коллеги Дональда Фаррингтона, то он вообще живет не по средствам…
— Вы не сообщили мне ничего нового! Я отлично знаю, что бедняжка Марджори не в силах противиться соблазну, а Дональду никогда не удалось бы сводить концы с концами, если бы не помощь дядюшки Дороти…
— К несчастью, сэр, у миссис Рутланд куда более крупные долги, чем воображает ее муж, но мало-помалу она их выплачивает, хотя никакого личного состояния у нее нет. А у Дороти Фаррингтон вообще никогда не было дяди… Однако некий джентльмен и в самом деле ежемесячно переводит ей из Ирландии сто пятьдесят фунтов… Любопытно, что Фаррингтоны ни разу не ездили к нему в гости, ссылаясь на то, что «дядя» якобы не одобряет брака «племянницы».
Демфри покраснел.
— Возможно, у этого человека есть какие-нибудь причины быть щедрым с Дороти… причины, которые нас вовсе не касаются…
— Да, такая возможность существует, сэр, но нас, увы, касается решительно все… точнее говоря, наша работа в основном из того и состоит, что приходится совать нос в дела, которые не имеют к нам отношения, по крайней мере теоретически…
Почувствовав, что атмосфера накаляется, Норланд решил положить конец разговору.
— Как и вы, Реджинальд, я от всей души желаю, чтобы Фаррингтон и Рутланд оказались вне подозрений, но пожелание — еще не уверенность. Итак, вы предупреждены. Но не показывайте своих истинных чувств и продолжайте играть роль, как я вас уже просил. Более того, джентльменов из Интеллидженс Сервис очень устроило бы, если бы вы постарались несколько облегчить задачу нашим противникам…
— Каким же образом?
— Например, устроив у себя прием в ближайшие несколько дней. Разумеется, все расходы оплатит казначейство… Подумайте, может, припомните какое-нибудь событие или дату, которую можно бы отметить?
— Боюсь, вы застали меня врасплох, сэр… А, погодите… Скоро тридцать лет, как я женат… Но, по правде говоря, я вовсе не собирался праздновать годовщину того далекого дня…
Адмирал долго смеялся.
— Реджинальд, вы неподражаемы!.. Умора, да и только!.. Но вы все же отпразднуете это тридцатилетие, и леди Демфри первая удивится… и придет в восторг! Уж в этом я не сомневаюсь! Не забудьте сообщить ей приятную новость сегодня же за ленчем и воспользуйтесь случаем рассказать о досье «Лавина» и ей тоже.