Ее голос был столь же нежен, как прикосновение.
— Ты можешь сожалеть, и если так, я приму это как наказание, которое должна понести, — продолжала она, ее маленькая прохладная рука легла на его щеку. — Но я не жалею, никогда не пожалею. Не мы довели Робина до травмы:
— Зоэ, я не знаю. — От ее прикосновения он собрал волю в кулак и не узнавал собственный голос. — Я не знаю, что случилось со всеми нами. Я знаю только, что мой брат едва жив, и не могу вынести мысли о его потере.
— Это не твоя вина, — снова сказала Зоэ, — а моя. Но я виновата только в том, что заставила его обручиться со мной, когда он любил другую.
Мерсер отпрянул.
— Зоэ, как же мы все испортили? — Он вскинул руки в бессильном жесте. — Если Робин так любил Марию, почему он заигрывал с тобой?
— Поскольку он молод, — сказала Зоэ, — и, как все молодые красавцы, слишком дерзкий, и потому что я соблазнила его. Но я никогда не сделала бы это, Мерсер, знай, я, что его сердце занято.
— Как можно это знать? — глухо сказал Мерсер. — Если Робин сам не знал себя, пока не оказалось слишком поздно, как мы могли знать, что у него в сердце?
И вдруг его осенило, что, то же самое можно сказать о нем самом. Он помнил слепой гнев, охвативший его, когда он увидел Зоэ в объятиях брата, помнил захлестнувшую волну боли и свое ощущение, что он узнал главную правду, но узнал слишком поздно. Он тогда фактически сделал предложение, вложив собственные чувства в уста брата, чтобы спасти Зоэ от гнева ее отца.
Он всегда в глубине души любил ее. Теперь он это понял. Но он был слишком горд и, возможно, слишком труслив, чтобы признаться в этом даже себе. И разве его грех меньше, чем прегрешение Робина?
— Зоэ, я тебя не обвиняю — сумел произнести он. — В тот день во мне говорило горе и чувство вины.
— Спасибо, — тихо сказала она.
В комнату вошла няня с дымящейся чашкой, обернутой в полотенце. Зоэ вернулась к своему стулу у кровати.
— Добрый день, дружок, — кивнула Мерсеру няня. — Ушибы Роберта пожелтели, ты заметил?
— Это ведь хорошо, правда, няня? — Мерсер подошел к кровати и снова занялся ногами Робина.
— Да. — Старая няня поставила чашку на ночной столик и начала разворачивать полотенце.
— Няня, я тут нужна? — Зоэ наклонилась промокнуть рот Робина салфеткой.
— Нет-нет, — ответила старушка, — иди, милая.
— Спасибо, я только… — Оборвав фразу, Зоэ всматривалась в лицо Робина.
— Что? — спросил Мерсер, опустив, ногу Родина. Зоэ наклонилась над кроватью.
— Посмотри, — прошептала она. — Его глаза.
— Что с ними? — Мерсер положил руку на спинку ее стула и наклонился ближе.
— Они двигаются, — шептала Зоэ. — Как будто ему что-то снится.
— Хорошо! — Старая няня подошла к кровати с, другой стороны. — Это очень хороший признак.
— Смотрите! — вскрикнула Зоэ. — Вы видели?
— Я ничего не видел, — прошептал Мерсер.
Зоэ резко поставила чашку и подскочила, едва не стукнув его макушкой в подбородок.
— Жаль! — Зоэ скользнула мимо него. — Садись и смотри внимательнее.
Но Мерсер уже сел на ее стул и подался вперед.
— Он скоро очнется. Хоть он и плох, но идет на поправку. — Старая няня, подойдя, гладила Мерсера по плечу. — Не мучь себя.
Он, не отрывая глаз от Робина, поймал ее руку.
— Молю Бога, чтобы ты оказалась права, няня, — пробормотал он, сжав ее пальцы.
Зоэ уже подошла к двери.
— Мерсер, — позвала она, взявшись за ручку.
— Да? — Обернувшись, он увидел, как она моргает, отгоняя слезы.
— Если он очнется, — ее голос звучал нетвердо и немного угрожающе, — тогда ты разбудишь меня, независимо от времени. Ты понял?
— Да, понял, — серьезно кивнул он.
Зоэ закрыла за собой дверь и хрипло выдохнула. Прислонившись к двери, она прижала ладони к гладкому прохладному дереву.
Господи, неужели это возможно?!
Несмотря на слова поддержки, обращенные к себе самой и всем остальным, Зоэ до конца не верила, что Робин очнется. Усталая и опустошенная, она поняла, что сейчас не сможет отдыхать. Ей нужна долгая прогулка и время, чтобы подумать.
Зоэ заторопилась за своей шалью. Она вошла в спальню, следом появилась Труди со стопкой выстиранного белья.
— Я собираюсь прогуляться к скалам до сумерек, — сообщила Зоэ после рассказа о глазах Робина. — Не знаю, насколько я задержусь, так что обедай, Тру, и вечером ты свободна.
— Хорошо, но будьте осторожны, мисс. — Труди, улыбнувшись, начала убирать одежду. — На скалы даже не ступайте.
— Я такой глупости не сделаю, Тру. Спасибо.
Накинув на плечи шаль, Зоэ пошла по коридору к главному холлу. На площадке лестницы резко потянуло сквозняком. Глянув поверх балюстрады, Зоэ увидела, что массивные двери открыты. Лакеи выносили корзины и свертки и загружали их в легкий фаэтон.
Под великолепным портиком сникший Амхерст разговаривал с Уэром и доктором Бевинсом. Даже с лестницы Зоэ видела, что их лица преисполнены печали. Заторопившись вниз, она оказалась у дверей, когда оба визитера начали спускаться с крыльца. Внизу ждал кабриолет доктор Бевинса. Лучи угасающего солнца бросали вокруг последние блики.
Зоэ заколебалась, положив руку на дубовую дверную раму. — Извините. Что-то случилось?
— Ах, Зоэ, моя дорогая! — Амхерст встряхнулся, словно сбрасывая оцепенение. — Да, жена мистера Фитча скончалась.
Зоэ почувствовала удар внезапного горя.
— О Господи! Это в том доме к западу от фермы? — пробормотала она. — Арабелла мне его показывала.
Амхерст грустно улыбнулся:
— Да, кругом горе. У Фитча четверо детей, и все младше четырнадцати лет. Я поеду навестить семью вместо Стюарта. Может быть, чем-то сумею помочь.
Зоэ колебалась лишь мгновение, потом шагнула на крыльцо.
— Вам лишняя пара рук не нужна? — спросила она. — Я… у меня неотложных дел нет.
Амхерст вздрогнул.
— Это тяжелое дело, Зоэ. Семья просто сломлена. Скрестив на груди руки, Зоэ кивнула в сторону ждущего фаэтона.
— Есть ли еда в корзинах? — спросила она. — Я, по крайней мере, могу проследить, чтобы дети поели, пока вы будете разговаривать с мистером Фитчем.
Амхерст улыбнулся и подал ей руку.
— Буду рад твоему обществу. Скоро они уже ехали по сельским дорогам, которые стали для Зоэ знакомыми.
— Спасибо, что взяли меня с собой, — поблагодарила она через несколько миль. — Я в эти дни как неприкаянная. — Потом она пересказала слова няни о глазах Робина.
— Слава Богу! — едва слышно произнес Амхерст. — Возможно, со временем из всего этого получится что-то хорошее.
Зоэ взглянула на него с кислой улыбкой.
— Я не могу понять, что именно, — честно сказала она. — Робин покалечен и будет страдать от сильной боли.
Амхерст пожал плечами.
— Иногда Господь испытывает нашу силу, Зоэ, — спокойно ответил он. — Как ни трудно нам это постичь, он порой видит необходимость бросить нас в горнило страданий подобно куску закаленной стали. И подобно стали мы выходим из этого горнила более совершенными. Наши шрамы не изъян и уродство, а знак триумфа. Зоэ смотрела на проселочную дорогу с полоской травы посередине, обдумывая философию Амхерста. Даже ребенком она находила утешение в спокойной уверенности его суждений, и религиозных, и светских, и этот дар он, по-видимому, передал своему старшему пасынку. Действительно, Мерсер во многих отношениях больше походил на отчима, чем на мать. Коул Амхерст был прохладным бризом по сравнению с пламенем Джонет. Наверное, поэтому они так счастливы.
— Я уверена, сэр, что вы правы, — наконец сказала она. — Вы всегда правы. Мне только жаль, что у меня нет вашей веры.
— О, она у тебя есть, — мягко ответил Амхерст. — И я думаю, Зоэ, что ты сейчас обретаешь ее во всей полноте. Возможно, несчастье с Робином это и твое горнило?
Зоэ заморгала, отгоняя подступившие слезы.
— Пожалуйста, не надо, мистер Амхерст, — пробормотала она, глядя на живую изгородь. — Иначе, пока мы приедем к мистеру Фитчу, я превращусь в фонтан слез.
— Не буду, не буду, дитя. — Взяв поводья в одну руку, другой он обнял Зоэ за плечи и притянул к себе. — Прости. Все это так тяжело для тебя.
«Да, и я все это еще усугубила», — подумала она, позволив себе на мгновение прижаться к его плечу. Но она ничего не сказала. Через некоторое время Зоэ подняла го лову, и Амхерст отпустил ее, окинув любящим взглядом.
— Ты изменилась, Зоэ, — задумчиво произнес он. — Прежняя живость осталась, но появилось что-то еще… чего я не могу уловить.
Зоэ уставилась вдаль.
— Я стала взрослой, — глухо сказала она.
— О, надеюсь, нет, — широко улыбнулся Амхерст. Ничего подобного. Но ты стала более уравновешенной. Думаю, ты поняла, чего хочешь от жизни.
Да, она знала, чего хочет. Она хотела того, чего не могла иметь, и осознание этого превращало каждую мелочь в испытание и трагедию.
— Я научилась принимать жизнь такой, какая она есть, мистер Амхерст, — спокойно сказала Зоэ, — вместо того, чтобы бороться с ней, но моя наука очень дорого обошлась Робину.
— Это неправда, милая, — покачал головой Амхерст. — Неправда.
Но у них уже не было времени на разговоры. Показался дом Фитча. Скоро придется иметь дело с настоящей трагедией, более страшной, чем горести богатой девушки, упивавшейся жалостью к себе.
Зоэ быстро вытерла рукой глаза и повернулась за первой корзиной.
Мерсер напряженно сидел у постели брата, над Грейторпом опускались сумерки. Он любил это время суток, когда дневная работа закончена и человек может расслабиться в собственном доме, немного усталый, но все же уверенный, что всё в согласии с миром.
Но сейчас все далеко не так, хотя никто этого и не заметил бы. Сквозь открытое окно он слышал тихое воркование голубя, зовущего голубку. Протяжно мычали коровы вдали. Солнце в алом венце заката медленно опускалось за деревья, последние лучи падали на подоконник, когда Чарли пришел задвинуть шторы.
— Ты в порядке, дружище? — спросил он, проходя мимо.